В пламени холодной войны. Судьба агента

Коллектив авторов

– Хорошо. Я согласен.

Он постучал по столу и попросил тишины:

– Еще несколько деталей, которые нужно уточнить!

Николай вопросительно посмотрел на свой портфель и, после кивка генеральской головы, вынул лист с отпечатанным текстом.

– Выберем подходящее кодовое название, – предложил мне генерал. – Это необходимо для донесений. Какие там псевдонимы свободны у третьего управления?

Николай просмотрел текст и засмеялся:

– Вот, например, «Орел» – хорошо подходит для летчика! Все тоже рассмеялись. Очень весело!

– Что ж, возьмем его.

После этого в первый и последний раз все взоры обратились к Павлу Константиновичу:

наконец-то и он получил возможность показать, для чего находится в компании. Ему поручили следить, чтобы контрразведка не чинила мне препятствий. Меня это устраивало, обещая двойную пользу.

– Может, я что-то упустил? – спросил генерал.

– Имя! – подсказал Николай.

– Конечно! – генерал повернулся ко мне. – Теперь, когда ты принят в наш круг, тебя будут звать Стиг Густавович, и никак больше.

Таким образом, моя фамилия также была отсечена по правилам конспирации.

Мы возвращались в город, как и прибыли – в разных машинах. Шоферы были поразительно аккуратны, и это понятно: пассажиры в машинах ГРУ не годились на роль свидетелей в автокатастрофах.

Глава 10

Переход в сферу третьего управления не был сопряжен с чем-то новым: Николая просто сменил другой «ведущий». Его звали Сергей Васильевич. Еще один Сергей.

Какая у него фамилия, Веннерстрему было безразлично – он сам ее теперь не имел. Возможность узнать, кто такой этот Сергей, так и не представилась. Стало лишь ясно, что он был майором и подчиненным кого-то, с кем Стигу, вероятно, предстояло встретиться позднее. Он казался больше гражданским, чем военным: одевался с европейским вкусом, но говорил по: английски в ярко выраженной американской манере, хотя хорошо владел и немецким, по причине чего их беседы представляли собой странную трехъязычную смесь. По мнению Веннерстрема, Сергей вообще выглядел и вел себя несколько странно.

Николай отрекомендовал их друг другу в городской квартире. Особняк в Серебряном Бору больше не посещали. Считался ли он израсходованным как явка, или им не располагало третье управление, Стиг так никогда и не узнал. Расставаясь, Николай выглядел по-настоящему огорченным. И это не казалось наигранным: в конце концов, у разведчиков и агентов тоже есть свои привязанности.

Поначалу шведу казалось, что Сергей неэффективен в работе. Вопросы, которые он задавал, мало чего стоили. Но позже, присматриваясь, Стиг понял, что проходит своеобразный испытательный срок. Третье управление ничего не считало решенным, и его попросту проверяли.

Первым, что привлекало внимание, была проверка пунктуальности. Сергей ждал в условленном месте с машиной, и когда Стиг садился в нее, тот обязательно смотрел на часы: тип служебного хронометра, показывавшего абсолютно точное время. Это повторилось всего несколько встреч, потому что сообразительный швед стал приходить немного раньше. А про себя думал: «Ладно, припомню тебе, ленивый хитрец». Именно такое впечатление – ленивца – медлительный Сергей почему-то производил на активного и подвижного Стига.

Раздобыв секундомер, Веннерстрем начал заранее рассчитывать время, чтобы подойти, как говорят, тютелька в тютельку. Таким образом, вскоре ему уже удавалось соблюдать точность до секунды.

Когда Сергей убедился, что агент понял организационные требования, он тоже стал являться на встречи секунда в секунду. Риск попасться на глаза наблюдателям был сведен к минимуму.

Проверяли и знание языков: например, как хорошо Веннерстрем схватывает на слух беседу

на английском. Как-то Сергей попросил помочь с прослушиванием магнитофонной записи. Некоторые места в ней было трудно разобрать. И хотя специалистов у них наверняка хватало – испытуемому пришлось это сделать.

Такая «неутонченная» проверка поначалу показалась Стигу обидной и смехотворной, но потом его заинтересовала пленка сама по себе. Это был диалог двух американцев, записанный, по-видимому, в помещении, поскольку не было слышно посторонних шумов. Вообще-то прежде он довольно часто слышал, что русская контрразведка ведет тайное прослушивание, но наглядное подтверждение тому получил впервые.

Беседа американцев была явно компрометирующей. Один из них только что вернулся из поездки, и теперь они выясняли, где расположена фабрика: до или после моста? И далеко ли от излучины реки находится электростанция?

Цели для бомбардировки! Это открытие ошеломило Веннерстрема. Вслух он, однако, ничего не сказал, ведь Сергея интересовало только умение шведа понимать плохо прослушиваемые места.

…Память – удивительная штука. Стиг слушал кассету и улыбался. Ему припомнился вдруг совсем другой эпизод с прослушиванием – во время войны, в Стокгольме, в особняке, который занимал тогда немецкий военный атташе.

У Веннерстрема всегда было богатое воображение. И тут он будто наяву представил, как все происходило: вот сидят они – немец с несколькими соотечественниками, – удобно откинувшись в креслах и ничего не подозревая. Ведут разговор, не предназначенный для посторонних… и вдруг внезапно замолкают, уставившись в жерло камина. А оттуда медленно опускается микрофон и замирает на уровне их носов! Шведский специалист из СЕПО просчитался на метр провода. Немая сцена! Скандал! Невозможно описать, как разгневанно реагировал на этот просчет германский военный атташе…

Стиг негромко хохотнул, приведя Сергея в изумление, и подумал: а вот русские, судя по пленке, не ошиблись в своих расчетах. И с метражом провода у них явно все благополучно.

После прослушивания кассеты последовали вопросы, касавшиеся американского посольства. Стиг понял, что все они – контрольные, с заранее известными ответами. Видимо, русские хотели проверить его правдивость, информативную надежность, способность запоминать детали.

Предположение подтверждалось: третье управление действительно ничего не брало на веру. Стиг беспокоился, потому что никак не мог уяснить суть этой проверки: ведь должен же Сергей понимать, что швед тоже все понимает? Может, он недостаточно опытен, чтобы вести ее не так откровенно и грубо? Или по натуре не способен быть более тонким? Однако русский ничего объяснять не собирался.

…Явка, условно называемая «номер один», располагалась на одной из улиц, пересекающих Садовое кольцо. Веннерстрему были известны всего три такие квартиры. В каждой был установлен телефон с красной кнопкой: устройством для закрытия разговора от прослушивания.

Наблюдать это устройство Стигу однажды уже довелось – благодаря шведской принцессе Сибилле. Она прислала в свое посольство в Москве запрос о родственнике, попавшем в плен под Сталинградом, и просила выяснить, жив ли он. И если да – то где находится. То, что она обратилась к Веннерстрему, выглядело вполне понятным и естественным: он был адъютантом принца Густава Адольфа вплоть до его гибели в авиакатастрофе в 1946 году. Кроме того, Стиг находился теперь именно там, где это можно было выяснить. Разумеется, он более чем охотно взялся за выполнение просьбы.