В ожидании зимы
Шрифт:
Когда сознание-листок вырвалось из почки, Дарёна обнаружила себя на коленях у Млады, сидевшей на огромной замшелой каменной глыбе, плоской, как стол. Тихая Роща зеленела в некотором отдалении, а по тропинке медленно и задумчиво шагали белогорянки, уже закончившие, видимо, посещение предков. Они покидали Рощу так же, как приходили – семьями.
– М-м, – сорвался с непослушных губ Дарёны стон, а в голове проплыла мысль: а ведь в скрипе той сосны тоже слышалось это вполне человеческое «м-м». Дерево как будто пыталось заговорить, но губы его отказывались размыкаться – точно так же, как
– Ш-ш, всё хорошо, горлинка, – ласково защекотал висок девушки приглушённый голос Млады. – Испугалась?
Чувства постепенно возвращались, беспомощность покидала тело, и Дарёна сумела пошевелиться и обнять Младу за шею.
– М-м, – снова простонала она, морщась, будто от головной боли, хотя голова её была ясна как никогда. – Не зна… не знаю. Сосна… Она правда открыла глаза, или мне это почудилось?
– Правда, – шепнула Млада. – Знаешь, кого ты разбудила? Саму Смилину, основательницу нашего рода. Она – одна из тех, чьи тела не растворяются в дереве тысячелетиями, а души никогда не уходят за грань беспробудности.
– Ох… – Дарёна содрогнулась и покаянно закрыла глаза ладонью. – Что же я, глупая, наделала…
– Ничего… Смилина, кажется, не разгневалась на нас. – Млада прижала девушку к себе крепче, укачивая её на своих коленях, как дитя. – Она держала тебя на своих руках-ветках, когда мы тебя нашли.
Так значит, не померещилось… Дарёна огляделась. Ни Твердяны, ни Крылинки, ни Рагны с Зорицей…
– А где все? – удивилась она.
– Ушли за водой из Тиши, – ответила Млада. – Тут, около Рощи, дюжина колодцев, но и народу куча… В День поминовения всегда много желающих набрать священной воды – очередь большая, видно.
Не успела она вымолвить это, как из колышущегося прохода шагнула Твердяна с Крылинкой, затем все остальные члены семейства, а из прохода по соседству появилась княгиня Лесияра с Жданой и детьми. Увидев мать и братишек, Дарёна встрепенулась всем сердцем и душой, поднялась с колен Млады и радостно устремилась к родным. Обрушив на её лицо быстрый град поцелуев и стиснув руки девушки в своих, мать шёпотом спросила:
– Дарёнка, ну, как ты? Твердяна сказала, лечение уже почти окончено…
– Хорошо, матушка, хорошо, – заверила Дарёна, сердечно пожимая её руки в ответ.
Она обняла братьев, а когда хотела поцеловать маленькую княжну Любиму, которую Лесияра держала на руках, девочка вдруг ни с того ни с сего скуксилась и отвернулась. Дарёна осталась в недоумении: ей казалось, что она подружилась с младшей дочкой княгини во время приключения с гуслями-самоплясами, а сейчас княжну будто подменили. Может, обиделась? Хотя, с другой стороны, из-за чего ей обижаться? Дарёна не могла припомнить ничего плохого, хоть убей. Княгиня с матерью переглянулись и вздохнули, и Дарёна поняла: кажется, всё обстояло не так просто.
– Милая, поздоровайся с Дарёной, – ласково, но строго сказала Лесияра дочке.
Девочка глянула на Дарёну серьёзно и чуть хмуро, а потом вдруг спросила:
– Почему тебя так долго не было? Ты забыла меня?
– Любима, я ж тебе говорила: Дарёна хворала, – терпеливо объяснила Лесияра.
– Как можно так долго хворать? – пробурчала маленькая княжна.
Подумав, она сменила гнев на милость и, к всеобщему облегчению, повисла на шее Дарёны, цепко обхватив пошатнувшуюся девушку руками и ногами. А из ещё одного прохода тем временем шагнула молодая светловолосая незнакомка с ясно-голубыми, как высокое летнее небо, и прохладно-острыми, как льдинки, умными глазами. Тёмно-пшеничные густые брови, волевая ямочка на подбородке, выразительный чувственный рот, высокий гладкий лоб, обрамлённый золотистыми прядями – несомненно, молодая женщина-кошка была хороша собой.
– Это что ещё за медведь на берёзке? – шутливо хмуря брови, сказала она. – И берёзка, кажется, вот-вот сломается – слишком тонкая… А ну-ка, иди ко мне, медвежонок.
С этими словами незнакомка выхватила у Дарёны Любиму, а девочка принялась отбрыкиваться:
– Светолика, пусти… Не хочу к тебе! Хочу к Дарёне…
– А, так это она и есть, – окинув девушку изучающим взором с искоркой любопытства, промолвила Светолика. И добавила, обращаясь уже к самой Дарёне: – Говорят, ты тут чего-то испугалась… Это ж Тихая Роща, что тут может быть страшного? Наши предки никогда не причинят нам зла, они любят нас. Поэтому не опасайся здесь ничего: это самое спокойное место в Белых горах.
Она оказалась старшей дочерью Лесияры и наследницей белогорского престола. От её дружелюбного ясноглазого напора Дарёна оробела и предпочла застенчиво укрыться под надёжной защитой Млады. «Вихрь прямо какой-то», – подумала она о Светолике.
А Любима между тем с детской непосредственностью спросила старшую сестру:
– Светолика, ты чего это на Дарёну пялишься? У неё избранница есть, и скоро они свадьбу сыграют!
Братья смешливо зафыркали, Дарёна смутилась, а Млада, оберегающим жестом обнимая её за плечи, не моргнула и глазом.
– Любима, – укоризненно нахмурилась княгиня.
А старшая княжна негромко рассмеялась и чмокнула младшую в щёчку.
– Вот за что люблю тебя, медвежонок, так это за правду-матку! – И добавила с загадочно-лазоревым блеском в глазах: – Поздравляю нашедшие друг друга счастливые сердца. Непременно хочу быть и на вашей помолвке, и на свадьбе!
– Ждём тебя с радостью, великая княжна Светолика, – церемонно поклонилась Млада.
Воду из подземной реки Тишь они уносили в трёх кожаных бурдюках и одном кувшине, и этого должно было хватить до следующего, летнего Дня поминовения: одна ложка на ведро – и обычная вода приобретала те же свойства.
После длинного, сытного обеда Млада в кошачьем обличье снова улеглась на постель в комнате Дарёны, а девушка за рукодельным столиком вышивала рубашку, с улыбкой слушая тёплое, утробное мурлыканье.
«А предков разбудить дано не всякому, – шерстяным клубочком вкатилась ей в голову мыслеречь кошки. – Есть три способа… И один из них – прикосновение по-настоящему любящей женщины. Ты знаешь, горлинка, я ведь боялась, что ты меня так и не полюбишь…»
Рубашка выскользнула из рук Дарёны. Плюхнувшись на постель рядом с Младой, та принялась гладить, чесать, целовать… И добилась своего: кошка перевернулась кверху лапами, подставляя ласкающим рукам чёрный пушистый живот.