В ожидании
Шрифт:
"Обстрел с двух сторон!" – подумала Динни и в упор спросила:
– Вы уже решили, как исправить зло, причинённое вами моему брату?
Халлорсен понизил голос:
– Я восхищён вами, мисс Черрел, и сделаю всё, что вы прикажете. Если хотите, напишу в ваши газеты и возьму назад обвинения, которые выдвинул в книге.
– А что вы потребуете взамен, профессор Халлорсен?
– Ничего – кроме вашего расположения, разумеется.
– Брат дал мне свой дневник. Он согласен опубликовать его.
– Если так вам будет легче, публикуйте.
– Интересно, поймёте ли вы когда-нибудь друг друга?
– Полагаю, что нет.
– Странно. Ведь вас, белых, там было всего четверо. Могу я узнать, что именно так раздражало вас в моём брате?
– Если я отвечу, вы используете это против меня же.
– О нет, я умею быть справедливой.
– Ну что ж, извольте. Во-первых, я нашёл, что у вашего брата предвзятое мнение о слишком многих вещах и что менять его он не собирается. Мы находились в стране, которой никто из нас не знал, среди дикарейиндейцев и людей, едва тронутых цивилизацией. Но капитан хотел, чтобы всё шло так, как у вас в Англии. Он придерживался определённых правил и от других требовал того же. Честное слово, дай мы ему волю, он стал бы переодеваться к обеду.
– Я полагаю, вам не следует забывать, – возразила чуточку растерявшаяся Динни, – что мы, англичане, давно доказали, насколько важна внешняя форма. Мы преуспевали в любой дикой и дальней стране именно потому, что и там оставались англичанами. Читая дневник, я поняла, в чём причина неудачи брата. Он недостаточно твердолоб.
– Конечно, он не из породы ваших Джонов Булей вроде лорда Саксендена или мистера Бентуорта, – Халлорсен кивком указал на конец стола. – Будь он таким, мы скорее бы нашли общий язык. Нет, он предельно сдержан и умеет скрывать свои эмоции. Они снедают его изнутри. Он похож на кровного скакуна, которого запрягли в телегу. Если не ошибаюсь, мисс Черрел, вы принадлежите к очень старому роду?
– К старому, но ещё не впавшему в детство.
Динни увидела, как взгляд Халлорсена оторвался от неё, остановился на Эдриене, сидевшем напротив, перешёл на тётю Уилмет, затем на леди Монт.
– О старинных родах я с удовольствием побеседовал бы с вашим дядей, хранителем музея, – сказал американец.
– Что ещё не понравилось вам в моём брате?
– Он дал мне почувствовать, что я здоровенный, неотёсанный чурбан.
Брови Динни приподнялись.
– Мы попали, – продолжал Халлорсен, – в дьявольскую, – прошу прощенья! – в первобытную страну. Так вот, я и сам стал первобытным, чтобы устоять в борьбе с нею и победить. А он не захотел.
– А может быть, не мог? Не кажется ли вам, что вся беда в другом: вы – американец, он – англичанин. Сознайтесь, профессор, что мы, англичане, вам не нравимся.
Халлорсен рассмеялся.
– Вы-то мне ужасно нравитесь.
– Благодарю вас, но из каждого правила…
Халлорсен насупился:
– Мне, видите ли, просто не нравится, когда люди напускают на себя превосходство, в которое я не верю.
– Разве мы одни это делаем? А французы?
– Мисс Черрел, если бы я был орангутангом, мне было бы решительно наплевать, считает ли себя шимпанзе выше меня.
– Понимаю. Родство в данном случае слишком отдалённое. Но, простите, профессор, что вы скажете о самих американцах? Разве вы не избранный народ? Разве вы сами частенько не заявляете об этом? Поменялись бы вы участью с любым другим народом?
– Разумеется, нет.
– Что же это, как не то самое напускное превосходство, в которое мы не верим?
Халлорсен засмеялся.
– Вы меня поймали. Но вопрос всё-таки ещё не исчерпан. В каждом человеке сидит сноб, – согласен. Но мы – народ молодой, у нас нет ни вашей древности, ни ваших традиций. В отличие от вас мы ещё не свыклись с мыслью о своей предызбранности. Для этого мы слишком многочисленны, разношерстны и заняты. Кроме долларов и ванных, у нас есть много такого, чему вы могли бы позавидовать.
– Чему же мы должны завидовать? Буду признательна, если вы мне объясните.
– Пожалуйста, мисс Черрел. Мы знаем, что не лишены достоинств, энергии, веры в себя, что у нас большие возможности, которым вам следовало бы завидовать. Но вы этого не делаете, и нам трудно примириться с таким безнадёжно устарелым высокомерием. Вы – как шестидесятилетний старик, который смотрит сверху вниз на тридцатилетнего мужчину. А уж это, извините меня, самое идиотское заблуждение, какое бывает на свете.
Подавленная, Динни молча смотрела на него.
– Вы, англичане, – продолжал Халлорсен, – раздражаете нас тем, что утратили всякую пытливость, а если она у вас ещё осталась, вы с поразительным снобизмом умеете это скрывать. Знаю, в нас тоже масса такого, что раздражает вас. Но мы раздражаем лишь вашу эпидерму, вы же – наши нервные центры. Вот приблизительно всё, что следовало сказать, мисс Черрел.
– Я поняла вас, – отозвалась Динни. – Всё это ужасно интересно и, смею утверждать, бесспорно. Моя тётка встаёт из-за стола. Поэтому мне придётся удалиться вместе с моей эпидермой и дать отдых вашим нервным центрам.
Девушка поднялась и через плечо с улыбкой глянула на американца.
У дверей стоял молодой Тесбери. Ему она тоже улыбнулась и шепнула:
– Побеседуйте с моим любезным врагом, – он стоит того.
В гостиной Динни подошла к Тигрице, но разговор у них долго не клеился, потому что обе испытывали взаимное восхищение и ни одна не желала дать ему выход. Джин Тесбери был двадцать один год, но она показалась Динни старше её самой. Её суждения о жизни и людях отличались чёткостью и категоричностью, пожалуй, даже глубиной. Какого бы вопроса ни коснулась беседа, у Джин по каждому было своё мнение. Она будет замечательным другом в трудную минуту, думала Динни. В самом отчаянном положении она не изменит своим, хотя всегда будет стремиться ими командовать. Но помимо деловитой твёрдости, в Джин есть, – Динни это чувствовала, – необычное, по-кошачьи вкрадчивое обаяние. Стоит ей этого пожелать, перед нею не устоит ни один мужчина. Хьюберта она покорит мгновенно! Придя к такому выводу, его сестра усомнилась, действительно ли ей, Динни, этого хочется. Перед ней именно такая девушка, какую она подыскивает для брата. Она быстро поможем ему отвлечься. Но достаточно ли силён и жизнеспособен Хьюберт для той, кто его отвлечёт? Предположим, он влюбится в неё, а она его отвергнет? Или наоборот – он влюбится, а она полностью завладеет им? И потом – деньги! На что им жить, если Хьюберт уйдёт в отставку и лишится жалованья? У него всего триста фунтов в год, у неё, очевидно, – вовсе ничего. Сложный переплёт! Если Хьюберт снова с головой уйдёт в службу, его незачем отвлекать. Если будет принуждён подать в отставку, отвлечься ему необходимо, но он не сможет себе это позволить. И всё-таки Джин именно та девушка, которая любым путём обеспечит карьеру человека, чьей женой станет.
А пока что собеседницы разговаривали об итальянской живописи.
– Кстати, – неожиданно заметила Джин, – лорд Саксенден говорит, что вам от него что-то нужно.
– Да?
– Что именно? Я могла бы заставить его согласиться.
– Как? – улыбнулась Динни.
Джин приподняла ресницы и посмотрела на Динни:
– Это нетрудно. Что вы от него хотите?
– Я хочу, чтобы брат вернулся в часть или – ещё лучше – получил другое назначение. Его репутация опорочена в связи с боливийской экспедицией профессора Халлорсена.