В ореоле тьмы
Шрифт:
– Хочешь посмотреть на мастерскую Ренуара?
– Огюста Ренуара? – широко раскрыв глаза, переспросила я.
Выражение лица Тео преобразила легкая усмешка.
– Именно.
– Она здесь, на Монмартре?
Тео встал со ступенек и протянул мне руку.
– Музей Монмартра. Здесь в конце девятнадцатого века он открыл свою первую мастерскую.
Я вложила свою прохладную кисть в его ладонь. Одно маленькое прикосновение, но я покрылась мурашками. Он нежно провел большим пальцем по моей коже.
– Ты совсем замерзла.
– Мне
Тео замер; было видно: он не знает, что мне ответить. Он аккуратно потянул меня вверх, помогая встать со ступенек.
– Значит, Ренуар и его первая мастерская, – неловко откашлявшись, пробормотал он себе под нос. – Нам в ту сторону.
– Что тебя связывает с моей сестрой? – твердо спросила я.
Мне нужно было знать. Бабушка была уверена в том, что они встречаются. Ее старческие мечты оказались простыми: свадьба Тео и Клэр и парочка внуков. Мама на эти разговоры не реагировала. Она мечтала, чтобы Клэр бросила рисовать и больше никогда не брала карандаш в руки. Отец говорил о Тео с теплотой и благодарностью. Но я так и не могла понять: между ними дружба, любовь или же что-то еще?
Тео бросил на меня озадаченный взгляд.
– Не понял вопроса. – Он выпустил мою руку и спрятал свою в карман.
Он был напряжен, избегал моего открытого взгляда, держался на расстоянии. Словно боялся подойти ближе.
– Вы встречаетесь? – спокойно спросила я и сделала несколько шагов к нему навстречу, наши плечи соприкоснулись.
– Нет, – нехотя ответил Тео и вновь увеличил расстояние между нами.
– А девушка у тебя есть?
Он резко повернул голову и одарил меня хмурым взглядом.
– К чему эти вопросы, Беренис?
– Вау, я стала Беренис?
– Это твое имя, нет? – В его тоне сквозило раздражение, он будто пожалел, что встретил меня.
Меня задело подобное поведение. Он отвернулся и продолжил идти, а я остановилась.
– Я никуда с тобой не пойду. – Я потянула рукава толстовки, пряча за ними пальцы.
Тео выглядел сбитым с толку.
– У тебя есть какие-то планы? – осторожно поинтересовался он.
– Нет, – равнодушно пожав плечами, ответила я.
– Тогда в чем дело, Ниса?
– А теперь я Ниса? – задрав подбородок, спросила я.
Тео подошел ко мне вплотную, голубые глаза напоминали грозовое небо.
– Мне двадцать шесть, Ниса, тебе семнадцать, и моя личная жизнь не должна тебя волновать. Лучше тебе унять свою детскую фантазию.
– Мне через месяц восемнадцать, и у меня есть своя личная жизнь, так что расслабься.
Я вся внутренне кипела от его хамства и грубости. Но я хорошо умела держать эмоции под контролем. Отвернувшись от него, я пошла по улице, словно этого разговора вовсе не было, а самого Тео не существует. Он поймал меня за локоть:
– Стой.
Продолжения не последовало.
– Стою, – язвительно ответила я.
– Я все еще хочу показать тебе Ренуара, там как раз выставка.
– А я не хочу ничего с тобой смотреть, – с милой улыбкой ответила я, – так что пусти меня, ты ясно дал понять, что не желаешь моей компании.
Он нервным движением взлохматил волосы:
– Как с тобой сложно!
– С тобой тоже непросто.
Он кивнул и неожиданно признался:
– Когда ты так смотришь на меня и когда говоришь… – Тео запнулся.
– Говорю?
Он посмотрел мне в глаза:
– О тепле моих прикосновений или о том, кого именно рисуешь. Я не знаю, как правильно реагировать на это.
Я подошла к нему ближе. Он возвышался надо мной на голову и пристально вглядывался в мое лицо.
– Реагируй честно. Правдой на мою правду, Тео. Вокруг слишком много лжи и игр. Не знаю, как тебе, но мне от этого тошно.
– Порой честно – не значит правильно, – тихо ответил он.
Я задумалась.
– Такое ощущение, будто тебя пугает правда.
– А тебя нет?
Я покачала головой:
– Пугает безысходность.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что я вынуждена спать с матерью, ведь она панически боится, что я тоже исчезну. Я просыпаюсь с мыслью, что сегодняшний день будет похож на вчерашний. Мне приходится выходить из класса, чтобы ответить на ее звонок и сказать, что со мной все в порядке. – Я говорила это все спокойным, умиротворенным тоном. – Тео, она звонит мне каждые 20 минут, когда меня нет дома. Я прячу свои работы под кроватью, а могу рисовать лишь ночами. Она засыпает, и я выбираюсь из постели со страхом, что она проснется и застукает меня. В моей жизни слишком много недосказанного. Поэтому, нравится тебе или нет, ты слышишь всю правду, такой, какая она есть.
– Иди сюда, – тихо позвал он и крепко обнял меня.
Я уткнулась носом ему в грудь, вдыхая аромат одеколона. Он нежно погладил меня по спине, а я медленно просунула руки ему под куртку и обвила их вокруг его тела, крепко прижавшись к нему. Рядом с ним было так тепло.
– Ренуар и Алина Шариго, – тихо начала я, – у них была разница в возрасте двадцать лет. Он любил ее, она позировала ему и все прощала, потому что тоже любила.
Касание его рук успокаивало, ощущение его крепкого тела под моими пальцами умиротворяло.
– Они познакомились на Монмартре. Он сидел вместе с Моне в молочной мадам Камий, когда впервые увидел ее, – прошептал мне на ухо Тео.
– Как думаешь, что он почувствовал в их первую встречу?
Тео немного отстранился и заглянул мне в лицо.
– Он решил, что она убийственно милая, а затем подумал, что ему чертовски сильно хочется увидеть ее голой.
Я удивленно приподняла брови.
– Думаешь, он сразу же захотел раздеть ее?
– Конечно, а чего ты ожидала от человека, который говорил: «Я продолжаю работать над обнаженной натурой до тех пор, пока мне не захочется ущипнуть холст», – с легкой усмешкой ответил Тео.