В плену реальности
Шрифт:
— Выходи из игры, — голос Пита прозвучал словно из соседней комнаты. — Нет смысла терпеть.
Терпеть было невозможно. Денис стал центром, принимающим боль. Судорога скрутила его от пяток до кончиков волос. Он не мог шевелиться и смотреть. Его мысли превратились в несвязные обрывки воспоминаний, которые перемешивались болевыми спазмами. Нужно было срочно валить с Тары.
Востриков вспомнил обучающий ролик. Молодая девчонка рассказывала, как самостоятельно вернуться на Землю. Теория гласила: «Нужно представить себя в реальной жизни и как можно детальнее воспроизвести в памяти окружающую обстановку, позу и другие мелочи — запахи, звуки.
— Да, выходи ты уже! — теперь в голосе Пита слышалось недовольство. Он пнул Дениса ногой. — Сейчас я установлю эту штуку на максимум, и ты погнёшься, как резиновый манекен. Вот только кости у тебя не резиновые. Знаешь, что с ними будет? Зрелище не из приятных!
Востриков открыл входную дверь в своей квартире на четвёртом этаже и рухнул в прихожей. Вместе с прокатывающимися по телу спазмами мерцали стены. Предметы то появлялись, то исчезали. Менялся цвет обоев, мебель и освещение. Удерживая внимание, Востриков заполз в зал и посмотрел на сидящего себя на диване. Поднимая взгляд от ног, к голове, он будто заполнял себя палитрой. Появлялись подошвы ботинок, штаны, ремень, рубашка. Наконец он добрался до головы. Лицо не имело выраженных черт, будто сидящего на диване покусали пчёлы, но стопроцентной точности не требовалось. Денис посмотрел на свои глаза и изо всех сил напрягся…
— Ну как знаешь! Я предупреждал! — Пит передвинул ползунок.
Шокирующая сфера вырвала Дениса из квартиры на планете Земля и со всего размаха ударила о землю в курилке города-спутника Байта. Он больше не ощущал рук и ног. Вернее, ощущал, но не мог с точностью сказать, что есть что. Всё, что ниже головы, служило лишь нервами, передающими боль в мозг. Тело будто пропустили через мясорубку.
— Я давал тебе шанс…
Что-то холодное прикоснулось к горлу и тут же отступило. В руке щёлкнула сфера, и мышцы расслабились. Денис поднял веки, но глаза, залитые кровью от полопавшихся капилляров, почти ничего не видели. Рубашку пропитало что-то мокрое и тёплое, оно коснулось подбородка и щеки. Востриков высунул язык и попробовал на вкус — кровь. Кровь хлестала из шеи.
Зрению вернулась резкость. Последнее, что рассмотрел Востриков — склонившийся над ним Пит с ножом из метеоритной стали в руке…
Глава 10
От вкуса дешевого хот-дога из булки и сосиски с кетчупом, купленного в не самом надёжном месте («Сосисоны от Димсона») Горький в наслаждении закатывал глаза. Он сидел на лавке в южном районе Тихата, где свободные земли стремительно застраивали многоэтажками. Клювы строительных кранов вращались в разные стороны, будто головы любопытных фламинго. Светило солнце. День выдался… День выдался на Таре…
Пиво, которое продал ему Димсон, похоже хранилось в морозильнике. Горький поднимал бутылку с тротуара, делал глоток и ставил обратно. Удерживать её на весу было почти невозможно. Отмерзала рука. «Тёмное-нефильтрованное из отборного солода» гласила этикетка, но Горький сильно сомневался в достоверности написанного. В Тихате никто не продавал хорошее пиво за двадцать две минуты игрового времени.
В поведении Горького было что-то неправильное. Ненормальное. И он это понимал. Две недели, проведённые на Земле, были временем депрессии и самобичевания. Он потерял друга и косвенно оказался причастным к смерти молодой девчонки. Каким-то чудом он вышел
Из-за угла дома выехал велосипедист. Кроссовки, брюки со стрелками, рубашка-поло и голубая кепка. Если бы Горький его не знал, то наверняка принял бы за человека с задержкой в развитии. Нужно было обладать исключительно говёным чувством стиля, чтобы так одеваться, разъезжая на велике стоимостью шесть тысяч часов.
— Здравствуй, — велосипедист остановился у лавки и опустил наушники на шею. На всю катушку выла какая-то китаянка на фоне восьмибитной музыки.
— Привет, Циркуль. — Горький выкинул обёртку от хот-дога в урну. — Всё так и донашиваешь шмотки за братом?
— Очень смешно, — Циркуль слез с велосипеда и поставил его на подножку. — Чтобы ты знал — эти кроссовки стоят дороже, чем вся твоя одежда.
— Неудивительно. Даже пятиклассник впарит тебе коровье дерьмо под видом арахисовой пасты.
Циркуль сел на лавку и достал из кармана телефон.
— Такое чувство, что дома у тебя вместо шкафа — игральный автомат с одеждой. Каждое утро ты дёргаешь рычаг, и он случайным образом подбирает тебе наряд. Другого объяснения, почему ты так одеваешься, у меня нет.
— Наверное, мне всё-таки нужно было послушать Макса и не связываться с тобой.
— В смысле?
— Парень, которого ты ищешь…
— Макс сказал тебе не связываться со мной? — Горький выбросил в урну недоеденный хот-дог и блевотину в бутылке из-под пива.
— Не открытым текстом, но намекнул.
— Почему?
— Откуда я знаю?! У него спроси!
— Я бы спросил… — «если бы он брал трубку» — подумал Горький. — Что там по моему заказу?
— Ну, вообще, если бы ты не поленился, то нашёл бы его, просто вбив фамилию в гугл. Востриков Денис — восходящая звезда королевской битвы. Он подписал контракт с «ПроАрена».
— Ого!
— Это ещё не всё. Смотри! — Циркуль показал на экране телефона скриншот какой-то таблицы с именем Вострикова. — Я сначала подумал, что это ошибка, но затем запросил у своего человека данные из реестра. Похоже, Востриков недавно умер. И судя по местоположению, это произошло где-то во внешке. Я отправил тебе его трекер перемещений за последние две недели и список телефонных номеров.
— Его убили?
— Не знаю, — Циркуль пожал плечами. — Мой друг использует базы корпорации. Детальная информация о том, что происходит во внешке, их либо не интересует, либо, что более вероятно, у них её просто нет.
— Понятно, — Горький нажал несколько кнопок на браслете. — По цене, как обычно?
— Да.
— Спасибо, — Горький поднялся с лавки. — Увидимся.
Если раньше мимо двухэтажного дома на улице Кольцевой местные проходили по другой стороне дороги, то теперь они выбирали соседние улицы или переулки. Раньше дом банды Тощего напоминал притон с кучей вооружённых мужиков и мусором во дворе, теперь — место казни. Целыми остались окна только на втором этаже, в лицевой стене дома зияли дыры от дроби, лужайка перед домом бугрилась свежими кучами вывернутого дёрна — могилами, рядом с домом валялась раскуроченная, будто консервная банка, трансформаторная подстанция.