В плену медовой страсти
Шрифт:
Так вышло, что за этот титул ему не пришлось биться с прошлым чемпионом — Икрейном из дома Флавиуса. Но уже завтра это недоразумение должно было решиться: именно бой чемпионов пожелал видеть патер Мэгли на Арене Мори в последний день празднования своего шестидесятилетнего юбилея. И завтра Арвор собирался устроить настоящее кровавое зрелище для патеров и господ.
— Ты о чем-то задумался? — рыжеволосая девица прикоснулась пальцами к его гладко выбритой щеке, и Арвор очнулся. Покосившись между своих ног, с усмешкой осознал: его член уже не стоит.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Кастилия, —
Он заплатил ей четверть садита и выпроводил из своей камеры, а потом прикрыл железную дверь, чтобы снова завалиться на жесткую скамью. Через пять минут в проем заглянул Берт:
— Тебе она не нужна? Можно, я возьму ее?
— Нет, — Арвор покачал головой. — Пускай идет.
— Ты заплатил ей, — удивился друг.
— Верно, — согласился мужчина. — Она заслужила.
На следующее утро его вызвал господин.
— Ты не воспользовался вчера моим даром, — сказал он укоризненным тоном, как только чемпион его дома склонил перед ним голову.
— Простите, господин. Я решил не растрачивать силы и жизненную энергию. Сегодня мне предстоит непростой бой за честь вашего дома.
— Раньше тебе это не мешало трахать по три шлюхи за ночь, — заметил Марсилий с усмешкой, но Арвор промолчал в ответ. — Ну что же… Твое дело. Для меня главное — чтобы ты одержал победу над Икрейном.
— Так и будет, господин.
— Но не забывай: ты должен устроить шоу. Поиграй с ним, пусти ему кровь, окропи священный песок Арены Мори… Пускай патер Мэгли и остальные вдоволь насладятся зрелищем.
— Да, господин.
Марсилий растянулся в благодушной улыбке:
— Мой чемпион! — и похлопал его дружески по плечу. — Ну, иди, прими ванну. Если хочешь, можешь взять кого-нибудь из рабынь себе в услужение.
— Спасибо, господин.
Принять ванну было очень кстати. Вчера он сильно пропотел на вечерней тренировке, потом возился с Кастилией и после этого сразу завалился спать. Ему хотелось освежиться.
После ванной и завтрака он вышел на песок тренировочной арены, находящейся за домом и обнесенной высокой каменной стеной, чтобы ни один мятежный раб не рискнул сбежать оттуда. У бойцов уже шла утренняя тренировка. Новички таскали по кругу огромные бревна. Другие сражались на тренировочных деревянных мечах. Разглядывая товарищей, Арвор лениво потянулся и тут же получил острием деревянного меча под бок.
— Какого черта? — проворчал он, оглядываясь на Берта.
— Что сказал тебе господин?
— Пожелал хорошего боя. А ты почему не тренируешься? Берегись, увидит Тибиус — и тебе несдобровать.
— Я тоже буду сегодня биться! — гордо сообщил Берт.
— Неужели? — удивился Арвор. — Я думал, что списки бойцов от дома Марсилия уже составлены. Титерий, Грасс, Левис и Акур будут сражаться утром и днем, Филиус и Тит — ближе к вечеру, когда уже прибудут патер Мэгли с семьей и другие патеры, а я — в последнем бою… Когда же ты?
— Прямо перед твоим боем с Икрейном.
— Невероятно! Поздравляю! — Арвор похлопал друга по спине. — В таком случае, нам пора собираться… Господин сказал, что наша повозка отправится на Арену уже через час…
Тем временем, на самой Арене Мори уже начинали собираться горожане. Солнце еще не поднялось из-за верхних рядов трибун, а нижние уже были заполнены. Народ суетился, делал ставки, выплачивая монеты устроителям состязаний.
На самой арене, в песочном круге, возились рабы. Они разравнивали песок и заменяли его там, где он запекся вместе с кровью. Такую уборку делали не всегда, но сегодня, в день рождения патера Мэгли, главы Криниса, все должно было быть в лучшем виде.
Примерно в то же время, пробираясь через толпу горожан, продвигалась к Арене Мори и большая рабская повозка с пятью десятками несчастных, приговоренных к смерти. Их должны были казнить во время празднества, где-то ближе к вечеру, незадолго до финального боя.
В этой повозке была Исмин.
4 глава
И что теперь? Как именно их казнят?
Вариантов было множество.
Быть может, их всех поставят на колени, и один из бойцов пройдет вдоль рыдающей линии несчастных и просто отрубит каждому голову.
Быть может, они выпустят на арену голодного льва и дадут ему растерзать слабых, тощих, перепуганных людей.
Быть может, снимут щит с огромной шахты, вырытой в центре арены, и сбросят их вниз… там, в темной бездне, живут артахесисы. В основном тварей кормят поверженными бойцами.
Быть может, рабов заставят самим убить друг друга, чтобы один, последний выживший, получил второй шанс и был отпущен живым.
Быть может, даже сам патер Мэгли спустится на песок, чтобы под экзальтические вопли многотысячной толпы вонзить свой кинжал, инкрустированный йамимарами, в глотку каждого приговоренного.
Все эти варианты и многие другие успела услышать Исмин, пока ехала в большой плетеной повозке, прикованная цепью к своей соседке, тогда как та была прикована к третьей рабыне, а третья — к четвертой… Они все были соединены. Все пятьдесят рабов и рабынь. Сбежать было невозможно, хотя свобода казалась такой близкой: только протяни руку — и схватишь пальцами свежий воздух и солнечные лучи.
В повозке не все были с рудников, но те, кого вытащили из подземелий Арсанары, щурились и прятали лица. Глаза резало от света, мир вокруг расплывался, подернутый поволокой слез. Исмин почти не видела, как их везут по городу, хотя с детства знала этот город как свои пять пальцев: все его петляющие, извилистые улочки с каменными домами и этажами, нависающими один над другим так, что между балконами пятых этажей на двух разных сторонах улицы можно было положить небольшую деревянную доску и пройти по ней, и все его рынки — овощной, рыбный, мясной, вещевой, невольничий с высокими столбами и запекшейся под ними кровью, — и все ярмарочные палатки, и дворцы, и арены…