В ожидании Олимпийцев
Шрифт:
— Я считаю, — сообщила она с уверенностью, достойной пророчицы, но гораздо понятней, — что замыслы дяди, обычно, плохими не бывают. — Мне не хотелось с ней спорить, поэтому я даже и не пытался протестовать, во всяком случае, открыто. Просто я позволял ей высказаться. — Видишь ли, — продолжила Рахиль, — я занимаюсь проблемами наследования власти в ранний период истории Римской Империи. Сейчас я изучаю вопросы, связанные с еврейской диаспорой в период после правления Друзуса. Я думаю, тебе известно, когда это произошло?
Я действительно знал, хотя и без особых подробностей.
— Это
Она кивнула. Выходило это у нее чрезвычайно привлекательно: светлые волосы переливались, а в глазах появлялись искорки.
— Знаешь, для иудеев это было страшной трагедией, и, как говорит дядя, она могла не произойти вообще. Если бы наместник Тиберий был тогда жив, ничего бы не случилось.
Я закашлялся.
— Не уверен, что помню, кто такой Тиберий, — кающимся тоном признался я.
— Он был наместником Иудеи, причем очень хорошим, честным и справедливым. Он был братом императора Друзуса, дядя упоминал о нем, сына Ливии, приемного наследника императора Августа. Того, что вернул власть Сенату, когда на какое-то время Август забрал ее исключительно себе. Во всяком случае, Тиберий был самым лучшим наместником, которого когда-либо имели иудеи, равно как Друзус был самым лучшим императором. Тиберий умер за год до восстания. Поговаривали, что поводом его смерти стали подпорченные фиги, которые он съел перед этим. Хотя, это могла сделать и его жена Юлия, дочь Августа от его первой жены...
Я подал сигнал тревоги:
— Что-то все эти имена смешались у меня в голове, — признался я.
— Самый главный, которого тебе стоит запомнить — это Тиберий, о котором я уже говорила. Если бы он жил, восстания бы не было. Но тогда бы не появилась и диаспора.
— Понял, сказал я. — Потанцуем?
Она нахмурила бровки, но потом улыбнулась.
— Возможно, это и не самая интересная тема... вот если бы ты сам был иудеем... Ладно, пошли танцевать.
До сих пор это было ее лучшее предложение. Оно дало мне возможность с помощью пальцев убедиться в том, о чем уже давно говорили глаза, уши и нос: Рахиль была очень красивой, очень привлекательной девушкой. Перед тем, как выйти из дома, она пошла переодеться, но, по счастью, новое одеяние было таким же мягким и прилегающим к телу, так что мои ладони наслаждались тонким удовольствием прикосновений к ее плечам и рукам.
— Прости, — шепнул я ей на ухо, — если показался тебе глуповатым. Я и правда немного знаю о древней истории... о первом тысячелетии от основания Города.
Рахиль тактично не обратила моего внимания на то, что ей это известно. Вместе со мной она с явным удовольствием двигалась в такт музыке. Через некоторое время она заявила:
— У меня появилась новая идея. Давай вернемся к столику. — И, не успели мы еще сойти с танцевального подиума, как она уже говорила:
— Давай вспомним о твоем предке, Юлии Цезаре. Он завоевал Египет именно здесь, в Александрии. А что, если бы случилось наоборот, если бы египтяне победили его, что чуть и не произошло?
Теперь я слушал ее очень внимательно — значит она заинтересовалась мною настолько, чтобы задать Сэму пару вопросов о моем прошлом!
— Это невозможно, — ответил я ей. — Юлий никогда не проигрывал войн. Впрочем... — К своему изумлению я заметил, что начинаю всерьез относиться к безумному предложению Сэма. — Ведь нечто подобное было бы трудно написать, ведь так? Если бы Легионы были побеждены, образ мира изменился бы совершенно. Ты можешь представить себе мир, который не был бы римским?
— Нет, — ответила она сладеньким голоском, — но ведь это уже твои проблемы, не так ли?
Я отрицательно покачал головой.
— Нет, это слишком глупо, — засомневался я. — Читатели в это не поверили бы.
— Юлий, но ты можешь попробовать, — заявила Рахиль. — Видишь ли, тут у нас появляется интереснейшая возможность. Друзус мог и не дожить до вступления на императорский трон. Еще при жизни Августа он был серьезно ранен в Галлии. Тиберий... Помнишь Тиберия?
— Да, его брата. Того, что так тебе нравится. Которого Друзус сделал наместником Иудеи.
— Именно его. Так вот, Тиберий день и ночь мчался на коне, чтобы доставить Друзусу самых лучших врачей из Рима. Все висело на волоске. Друзус еле-еле остался в живых.
— Да?! — прибавил я, самим тоном прося продолжения. — И что тогда?
На ее лице появилось сомнение.
— Не знаю, что тогда.
Я подлил ей вина.
— Мне кажется, следует придумать какое-то продолжение, и я смогу это сделать, — сказал я, глубоко задумавшись. — Особенно, если ты поможешь мне с подробностями. Наверняка Тиберий стал бы императором вместо Друзуса. Ты говоришь, что это был добрый человек; то есть, он сделал бы приблизительно то же, что и Друзус — вернул бы власть Сенату после того, как Август и мой уважаемый предок Юлий сделали его практически безработным...
Вдруг я замолчал, удивленный своими словами. Все шло так, будто я уже совершенно серьезно принял сумасшедший замысел Сэма.
С другой стороны, все было не так уж и плохо. Похоже, что и Рахиль начинает воспринимать меня серьезно!
Тут уж я почувствовал себя значительно лучше, сохраняя прекраснейшее настроение во время последующих танцев и почти часовой исторической лекции из ее прекрасных губок... вплоть до того момента, когда по возвращению домой прокрался на цыпочках от своей до ее двери и обнаружил, что на коврике у ее спальни спит ее слуга Базилий, держа в руках огромную и тяжеленную дубинку.
Ночь я провел отвратительно. Отчасти, виною всему были мои гормоны. Голова моя прекрасно понимала, что Рахиль и не хотела, чтобы я прокрадывался к ней в спальню, иначе и не оставляла бы на пороге слугу. Но вот мои железы совершенно не чувствовали себя счастливыми. Только что они упаивались ее запахами, видом, прикосновениями, а теперь злились, что их сокровенные желания не были удовлетворены.
Но самое паршивое было, просыпаться каждый час и размышлять о своем финансовом крахе.
И сама бедность не была так уж страшна. Каждый писатель должен был научиться жить в бедности между выплатами гонорара. Это еще не катастрофа, только неудобство. Из-за бедности рабом не становишься. Но на мне висело несколько весьма приличных долгов. А вот из-за них гражданин может и рабом сделаться.