В омут с головой
Шрифт:
— Потрясающе интересно!
— Да, я действительно прожила интересную жизнь. Но ушла из университета, как только Латвия отделилась. Там сразу и тема моя стала неперспективной, и сама я оказалась плохим ученым и преподавателем. Теперь нужно было преподавать на латышском, а я не смогла. И предложила, давайте я буду читать лекции на английском, французском или немецком — на выбор. А мне ответили, чтобы я уезжала в Россию и читала там лекции хоть на арабском. Мы со Стасем ушли одновременно. Он во время обеденного перерыва любил пройтись пешком, с бульвара
— Завидую вашей силе духа, Алла… — Алешка опять осекся — отчество так и просилось следом за именем.
— Так-так, привыкайте! — Алла ловко управлялась с рыбой, лежавшей в раковине.
— Как у вас хорошо получается, — отметил Алешка.
— Да, привычка, знаете ли, почти сорок лет на кухне, несмотря на академическое образование.
— А что вы больше всего любите готовить?
— Больше всего? Гм-м, дайте-ка подумать. Пожалуй, больше всего мне нравится утка с яблоками и минога в чае.
— Минога? В чем? — удивился Алешка.
— Да, в чае. Я как-нибудь приготовлю. Минога отваривается в чае, потом заливается чайным желе, и получается просто превосходно.
— Послушайте, ловлю вас на слове. В воскресенье приедут родители, а с ними наши друзья, Брахмановы. Можно устроить праздник.
— Превосходная идея, но я бы немного изменила условия.
— Как это?
— Почему так мало народа? Я бы хотела познакомиться со всеми вашими друзьями. Я люблю, когда в доме много народу. Давайте пригласим кого-нибудь еще.
— Без проблем.
Алешка стоял на дорожке за воротами дачи. Вкуснейший ужин, приготовленный Аллой Георгиевной, давно уже был съеден. Часы показывали начало первого ночи. Лина так и не приехала. Ни к ужину, ни после него. И не позвонила. Ее телефон в доме бабушки молчал, отзываясь продолжительными гудками. Алешка волновался: что с ней могло случиться? Почему так поступает с ним? Почему заставляет его волноваться?
Алешка вернулся в дом, заперев за собой двери и ворота. Опять посмотрел на телефон, но тот безнадежно молчал. Алешка снял трубку, глядя на нее, как дети на взрослого, прося сладостей. Но телефон не знал жалости. Он был безучастен, не отвечал за поступки людей, за их равнодушие и разочарования. Алешка решил дождаться утра и отправиться в город — разыскивать Лину.
Не раздеваясь, улегся наконец в постель. Задремал тяжелым, нервным сном, просыпался почти каждые пятнадцать минут, снова заставляя себя уснуть, чтобы скоротать время до утра. Сновидения появлялись и исчезали, они были неясны и неприятны. Алешка ворочался с бока на бок, зарывался в подушки и наконец-то
Его разбудил телефонный звонок. Он как безумный вскочил с постели и схватил трубку.
— А-а-алле, Лина, где ты? — закричал он, не дожидаясь ответа.
— Алеша, — услышал он ее спокойный голос. — Я подозревала, что ты не спишь, поэтому и звоню сразу, как только сошла с поезда.
— Какой поезд? Где ты? Я с ума схожу, а ты… Да где ты?
— Я в Москве. Извини, что не позвонила вчера, но не хотела, чтобы ты ехал со мной. Я скоро вернусь, не волнуйся.
Алешка не успел сказать и слова, как в трубке зазвучали короткие гудки. Ничего не в состоянии возразить, он только ругал себя последними словами, кусал от досады губы, одной рукой прижимая трубку к уху, а другой стуча по стене и разбивая в кровь костяшки пальцев.
Чья-то сильная рука перехватила вдруг его уже прилично окровавленный кулак. Спокойный голос с еле заметным акцентом отрезвил:
— Не надо, мальчик, ты же мужчина.
Станислав Янович стоял рядом, в его лице светилась строгая уверенность и добрая серьезность. Это помогло Алешке справиться с эмоциями: он взял себя в руки и уже спокойнее проговорил:
— Она уехала, она в Москве, я поеду за ней.
— Нет, Алеша, ты должен уважать ее желания. Если бы она хотела сейчас быть с тобой, она бы не уехала.
— Не понимаю, почему? Почему она не хочет, чтобы я был рядом? Я же люблю ее, и она меня любит, я уверен в этом.
— Она действительно любит тебя, но, видно, ей надо сейчас побыть одной.
— Я еду, — упрямо повторил Алешка.
Он положил трубку и тут же снова поднял ее, набрал номер телефона Андрея Какошина. После третьего гудка в трубке послышался заспанный бас журналиста:
— Если это не пожар или наводнение, я вас убью.
— Пожар, — ответил Алешка. — Проснись наконец, ты мне нужен!
Возникла пауза, Андрей что-то соображал, потом спросил:
— Извините, я не расслышал, кому я нужен?
— Ты что, пьяный?
— Нет, я только что лег, — рявкнул Какошин.
— Тогда вставай. Ты можешь поехать со мной в Москву? Или дай мне свою машину.
— А где горит? — продолжал недоумевать Андрей.
— Кретин, как тебя держат в твоей газете! Лина в Москве, — продолжал горячиться Алешка.
— Корнилов, это ты? — наконец сообразил Андрей.
— Да я, я. Кто же еще может разговаривать с тобой столько времени?
Андрей сделал вид, что не заметил Алешкиной грубости, он почти проснулся и уже начал кое-что соображать. Минуту поколебавшись, он наконец произнес:
— Я доеду до тебя, а в столицу погонишь сам. Я не спал всю ночь, могу уехать не туда. Лады?
— Я люблю тебя, папарацци.
— Предпочитаю традиционные сексуальные отношения, — окончательно проснулся Андрей.
Алешка быстро собрал кое-какие вещи в своей комнате и спустился вниз. Из кухни выглянула Алла Георгиевна.