В отсеках тишина
Шрифт:
Если кто недоволен пребыванием на жидком грунте, то это мы, обитатели шестого отсека. Из-за того что электромоторы работают мало, у нас становится холодно. А мы привыкли к теплу, избаловались, изнежились.
На лодке установился походный ритм жизни. Свободного времени у каждого более чем достаточно. Матросы много читают, благо командир позаботился, чтобы побольше взяли с собой книг. Литературы хватает, но Валентин Болгов и на этот раз взял с собой потрепанный томик рассказов А. П. Чехова. Кажется, сколько можно читать одно и то же? А мы читаем и каждый раз находим что-то
С приходом к нам В. А. Тураева изменился внешний вид моряков. "Подводного загара" больше ни у кого не заметите. Все аккуратно умываются, бреются. Сам командир всегда чисто побрит, подтянут.
У нас в отсеке состоялся небольшой праздник. Мы торжественно отметили день рождения Аркадия Комкова. Устроили праздничный обед. Кок Семен Стецюк испек для юбиляра сладкий пирог. На порожнем ящике мы накрыли стол, сердечно поздравили Аркадия и добросовестно разделались с вкусным пирогом. Пусть праздник получился очень скромным, но Аркадий, наверное, никогда не забудет свой день рождения, отмеченный в далеких водах Арктики.
Несколько дней прожили спокойно. Но однажды акустики Павел Сергеев и Евгений Новиков услышали шум винтов далеко идущего корабля. Подводники оживились. Электромоторам был дан полный ход. Лодка пошла на сближение с целью. Из центрального поста скомандовали: "Торпедная атака!"
Акустики уточнили шумы: идет под дизелями подводная лодка. Наверное, та самая, что пиратствовала здесь. Электромоторы работают на полную мощность, уже аккумуляторы стали садиться, а до цели
[47]
все далеко. Даже всплыв, пожалуй, не догоним. Расстояние между нами и противником растет. И командир скрепя сердце приказывает дать отбой тревоги.
Вскоре акустики снова доложили о подозрительных шумах. Опять тревога и полный ход. На этот раз цель настигаем быстро. Только акустики никак не разберутся в шумах. Что-то не то! Командир поднимает перископ и настораживается. Силуэт подводной лодки! Совсем близко! Но вглядывается спокойнее командир и видит: вовсе это не лодка, а огромная льдина, своими очертаниями очень смахивающая на всплывший подводный корабль. Плывет такая глыба льда да еще издает шум, как настоящая субмарина...
На исходе август. Скоро и полярная зима. Льдин теперь будет все больше.
И опять монотонные, однообразные будни.
В длительном плавании трудно приходится мотористам. Многие сотни миль мы прошли, пока добрались до позиции. А впереди еще долгое крейсерство в Карском море и обратный путь... Мотористы не знают покоя: то следят за работой дизелей, то осматривают их, регулируют, готовят к новому пуску.
Как назло, в самом начале похода прогорел компенсатор газоотвода левого двигателя. Это ребристый цилиндр, вмонтированный в трубу газоотвода и предохраняющий ее от деформации при нагревании. Теперь, когда волна заливает выхлопное устройство, раскаленные газы через дыру в компенсаторе врываются в отсек. Мимо дизеля страшно стало ходить: дым, искры бьют в лицо. Подойдя к опасному месту, мы приседаем, закрываем глаза — и броском в переборочную дверь.
Переборка от выхлопных газов
Старшина мотористов Николай Карпов долго бился с прогоревшим компенсатором, но дыру заделать так и не удалось. Во время работы дизелей мотористы задыхаются в дыму. И все-таки когда лодка всплывает, в их отсеке полно гостей: в надводном положении здесь разрешается курить. Покуриваем мы
[48]
молча, потому что из-за грохота дизелей все равно разговора не получится. У мотористов курильщикам лучше,, чем в центральном посту, где в это время выключен весь свет, кроме лампочки над штурманским столом, а вдобавок сыро и холодно, через раскрытый рубочный люк врывается ветер, а в свежую погоду может окатить и ледяной водой.
Воет ревун срочного погружения. Наступает благословенная тишина. Объявляется готовность номер два, все свободные от вахты отправляются отдыхать.
Выбрав свободный час, прохожу по кораблю, собираю заметки для боевого листка. В походе мы выпускаем его каждый день. Парторг мичман Андрей Климович Еремин строго следит за этим. Он стал очень требовательным, добивается, чтобы каждый коммунист вел партийную работу. У Еремина много забот. После того как на лодках не стало комиссаров, вся партийно-политическая работа легла на плечи командиров и парторгов. А у Еремина ведь еще основная должность есть — он старшина группы трюмных, служба у них беспокойная и ответственная. И сейчас мне с ним приходится обсуждать план очередного боевого листка прямо у станции погружения и всплытия — Еремин ни на минуту не может отойти от своего боевого поста. Разговариваем вполголоса. В центральном посту все так разговаривают. Тихо отдаются команды. Тихо звучат доклады.
Боцман Васильев (он же старшина группы рулевых-сигнальщиков), не сводя глаз с дифферентомера и глубиномера, время от времени нажимает на кнопки манипуляторов горизонтальных рулей.
Вахту на вертикальном руле несет Дмитрий Еремин, однофамилец нашего парторга. Это превосходный мастер своего дела. Еле заметными движениями он удерживает корабль строго на заданном курсе. Лодка идет словно по натянутой нитке. Дмитрий — старый североморец. Он еще до войны начал здесь службу на подводной лодке "М-173", хорошо знает и любит студеное море.
Возле трапа стоит Иван Медарь. Дожидается всплытия, чтобы занять свое место на сигнальном мо-
[49]
стике.
Рулевые-сигнальщики, пожалуй, самый ответственный народ на лодке. Когда мы идем в надводном положении, сигнальщики — глаза корабля. С первых минут похода и до самого возвращения в базу они всегда начеку. Служба их тяжела. Не так-то просто простоять четыре часа вахты на маленькой площадке, приваренной к ограждению тумб перископов, под ледяным ветром и колючими брызгами и до боли в глазах вглядываться в морскую гладь — или ослепительно сияющую под солнцем, или скрытую тьмой и туманом.