В паутине чужих заклинаний
Шрифт:
— Кровное родство, — напомнила я.
— Линда, а ты сама будешь поддерживать отношения с детьми своего отца от второй жены? — вкрадчиво спросил Штефан.
— Близкие — вряд ли, — честно призналась я. — Но и бегать от них не буду.
— Я не бегал, — возмутился Штефан. — Мне нечего было ее бояться или чего-то стыдиться.
И слова его прозвучали так странно, что с языка слетело, прежде чем я успела подумать:
— А ей?
ГЛАВА 16
После ужина в кафе Штефан вызвался меня проводить. Возможно, он рассчитывал на волшебную силу привычки или воспоминаний — сколько
— Линда, ты так странно на меня смотришь.
Удивительно, но звук его голоса привел меня в себя, иллюзии развеялись как не бывало, и снова пришло понимание — все, что было, в прошлом и осталось. А тот инор, который стоит сейчас со мной рядом, хоть и знакомый, но совсем чужой. Он остался в той части моей жизни, которую уже никогда не вернуть.
— Извини, Штефан, я задумалась, — улыбнулась я.
— То, что задумалась, — это уже хорошо, — улыбнулся он в ответ. — А то мне показалось, что ты разучилась это делать. Живешь на эмоциях, ими и руководствуешься. Так нельзя, Линда. Нельзя из-за обиды перечеркивать полностью жизнь, и твою, и мою.
— Штефан, я на тебя не обижаюсь.
— У нас все по-прежнему?
— Смотря что ты под этим прежним подразумеваешь, — осторожно ответила я. — Между нами все закончилось, думаю, даже до того, как ты сказал про это Эмми.
— Линда, я был уверен, что ты уже забыла о моей оплошности, — с досадой сказал он. — Как могло что-то закончиться только потому, что я ляпнул глупость?
Мы как раз вышли из кафе, поэтому я остановилась и сказала:
— А оно закончилось совсем не из-за этого, Штефан. Не надо меня провожать.
— Но я буду волноваться, как ты дошла, — возразил он.
— Не беспокойтесь, инор, я прослежу, чтобы с ней ничего не случилось, — насмешливо сказал Дитрих.
Его появление меня не обрадовало, напротив — насторожило. Получается, он за мной следит? Но обдумать это у меня не получилось, поскольку Штефан напрягся, сжал мою руку, довольно болезненно сжал, даже не осознавая этого, и зло сказал:
— Это с вами, инор Хартман, ничего не случится? Шли бы вы дальше по своим делам.
— Не вам мне советовать, инор Эггер, — не переставая улыбаться, ответил Дитрих. — Да и дел у меня на сегодня больше нет. Лицензию-то у меня отозвали.
— В самом деле? Вот незадача, — с деланым сочувствием сказал Штефан. — С чего бы это у такого законопослушного инора отзывать лицензию? Ума не приложу.
— А ума вы вообще никуда не прикладываете, — любезно сообщил ему Дитрих. — Инорита же вам ясно сказала, что не хочет, чтобы вы ее провожали. К чему навязываться?
Я чувствовала себя костью, из-за которой грызутся два уличных пса. Ощущения усиливались еще и из-за того, что держал меня Штефан жестко, ничуть не думая, что его хватка может причинять мне какие-то неудобства. И отпускать не собирался. Мне показалось, что сейчас я для него была вообще намного менее важна, чем соперник.
— Иноры, — резко сказала я, — не надо из-за меня выяснять отношения. Мне это неприятно. Штефан, отпусти меня, мне больно, и на руке останется синяк.
Он дернулся, но мою руку отпустил.
— Извини, Линда, не заметил.
— Конечно,
Богиня, зачем он это делает? Зачем выводит из себя Штефана? Я пожалела, что попросила меня отпустить. В руках бывшего жениха начал собираться белесый пульсирующий комок. Его лицо было бледным от ярости, и очень было похоже, что сейчас он никого, кроме Дитриха, не замечал. Да и Дитриха замечал лишь постольку, поскольку хотел его убить. Ярость на лице Штефана казалась какой-то животной, всепоглощающей, искажающей черты лица до неузнаваемости. Это было так неожиданно, так страшно, так не похоже на того инора, с которым я встречалась, что я испуганно закричала. Он вздрогнул, опомнился, и смертельное плетение развеялось, оставив после себя лишь несколько крупных причудливых снежинок. Одна села на лацкан пиджака Дитриха и тут же растаяла. Еще несколько кружились передо мной, и я следила за их полетом как зачарованная. Тишина, давящая на уши, закончилась резко, и на меня обрушились уличные звуки. Громкие, четкие и совершенно неестественные.
— Линда, я вас провожу, — тоном, не допускавшим ни малейшего возражения, сказал Дитрих. — У меня, знаете ли, хороший защитный артефакт.
— Линда, извини, все так глупо получается, — не обращая на него внимания, заговорил Штефан.
— Глупо? Штефан, ты маг, ты обязан себя контролировать! — возмущенно сказала я. — Откуда ты вообще знаешь такие заклинания?
— Линда, — чуть поморщился он, — это обычное погодное заклинание.
— Но в убойной концентрации.
Дитрих сказал это так, что я услышала, а вот кто-то еще — нет. Как ему это удалось, я не представляла. Возможно, использовал одно из специфических заклинаний Сыска? Должны же были быть у них наработки для такого? Штефан ждал, что я скажу, но говорить ему мне было нечего. Сейчас мне хотелось лишь одного — оказаться подальше отсюда. Дитрих легко потянул меня за собой, и я не стала сопротивляться, сухо кивнула Штефану и пошла, чувствуя пристальный взгляд бывшего жениха. Хорошо хоть сам он остался у кафе и не пошел за мной, не стал убеждать, что-то доказывать.
— Дитрих, зачем?
— Что зачем? — Он сделал вид, что не понимает моего вопроса.
— Зачем вы его вывели? Я не знаю, как вам это удается, раньше я была уверена, что Штефан — один из самых уравновешенных иноров, которых я знаю. Но вы его намеренно провоцировали.
— Извините, Линда, я понимаю, что вы испугались, но, поверьте, вы ничем не рисковали.
— Неужели? — ядовито спросила я. — Совсем ничем? А если бы он меня убил вместе с вами?
— Вы в зону поражения не попадали. Ни тогда в подъезде, ни сегодня. Линда, я не стал бы этого делать, поверьте, но спровоцировать его можно, только когда вы рядом. Если вас нет, он не теряет над собой контроль.
— Богиня, да зачем вам нужно, чтобы он потерял над собой контроль?
— Если он сорвется в присутствии свидетелей, — спокойно ответил Дитрих, — отвертеться ему не удастся.
Мысли крутились в голове в каком-то бешеном круговороте, то проявляясь, то исчезая в круговерти других, не менее для меня важных. Я не понимала, что происходит, и не знала, что правильно, а чего делать никак было нельзя. То, что Дитрих подозревает Штефана в противоправных действиях, было понятно с самого начала, еще с прихода инора Кремера, который считал, что любовник жены использует запрещенные магические практики.