В плену огня

Марта бежала, перепрыгивая через лужи, подскальзываясь в апрельской каше и отчаянно размазывая слёзы по щекам. В сумке разрывался смартфон, а сердце гулко ухало где-то под рёбрами.

"Вот и всё… – билась в висок одна единственная мысль.

На город лениво начали сползать весенние сумерки. Вспыхивали одна за другой витрины магазинов. О чём-то перешёптывались тополя на бульваре. В бесконечных вечерних пробках утопали машины. Устав от быстрого бега, девушка опустилась на первую попавшуюся скамейку. Закрыла лицо руками и разрыдалась. Марта и не заметила, как ноги сами принесли её к бабушкиному дому. Небольшая двухэтажка послевоенной застройки уютно нахохлилась в глубине

бульвара и словно подмигивала ей горящими окнами. Бабушка умерла три года назад и девушка так и ни разу не смогла переступить порог её квартиры. А теперь вот ноги принесли сами, как в детстве, когда казалось, что Марфа Васильевна знает лекарство от любой беды: и от сломавшейся куклы, и от разбитых коленок. Сегодня разбитым было сердце.

Марта, всхлипнув, подалась во двор, осилила восемь деревянных ступенек и замерла возле красной, обтянутой дермантином, двери. Больше всего на свете хотелось, чтобы на стук та распахнулась и и в проёме появилась бабушкина фигура. Статная, с высоко уложёнными волосами, всегда в нарядном выглаженном фартуке бабушка была для Марты целым миром. Родители, сотрудники научного общества, бесконечно пропадали в командировках и Марфа Васильевна заменяла ей и маму, и папу. Учительница русского и литературы, даже выйдя на пенсию, продолжала брать репетиторство, не представляя себе жизни без Булгакова, Ахматовой и Шолохова. Бабушка обожала свою профессию, радела за каждого ученика и, казалось, была наполненна жизнью до краёв даже в свои семьдесят пять. В неизменной причёске-ракушке – пять шпилек, нитка жемчуга на шее и золотые подковки в ушах. Похрустывающие, накрахмаленные воротнички блузок, летящий подол длинных юбок или бесчисленные платья, казалось, всех цветов и фасонов – Марфа Васильевна не откладывала жизнь на потом и легко носила лучшие наряды дома. Рано овдовев, через всю жизнь пронесла любовь к своему Митяю, не чаявшему в ней души и исполнявшему любой каприз. Они были невероятно красивой парой, но вторая афганская разделила жизнь на до и после. Марфа Васильевна прорыдав неделю в подушку, всю свою нерастраченную любовь стала вкладывать в любимых учеников и любимую внучку. Бабушка, казалось, умеет всё: и испечь яблочный пирог, и сшить кукле платье, и написать реферат за вечер, и справиться с вылетевшими пробками и поймать убежавшую петельку на любимом свитере. Не сумела она только справиться с инфарктом. В восемьдесят пять её не стало.

Марта несмело повернула ключ в замке. Три оборота. Переступила порог. Квартира по-прежнему хранила аромат бабушкиных духов, сушёных яблок и уюта, знакомого с детства. В свете жёлтого с бахромой абажура вспыхнули вышитые шторы, висящие аккуратными складками, покрывало в тон и старомодная горка подушек, прикрытая кружевной накидкой. На круглом столе накрахмаленная скатерть, в серванте один единственный сервиз, который бабушка с удовольствием доставала каждый день. И книги. Казалось, они захватили квартиру и жили везде: в старой стенке, в кладовке, на полочках вдоль стен. Старая добрая классика соседствовала с научной фантастикой, любовные романы перемежались со Стивеном Кингом – даже в чтении Марфа Васильевна черпала жизнь щедрыми пригоршнями. Слой пыли не портил знакомое и привычное расположение вещей. Казалось, вот-вот выйдет с кухни бабушка и, вытирая на ходу руки, спросит: попьём чаю, ласточка? Так ласково звала её Марфа Васильевна.

Марта сняла промокшие насквозь сапоги, повесила на вешалку пальто и прошла на кухню. Набрала воды в старый пузатенький чайник со свистком и поставила на огонь. Отыскала в шкафу сушёные травы в жестяных баночках, достала тонкую фарфоровую чашечку из серванта. Щепотка мяты, ложечка мёда, затвердевшего в камень, кипятка до золотой каёмочки. Будничные нехитрые действия успокоили и заставили, бежавшие галопом мысли, перейти на шаг. Девушка взяла чашку с чаем и опустилась в бабушкино любимое кресло, как в самые надёжные объятия. Прикрыла

глаза.

Владик. Человек, которого она знала большую часть жизни, кому доверяла, как самой себе, с кем прожила 18 лет, как ей казалось, душа в душу, сегодня её предал.

Они познакомились тридцать лет назад под бабушкиными окнами. Семья Влада переехала в соседнюю двухэтажку. И тем же вечером мальчишка вышел гулять с самокатом.

– Хочешь, я прокачу тебя до ворот? – важно насупившись, спросил Владик.

– Хочешь, пойдём ловить лягушек на пруд?

– Хочешь, я прогуляю с тобой физ-ру?

– Хочешь, я понесу твой портфель?

– Хочешь, я набью ему морду?

– Хочешь, я куплю нам билеты?

– Хочешь, я пойду с тобой на выпускной?

– Ты правда этого хочешь? – одними губами спросил Влад. Марта несмело кивнула. Непослушные русые вихры, лёгкий загар и смелый открытый взгляд серых глаз. Сердце почему-то пропустило удар.

На улице звонко барабанил по крыше майский дождь. С самого утра небо затянуло густыми тучами. Влад забежал на минутку, отдать ей конспект по биологии, но почему-то они всё ещё сидели в подъезде на деревянном сундуке, не сумев расстаться. Марта взахлёб рассказывала, как они с бабушкой ходили в театр. То накручивая прядь волос на палец, то вскакивая с сундука и начиная в лицах изображать героев представления. А потом вдруг без всякого перехода попросила:

– Поцелуй меня, пожалуйста… – и даже зажмурилась на всякий случай. Но в ответ прозвучала тишина и Марта открыла глаза. Влад поднялся с сундука и тяжело сглотнув, спросил:

– Ты правда этого хочешь?

Марта несмело кивнула.

Молодой человек сделал ещё шаг вперёд. И теперь серые глаза стали ещё ближе. Смотрели с затаённой надеждой, с юношеским вызовом и капелькой стеснения. Влад наклонился и слегка коснулся своими губами Мартиных. Девушка замерла и напряжение, окутавшее двоих, казалось, можно потрогать руками. А потом вдруг потянулась навстречу и робко и неумело ответила на поцелуй. Губы Влада были тёплыми, немного шершавыми и заставляющими сердце катиться куда-то вниз. Марта испугалась и отстранилась. Хлопнула дверь в подъезд, послышались чьи-то шаги.

– До завтра? – спросила девушка.

– До завтра – ответил Влад. Голос почему-то стал хриплым и не слушался.

Марта закрыла дверь, прислонилась к прохладному дермантину и прикрыла глаза. На губах всё ещё ощущалось тепло поцелуя, а дыхание перехватывало, как на качелях. Как теперь общаться с Владом? Как раньше уже не выйдет. А как по-новому девушка не знала. Как жаль, что к жизни не придумали простых и понятных инструкций.

– Марта, ты? – спросила бабушка из глубины квартиры.

– Я, бабуль! – улыбнувшись, крикнула девушка.

* * *

Чайная чашка давно опустела. В доме напротив зажглись огни. У подъезда никак не могла распрощаться пара влюблённых. Марта смотрела на них, слегка приоткрыв штору и не могла поверить, что когда-то они с Владом так же дышали и не могли надышаться друг другом. В какой момент всё пошло не так? А хотя… Какое это имеет значение, если однажды после работы ты находишь в своей постели мужа и незнакомую девушку? В глазах предательски защипало. Снова пронеслись картинки. Вот Марта распахивает дверь спальни со словами: "Мне одобрили отпуск на июль!"

Вот растерянно оборачивается девушка, прикрываясь одеялом.

Виновато поднимает глаза Владик, натягивая трусы.

А у Марты перед глазами проносится и умирает целая жизнь.

Нет, это невыносимо. Надо поспать, бабушка говорила, сон – лучшее лекарство.

Утро вклинивалось в сознание незнакомыми звуками, давно забытыми запахами и оглушающими воспоминаниями. От бабушкиной подушки чуть уловимо пахло лавандой. По потолку блуждали солнечные зайчики. За окном радостно чирикали воробьи, перемывая пёрышки под звонкой капелью.