В опасности
Шрифт:
Пабом для ремесленников традиционно считается «Дак энд Кавер». Раньше название было другое, пока кто-то не изменил краской слово на вывеске. Те, кто каждый день ездит на работу на поезде, привыкли ходить в другой паб – «Руки мельника». Здесь подают «Пиммс», а спортивные передачи показывают только во время чемпионата мира по футболу или Уимблдонского турнира. Рэйчел полагала, что рано или поздно между двумя пивнушками произойдет решающее сражение за право считаться пабом номер один. Во всяком случае, она надеялась на то, что все так и произойдет. Сама Рэйчел твердо стояла
За исключением «Рук мельника» в городе почти ничего не изменилось или пока не изменилось. На центральной улице по-прежнему нет магазинов, торгующих одеждой или домашней утварью. В городе проходит ежегодный весенний праздник, на котором угощают пастой и собирают денежные пожертвования на поддержку местной пожарной станции.
– Почему же раньше у вас не было так много приезжих? – спросила я ее тогда.
– Поезда стали ходить быстрей.
Возле Лондона есть городок покрупней с таким же названием, и там тоже имеется известный паб, но Рэйчел никогда не исправляла тех, кто их путал или говорил ей о том, что побывал в пабе под названием «Письмо и Цветы».
Рэйчел считала, что с городком все же что-то не так. Я не могу вспомнить точно, когда об этом зашла речь. Но не так давно, когда мы вернулись из Корнуолла. Тогда я не дала ей договорить. Мы сидели у нее в доме и завтракали. Я только что проснулась, и мне не хотелось слушать подобные вещи. По тону голоса Рэйчел я сразу поняла, что она собирается рассказать мне что-то ужасное. И поняла, что самое время ее остановить. Передо мной лежал малиновый круассан, стояла чашка эспрессо, и я должна была выслушивать какие-то неприятные новости о ее городке!
Тут еще есть винный магазин. Общество строителей. Золотой петух на крыше гостиницы. Библиотека. Еще желтый навес «Руки мельника». И старые тополя перед ремонтной автомастерской. И близнецы, которые трудятся на благо городка.
Я считала, что это никакие не близнецы, а всего один человек, пока я не увидела, как они вместе моют мусоровоз. Оба носили зеркальные солнцезащитные очки, оба отрастили длинные волосы, и у обоих имелся ротвейлер.
– У них одинаковые собаки? – спросила я.
– Нет, собака всего одна, – ответила Рэйчел.
Дела у «Охотников» идут не очень хорошо. Двенадцать номеров и всего двое постояльцев. Сейчас ноябрь, но, по словам Рэйчел, летом тут тоже почти никто не останавливается. Она рассказывала, что гостиницу не закрывают только из-за бара на первом этаже. Для меня это добрые вести, поскольку лично я пока что уезжать отсюда не планирую.
Вернувшись из полицейского участка, я краду из кухни нож. Кладу его под кровать так, чтобы, опустив руку, можно было бы схватить его. Потом я опускаюсь на кровать, ломая голову над тем, что же именно она хотела тогда рассказать мне, и наконец позволяю окружающей темноте полностью окутать мое лицо.
Глава 5
Первые
В «Телеграф» про Рэйчел ничего не написано. Нет статей про нее и в «Индепендент», «Сан», «Гардиан» и даже в «Дейли мейл». Ну если национальные газеты умолчали об этом случае, может, ничего и не произошло?
Зато статья есть прямо на первой странице «Оксфорд мейл». Наверное, журналисту удалось достать информацию в морге о вскрытии. Она умерла от артериального кровотечения, как выясняется. Время смерти между тремя и четырьмя часами дня. Она получила одиннадцать ножевых ранений в живот, грудь и шею. На ладонях и руках также имеются повреждения – она пыталась защищаться.
Вот я за столом читаю статью, а вот я уже на ковре на четвереньках. Ландыши на обоях начинают шевелиться. Я молча открываю и закрываю рот.
Когда приступ боли проходит, меня уносит в дальний угол комнаты. Я кидаю газеты в пустой камин. Мне хочется сжечь их, но у меня нет спичек.
Я звоню своей начальнице – специалисту по ландшафтному дизайну. Рассказываю ей, что у меня в семье потеря и теперь я сама не знаю, когда смогу вернуться в Лондон. Такая формулировка нравится мне, получается, что это как будто не Рэйчел умерла, а какой-то другой член моей семьи. Может, тетушка или наш папа. Она говорит мне, чтобы я не торопилась и оставалась на месте столько, сколько понадобится, но при этом не предлагает мне оплачиваемый отпуск в связи с такой тяжелой утратой. В общем, я не могу ее в этом винить. Не такая у нас работа.
Я звоню своей лучшей подруге Марте. Она хочет приехать ко мне и побыть со мной некоторое время, но я объясняю ей, что сейчас мне лучше оставаться одной.
– Когда ты возвращаешься домой? – спрашивает Марта.
– Я не знаю. Детектив попросил меня пока что пожить здесь.
– Зачем?
– Думаю, им потребуется кое-какая информация о ней.
Я прошу Марту рассказать о случившемся нашим общим подругам и заодно даю номера знакомых Рэйчел. Элис живет в Гватемале. Ее телефонного номера у меня нет, и я надеюсь на то, что Марта тоже не сумеет его разыскать. Меня это даже немного успокаивает. Хотя бы для нее Рэйчел будет оставаться живой, как будто это хотя бы частично может стать правдой.
После телефонных разговоров я иду к ее дому. Воскресный день, конец ноября, редкие машины обгоняют меня – люди едут куда-то по своим делам. Я не могу поверить в то, что смогу дальше жить без нее, просто так существовать, но уже одна. Передо мной темной лентой тянется бетонная дорога.
В газетной статье ничего не говорилось про собаку. Полиция наверняка этим довольна. А я до сих пор вижу пса, висящего на лестнице. Это крупная немецкая овчарка. Даже удивительно, как перила выдержали вес собаки.