В окружении Гитлера
Шрифт:
Гитлер знал также, что некоторые тезисы нацистских ораторов, производившие впечатление на обнищавших националистов и люмпенов из CA и доводившие их до исступления, были слишком неприятны для ушей промышленников и банкиров, и тем более для тех, кто был связан с тяжелой индустрией, которую гитлеровцы периода «бури и натиска» обещали национализировать.
Вождь НСДАП понимал, что так не завоевать политического доверия ни магнатов Рурского бассейна, ни юнкерства, которых, прибегая к классовой демагогии, отдавали на съедение штурмовикам. Поэтому, идя на личные контакты с избранными политиками и журналистами, Гитлер прибегал к совершенно иной тактике. Он предпочитал доверительные беседы, в ходе которых открывал свои сокровенные планы и намерения, беря с терпеливых
Таким именно изощренным способом, играя на ненависти власть имущих к коммунизму и зарождавшейся демократии, Гитлер стремился создать у своих собеседников впечатление, будто охотно предоставит им свои «добрые услуги» в общей борьбе против ненавистной республики. Он не обрушивал на них свои митинговые лозунги, а развивал перед собеседниками далеко идущие планы, которые каждый немецкий националист вынашивал в те времена в сердце. Потому-то Гитлер и требовал от своих гостей хранить молчание, ибо предание его мыслей и целей гласности могло бы повредить ему во мнении его сторонников. А он готовился к новой предвыборной кампании.
Гитлер отлично знал, кто такой Брайтинг и чего он хочет. Он знал, что этот человек «держал в кулаке политические партии». Брайтинг был своего рода «серым кардиналом» не только в Лейпциге, но и во всей Саксонии, где НСДАП с большим трудом отвоевывала себе позиции. Склонить на свою сторону Брайтинга и его газету представлялось важным особенно в канун новых выборов в рейхстаг.
Гитлер пошел Брайтингу навстречу, разрешив ему застенографировать в общем-то доверительную беседу с лидером НСДАП, разумеется, взяв с него слово держать все в строжайшем секрете. Такое же обязательство дал и сопровождавший Брайтинга сотрудник д-р Альфред Детиг.
Штаб вождя НСДАП — «коричневый дом» располагался в Мюнхене на элегантной Бриннерштрассе, в бывшем дворце Барлова, где до 1900 года помещалось итальянское посольство при баварском правительстве. Напротив дворца находилась резиденция папского нунция Эудженио Пачелли, добившегося заключения конкордата с «третьим рейхом». «Гитлер, — пишет в своих заметках Рихард Брайтинг, — заплатил полмиллиона марок за дворец Барлова и столько же потратил на его перестройку».
Первое, что произвело впечатление на Брайтинга, — штурмовики перед входом в здание: «Это высокие, отличающиеся прекрасной военной выправкой мужчины с жесткими чертами лица, которым можно поверить, что они готовы на самопожертвование ради пользы движения». На лице встретившего его Рудольфа Гесса Брайтинг заметил «какой-то отпечаток фанатизма». В кабинет Гитлера попадали, проходя через мраморный зал. Тут были памятные доски с фамилиями 13 убитых 9 ноября 1923 г. в Мюнхене, флаги CA и место, предназначенное для увековечивания памяти еще 300 гитлеровцев, погибших в уличных стычках. «Зал, без сомнения, производил большое впечатление, — записал Брайтинг. — Повсюду свастики: на плафонах, на карнизах. Они были также вписаны и в оконные витражи зала».
Поджидая Гитлера, гости осмотрели все здание. Гесс показывал Брайтингу и Детигу партийный архив, где находились личные дела полумиллиона членов НСДАП. Там оставалось место еще на полмиллиона. И на этом, как объяснил Гесс, Гитлер намерен поставить точку (как мы знаем, после 30 января 1933 г. он принял в НСДАП еще 5 млн.).
Комнаты Гитлера находились на втором этаже. Поражала роскошная обстановка: старинная мебель, старые венецианские канделябры и другие дорогостоящие предметы. Гесс показывал своим гостям, отмечает Брайтинг, «сенаторский зал», в котором было 61 обтянутое светло-красной кожей кресло. На мраморном плафоне — мозаичные эмблемы НСДАП. Свастики были и главным элементом в орнаменте ковров. На стене против дверей — четыре увенчанных огромной свастикой плиты, символизирующие четыре этапа развития партии: основание, программа, первый кризис (1923 г.) и возрождение (14 сентября 1930 г. — 107 депутатских мест в рейхстаге). В сенаторском зале, пояснил Гесс, в свое время займут места самые заслуженные люди и политики, которые будут управлять Германией (только однажды собрал Гитлер своих людей в этом зале. 30 июня 1934 г. он отдал приказ уничтожить верхушку CA во главе с Эрнстом Ремом, и когда «путчисты» были ликвидированы, а Рем умерщвлен, именно здесь Гитлер разъяснял своим мюнхенским приятелям причины «ночи длинных ножей»).
Брайтинг осмотрел также расположенный на третьем этаже зал суда НСДАП, где проходили процессы против членов партии. На судейском столе с золотой свастикой соседствовала фигурка Христа, что Брайтингу показалось кощунством.
Такую превосходную и дорогую обстановку для «коричневого дома» можно было позволить, разумеется, лишь благодаря финансовой помощи определенных промышленных кругов Германии: Фриц Тиссен и Кирдорфф еще до 1933 года ссужали Гитлеру миллионы, ибо членских взносов не хватало даже на содержание штурмовиков. В своих записках о посещении Гитлера Брайтинг отметил, что его хозяин тогда уже «жил по-царски» и готовился соответствующим образом представлять «коричневую власть» в Германии.
Осмотрев дворец, гости прождали еще с добрый час. Гитлер якобы был «весьма занят», но у Брайтинга создалось впечатление, что все это просто отлично срежиссировано. Наконец, Гитлер принял своих гостей, сидя за огромным столом в большом зале, прилегающем к «сенаторской». На столе бюст Муссолини, на стене — громадных размеров портрет маслом «старого Фрица» (Фридриха II Прусского). Приглашение Брайтинга в «коричневый дом» должно было подчеркнуть, какая высокая честь оказывается ему, поскольку все знали, что Гитлер принимал там только выдающихся личностей, да и то преимущественно визитеров из-за границы. Беседа началась.
Как явствует из записей Брайтинга, на первой беседе, состоявшейся 4 мая 1931 г. в мюнхенском «коричневом доме», присутствовал также секретарь Гитлера и его правая рука в партии Рудольф Гесс. На второй встрече в июне 1931 года Брайтинг сначала был один. Компанию Гитлеру какое-то время составлял д-р Ганс Франк, его юридический советник (в годы войны генерал-губернатор в так называемом генеральном губернаторстве, повешен в 1946 г. в Нюрнберге). Это он формально уладил спор между Брайтингом и гитлеровской «Фрайхайтскампф» в Дрездене.
Брайтинг предупредил Гитлера, что пришел не просто затем, чтобы взять у него интервью: ему захотелось лично познакомиться с Гитлером. Человек, занимающийся политикой, не может пройти мимо такой личности, как Гитлер, — этот комплимент доставил шефу удовольствие, читаем мы в стенограмме Брайтинга. Ему явно понравилось, что издатель «Лейпцигер нейестен нахрихтен» Эдгар Герфурт, видный представитель саксонских консерваторов, хотел посвятить ему целую газетную полосу. В ответ Гитлер подчеркнул, что отдает себе отчет в том, какую роль Брайтинг и его газета «играют в жизни немецкой интеллигенции и немецкой буржуазии».
Гитлер сразу же раскусил своего гостя, о котором много слышал от Дитриха. В беседе, по словам историка Голо Манна, много занимавшегося стенограммами Брайтинга, он прибегает к искусству «выбивать людей из колеи, говоря им правду в глаза». Он не скрывает от представителя буржуазии своего презрения к буржуазии. Он никогда не допустит того, чтобы она подмяла его под себя. Это он, Гитлер, использует буржуазию в своих целях, даже если и придется прибегнуть к помощи кнута. Гороскоп, составленный в ходе беседы с Брайтингом для Веймарской республики, оказался пророческим: союз с Гугенбергом, принятие власти законным образом с соблюдением всех формальностей, а затем уничтожение парламентаризма. «Но, поскольку он хочет перетянуть Брайтинга на свою сторону, — пишет Голо Манн, — он следит за собой, чтобы не сказать всей правды». Так он добивается того, чтобы редактор «Лейпцигер нейестен нахрихтен» покинул его кабинет в убеждении, что такого политика ему еще не приходилось встречать. Будет ли этот человек тем политиком, который спасет Германию?