В ожидании осени 1977
Шрифт:
Молодёжь переписывала песни друг у друга.
В зону интересов входили даже те композиции, которые никто никогда и не слышал.
Это был некий табель о рангах. Чем больше было в твоём песеннике песен, тем круче ты был в молодежной «тусовке».
Глава 6
Сева повернулся ко мне, как бы спрашивая разрешения. Я отрицательно мотнул головой.
— Извините девушки, но пока это невозможно, — проговорил клавишник. Девчата расстроились. — Может быть в ближайшем будущем, как только мы оформим песни надлежащим
Зрители вздохнули, но не разошлись…)
Началась песня номер один моего проекта — «Саша-Александр». Композиция называлась незамысловато — «Белые розы». [5]
Начало музыки удивило всех моих критиков-слушателей.
В куплете они прислушивались, в припеве же начали ёрзать на стульях.
«Что?.. Танцевать захотелось? Ну-ну, ёрзайте…»
Всю песню поглядывают на меня.
«О'кей смотрите. Я за это денег не беру. Не сахарный, не растаю…»
5
https://www.youtube.com/watch?v=8jXmoQDx5yQ
Последний припев шёпотом подпевают все. Старшая 17-летняя лупоглазая сестра, всё время косится в мою сторону.
Песня закончилась и тут же началась песня номер два — «Седая ночь». [6]
Ага слушают. Слушают… и подпевают. Грустят. 17-летняя дочь уж очень часто стала на меня посматривать. 15-летняя банда перешептываются и подпевает. Одна из подружек впала в ступор и сидит иногда помаргивая.
Следующей шла песня номер три — «Ну вот и всё». [7]
6
https://www.youtube.com/watch?v=ze4Xh-bGLDE
7
https://www.youtube.com/watch?v=nwkqRUxkB_A
И действительно, нужно сказать, что — это всё… на-ча-лось…
Похлопывают носами… Одна из подружек трёт глаза и начинает плакать. Другие пытаются её успокоить и тоже всхлипывают.
Мама грустит и о чем-то думает.
17-летняя, пялится на меня во все свои лупоглазые глазищи по которым видно, что глазёнки эти собираются заплакать.
Песня закончилась в мрачной и траурной обстановке…
«Сумерки спустились над Ершалаимом» …
Все грустят и шмыгают носами. Вокруг уныние и безысходность…
— Папа, — раздался в полной тишине голос 17 летней девушки, которая со слезами на глазах и с раскрасневшимся лицом смотрела через меня куда-то в пустоту. — А ты не мог бы попросить своих друзей включить ещё раз последнюю песню?
— Да Софочка, конечно попрошу, только не расстраивайся так сильно. Давайте все попросим Севу включить… — засуетился нихрена не понимающий папаша. — Савелий… эээ… не могли бы
Севу просить было не надо. Он уже перемотал композицию на начало и включил.
Одна из девушек-подружек, как только зазвучали слова, сразу же заплакала и закрыла глаза. 15-летняя дочь покраснела, стала посматривать по сторонам, потом вскочила с дивана и сразу же села обратно.
Песня звучала, народ горевал…
Начался третий куплет: «Ну вот и всё…» …
17-летняя Софа всё «пялилась» на меня. Из глаз её текли ручьи слёз.
15-летняя, помаявшись, всё же решила нас покинуть.
Она вскочила с дивана и на ходу закатываясь истерикой выбежала из комнаты. За ней вслед бросились две плачущие подруги…
Плакала мама… Сидел грустный Сева… Стоял и ох***ал Яков Моисеевич… Видя это вселенское горе заплакал и 10-ти летний мальчуган…
Начался припев.
17-летняя вылупила свои лупоглазые глазищи на меня ещё больше…
Заплаканная и не давно вернувшаяся 15-летняя сестра, вытирала град слез рукавом и сморкаясь пыталась посмотреть в мою сторону.
Яков Моисеевич, не много выйдя из ступора успокаивал малыша и всё твердил шёпотом:
«Ну как же это?.. Что это?.. Как же так?..»
На меня смотрели все… Все!.. Все в слезах и соплях, все с красными лицами и все рыдающие.
Под конец песни зашли две «дезертирши». На их беду начался припев и как только они его услышали, сразу же заревели опустив головы и обнявшись застыли в дверях.
Не плакала только домработница, потому, что во время «сеанса», куда-то уходила из комнаты, а теперь вернулась услышав, что рядом произошёл апокалипсис, люди кого-то оплакивают. Она не по доброму стала рассматривать меня, таким пезрительным взглядом, каким вероятно Ленин смотрел на буржуазию. Голова домработницы, словно орудия главного калибра линкора, перемещалась, то глядя на девочек, то на маму, то она меня. Взгляд при этом был пропитан праведным гневом. Во взгляде этом явно читалось: «Как бы раздавить это ядовитое насекомое, которое устроило тут потоп.»
А вокруг было вселенское бедствие. Произошла трагедия грандизных масштабов. Люди плакали.
«Да… Старой закалки тётя. Ничем такую не пронять. Такая и коня на скаку остановит и в горящую избу войдёт, причём несколько раз подряд.» — размышлял виновник «торжества», находясь под пристальным взглядом артиллерийских систем вражеского корабля — «Тирпиц».
Песня закончилась. Я сидел неподвижно как сфинкс.
Тёмные очки, руки на подлокотниках кресла, ноги на ширине плеч.
Я сидел, а вокруг меня было горе.
Кроме домработницы, все остальные женщины плакали навзрыд.
Только что, на наших глазах, столкнулось несколько галактик… Миллиарды триллионов погибших… Вселенная почти уничтожена… Абсолютно ясно, что кому-то — это ужасное бедствие нужно оплакать…
Через всхлипы и сопли, плач и истерики, 17-летняя дочурка с бездонными лупоглазыми глазищами из которых лились потоки слез прошептала, обращаясь ко мне:
— Как ты мог?! — И смотря на меня «через меня» куда-то в «грядущее», обречённым голосом прошептала ещё раз: — Как ты мог?!