В омуте

Амфитеатров Александр Валентинович

Говоря это, она расталкивала отупвшую двицу; та звала и хлопала глазами, но, наконецъ, сообразила, чего отъ нея требуютъ, и стала лниво одваться.

Спавшая

дама, едва ее окликнули, вскочила, какъ встрепанная, и заметалась, на скорую руку хватая свои разбросанныя вещи.

Об были одты превосходно; гд-то я ихъ видалъ. Моимъ присутствіемъ он ни мало удивлены, повидимому, не были…

— Прощайте, — сказала Анна Евграфовна, подавая мн руку, — помните: молчаніе. А фельетонъ вообще, если хотите, напишите: это ничего, это, можетъ быть, даже полезно будетъ. И мн, и другимъ. Я вдь не исключеніе, мой другъ! Далеко не исключеніе! Насъ много — гораздо больше, чмъ вы, можетъ быть, думаете… этакихъ секретныхъ виверокъ.

И вотъ халъ я домой въ глубокомъ раздумь, разсуждая о томъ, что сейчасъ видлъ и слышалъ. Вспоминалъ я наши мужскія сходбища и кутежи,

въ которыхъ не разъ приходилось принимать участіе и Евлампію Ильичу, о комъ сейчасъ только хуже, чмъ съ ненавистью или даже презрніемъ… нтъ! съ холоднымъ безразличнымъ равнодушіемъ — говорила его жена. Вспоминалъ, — и все въ нихъ было тоже и порочно, и пьяно, и неумно, правда. Но вмст съ тмъ, не знаю почему, на памяти у меня все вертлись эти стихи эпикурейца Клавдія на пиру умирающаго Люція въ «Двухъ мірахъ» Майкова:

Ну, да! Два пальца въ ротъ и вся бда! А вотъ, что будетъ, какъ ворвется Сюда весь женскій Римъ! Начнется Вотъ тутъ-то оргія…

И нехорошо на душ становилось.

1911