В пекле огненной дуги
Шрифт:
Июль 1943 года выдался в Центральном Черноземье жарким. Короткие моросящие дожди лишь ненадолго снимали эту жару, немного охлаждая перегретую почву. В такую пору хорошо отдыхать где-нибудь на берегу реки или озера, укрывшись от палящего солнца в тени деревьев и пребывая в приятном томлении. Но так вышло, что именно в эти жаркие дни здесь, на юго-западе среднерусской возвышенности, скопились огромные массы людей и боевой техники и разгорелось величайшее сражение, от которого зависел дальнейший исход войны.
В этих русских лесах и полях сошлись в неистовом противостоянии две могучие, миллионные армии, чтобы сокрушать друг друга со всей яростью и лютой ненавистью.
Испытанием
15 июля 1943 г., Курская область.
Опять снился Восточный Казахстан… Он ехал верхом на своём вороном Булате по степи. Конь фыркал и прядал ушами, что-то сильно беспокоило его. Рука инстинктивно потянулась к ремню винтовки и сняла её с плеча. А затем раздался чей-то испуганный, истошный крик, заставивший содрогнуться…
Романцов открыл глаза и с трудом различил перед собой в темноте скуластое лицо рядового Сайфулина.
– Таварыщ лэйтэнант!.. Таварыщ лэйтэнант, праснытэс. – Боец тряс его за плечо.
– Что случилось? – Романцов потянулся и вылез из ниши в окоп, прислушиваясь к окружающим звукам и с неохотой возвращаясь к реальности. Перед его глазами всё ещё стояли горы.
Странно, но, кроме голоса бойца, ничто вблизи не нарушало тишину. Лишь где-то далеко отсюда одиноко тарахтел немецкий МГ [1] . Эта «Циркулярка Гитлера» строчила не то по какой-то конкретной цели, не то просто так наугад, для острастки, на случай если вдруг кто-то решил подкрасться. А может, немецкий пулемётчик был пьян и таким образом «спускал пар».
1
М Г – MG 34 (нем. Maschinengewehr 34) – немецкий единый пулемёт.
– Камандыр роты завет, – доложил Сайфулин.
– Зовёт, говоришь? – Романцов поднял к глазам левую руку, пытаясь разглядеть циферблат часов.
Хотел было достать из полевой сумки фонарик, но в этот момент, как по заказу, над нейтральной полосой зажглась осветительная ракета, и стало видно две стрелки – часовую и минутную. Половина третьего! Выходило, что ему удалось поспать всего-то два часа с гаком. Негусто, конечно, но, как говорится, выбирать не приходится. На передовой зачастую даже час сна бывает большим подарком. Потому-то главное желание бойца – вдоволь выспаться в тишине, без взрывов и прочих гремящих «аккордов» жуткой и постылой «симфонии войны».
Натянув сапоги, Романцов быстро пошёл по траншее в сторону КНП [2] командира роты. Чутьё подсказывало, что сегодня больше спать не придётся. Посреди ночи ротный без серьёзного повода вызывать не будет. Скорее всего, предстоит либо очередная передислокация, либо наступление.
«Что ж, пожалуй, второе даже лучше», – решил для себя лейтенант, осторожно переступая через спящих на дне траншеи солдат.
«После десяти дней ожесточённых боёв немец выдохся, и теперь его надо нещадно лупить и гнать отсюда к чёртовой матери. Гнать до границы, а потом и до самого Берлина! Чтобы до скончания веков фрицы запомнили, что такое русская Кузькина мать…»
2
К Н П – контрольный наблюдательный пункт.
Свернув из траншеи в ход сообщения, он попал на небольшую площадку, в конце которой висел брезентовый полог, закрывающий вход в блиндаж ротного. По краю полога изнутри пробивалась тонкая полоска света.
– Стой, кто идёт! – тут же встретил его окриком солдат, охранявший КНП.
– Свои, боец. Лейтенант Романцов.
– Здравия желаю! – Часовой пропустил его, и Романцов, откинув полог, пригнувшись, вошёл.
Ротный, капитан Васильев, сидел за столиком, наспех сколоченным из необструганных досок, видно, взятых в ближних дворах, и нервно постукивал пальцами по лежащей перед ним карте. Рядом с картой стоял сделанный из гильзы «сорокапятки» керосиновый светильник, тускло освещавший блиндаж. Также на столе лежала фуражка ротного. Она была такая же как у Романцова – с зелёной тульей и синим околышем, хотя рота относилась к стрелковой дивизии. Но, видимо, Васильев не желал менять эту фуражку на общевойсковую, храня её как память о своём пограничном прошлом. Дивизия создавалась из пограничников, служивших в Средней Азии, и только позже её переименовали в 162-ю стрелковую.
Лейтенант тоже не расставался с этим атрибутом пограничных войск НКВД, который был дорог и мил его сердцу. Слишком много он пережил за пять лет службы на границе, и теперь избавиться от старой фуражки просто-напросто означало предать пограничное братство и своё прошлое. Да и многие другие воины дивизии поступили точно также.
У стенки, прямо на земляном полу, вповалку спали, посапывая, трое солдат. В воздухе пахло едким табачным дымом, керосином и потом.
Другие два взводных и политрук роты Утенин уже находились здесь и, как и ротный, сидели на ящиках из-под снарядов, сложенных в стопки по три. Ещё одно такое же «сиденье» пустовало.
– Разрешите? – по-уставному спросил Романцов, хорошо зная, что ротный не любит панибратства в ответственные моменты и «на людях», хотя в разговоре один на один на это внимания не обращал – они хорошо знали друг друга ещё по службе на границе.
– Садись, – коротко сказал Васильев, окинув лейтенанта цепким взглядом, от которого не ускользала ни одна мелочь во внешнем виде подчинённых.
Капитан был старше Романцова на год – недавно отметил свой двадцать восьмой день рождения. Среднего роста и обычного телосложения, он обладал рассудительным умом и смекалкой и старался беречь солдат. Сам он был родом откуда-то из-под Новосибирска. Храбрость, упрямый характер и щедрая душа выдавали в этом человеке настоящего сибиряка, на которого смело можно положиться в самую трудную минуту. Такие вот надёжные сибирские мужики отстояли Москву в ноябре-декабре 1941-го. В марте, в боях на Севском направлении, Васильев не раз подымал роту в атаку, первым устремляясь на врага.
Романцов снял с головы фуражку и присел на пустые снарядные ящики. Кто-то из спящих всхрапнул и перевернулся на другой бок.
– Значит, довожу до вас задачу, которая стоит перед нашим батальоном, – без всяких предисловий начал Васильев. – В четыре часа утра мы начинаем наступление, прорываем немецкую оборону и атакуем Самодуровку, – ротный указал карандашом нужную точку на карте, – выбиваем противника из занимаемой им восточной части села и, закрепившись там, ждём подхода основных сил полка. Наша рота, понятное дело, наступает на правом фланге батальона. Взвод Романцова прикрывает правый фланг роты. Соседа справа у тебя, Александр Демьяныч, не будет. Так что, держи ухо востро, чтобы фрицы тебя не обошли. Местность там неровная, со складками… Всякое может быть… Поручаю это дело тебе, поскольку под Севском твои бойцы себя хорошо показали, да и комбат тебя сам назвал. Усёк? – Он внимательно посмотрел на Романцова, затем переглянулся с политруком и продолжил. – В общем, такой вот расклад… Ах да, забыл ещё сказать, что в наступление пойдём втихую, без всякого артиллерийского шухера. Подкрадёмся к немцу до рассвета и возьмём его тёпленьким. Так наверху порешали, а наше дело – выполнять… Ну, всем всё понятно или есть какие вопросы?