В плену
Шрифт:
Автор подробно описывает свое многолетнее пребывание в плену. Оно не походило на череду однообразно бредущих друг за другом дней. Было много ужасов, к которым военнопленные как-то притирались. Ценность всего описанного Б. Н. Соколовым не только в изложении фактов, мелких деталей быта военнопленных, но и в правдивой передаче атмосферы той жизни. И главная ее правда состоит в том, что жизнь военнопленных была очень разной. Это разнообразие зависело от места в лагерной иерархии, от национальной принадлежности, жизненного опыта, твердости духа. Мы узнаем о том, что военнопленные в первую очередь умирали не от жестокого содержания, плохого питания и других бытовых тягот, а оттого, что "тосковали", то есть от душевного надлома.
Б.
Многие мысли, высказанные Б. Н. Соколовым, вызывают внутренний протест. Им не хочется верить. Например, он отмечал, что во власовскую армию чаще обычного вступали кадровые военнослужащие, что латыши никогда не симпатизировали русским... А о том, что военнопленные часто после ужина пели русские, украинские народные песни, причем пели "хорошо и много", почему-то читать очень страшно.
Крупномасштабные события Второй мировой войны мемуарист рассматривает на основе своего жизненного опыта. В этом есть свой резон. Но в этом одновременно проявляются и самые, на мой взгляд, слабые фрагменты книги. В частности, оригинальна, но далека от действительности точка зрения Б. Н. Соколова на причины поставок Советскому Союзу оружия и боевой техники по ленд-лизу. Он считает, что толчком к этому послужило массовое уничтожение гитлеровцами евреев. После этого, дескать, еврейский капитал, игравший заметную роль в экономике США, повлиял на развитие дальнейшего хода событий. С этим можно было бы согласиться, если бы автор не видел в этом факте главного и единственного мотива в действиях руководства Соединенных Штатов.
В работе немало и фактических ошибок, неточностей. Автор, например, рассуждает о 200-летии российского анархизма, хотя тот едва перешагнул 150-летний рубеж. Пишет о том, что Н. С. Хрущев командовал войсками под Харьковом, хотя тот на протяжении всего своего участия в боевых действиях никогда не командовал ни одним соединением, поскольку был членом Военного совета формирований разного уровня. Пишет, что И. В. Сталин в мае 1945 года был генералиссимусом, тогда как это звание ему было присвоено лишь в сентябре.
Но подобные огрехи не могут повлиять на то сильное впечатление, которое производит книга. Ее правдивость и честность, компетентность автора, прошедшего через кошмар войны, не вызывают сомнения.
Особая ценность этих мемуаров состоит в том, что они написаны не в привычном для читателя ключе "героя-победителя". Их писал "чернорабочий" той войны. Их писал человек, разделивший со своей страной не столько славу победителя, сколько боль страданий и утрат.
С. Н. Полторак,
доктор исторических наук, профессор,
академик Академии гуманитарных наук
и Академии военно-исторических наук
Предисловие автора
Эту повесть я писал о себе и для себя, но так как в те трудные годы я жил вместе с народом, вместе с ним ел, пил, спал, делил невзгоды и радости, то привык жить его интересами и смотреть его глазами. Поэтому повесть эта отчасти и о русском народе. Одновременно я касаюсь и некоторых происходивших тогда крупнейших мировых событий, стремясь разглядеть их истинные цели и причины. И хотя многие из них были скрыты туманом секретности и лжи, но, видно, таков уж закон жизни - тайное всегда становится явным.
В этой повести для себя я старался держаться истины. Поэтому как о народе, так и о себе я говорю не только хорошее. Это не так просто. Насколько мне известно, так обычно не пишут. В оценке исторических событий я из-за недостаточности информации, может быть, кое-где ошибался.
Глава 1.
Гатчина
"Время войне и время миру".
Екклезиаст
В литературе, написанной о прошлой войне, она изображается деятельной, романтической, радостной успехами и победой и всегда осмысленной. Это не так. Война - она серенькая. И деятельного в ней, то есть чистой войны, для каждого, прошедшего ее всю, ничтожно мало. Сегодня ты подстрелил немца, завтра он подстрелил тебя. Разменялись шахматными пешками. Все. А прошедших с боями от Бреста до Сталинграда и от Сталинграда до Берлина не было. Это область фантазии военных писателей.
Остальные 99% времени - это формирования, переезды, жизнь на спокойных участках фронтов, лагеря, лазареты и прочие будни войны. В общем, серое существование, и для большинства еще более бедное, чем обычная наша жизнь. Но все же бесцветными все эти годы назвать нельзя. И именно поэтому о них и сохранилась память.
Я - младший лейтенант запаса, помкомбат, а попросту - взводный, так как командую огневым взводом трехдюймовой батареи народного ополчения г. Ленинграда.
Мне тридцать лет. Инженер, главный технолог завода. На войну пошел, можно сказать, добровольно, то есть не уклонился и не отказался, как поступали многие, твердо знавшие, что на войну лучше не ходить. В этом сказался и законопослушный характер, и незнание жизни вне привычного круга, и просто непривычка думать. Как понял потом, большинство армии и состояло из таких "добровольцев", то есть людей неинициативных, слабохарактерных, равнодушных, не умеющих думать и управлять своей судьбой. Люди с твердым знанием своих интересов и умением их отстоять на войну не шли, и государство ничего не могло с ними поделать.
Не касаясь здесь поступления в народное ополчение и всяких сумбурных перебросок в начале войны, начну с прибытия в августе 1941 года на фронт, то есть на ту последнюю линию, дальше которой идти нельзя - там немцы. Это четвертый километр шоссе Гатчина - Луга. Я командую огневым взводом полубатареи. У меня две трехдюймовые пушки, изготовленные, как написано на медной табличке, на "Казенных Путиловских заводах" в 1902 году. К ним 16 снарядов - по 8 снарядов на орудие. На боку у меня планшет с картой и какими-то бумажками и пистолет ТТ, но без патронов, выдать их мне никто не удосужился. Для обслуживания этих пушек в моем распоряжении человек тридцать солдат, главным образом, студентов первого курса Механического института. Только ездовые, так как батарея на конной тяге - это пожилые солдаты-мужички. Их прислали по моей настойчивой просьбе, так как студенты не только запрягать и править не умели, но боялись крупных жеребцов не меньше, чем немцев. Студенты совсем мальчики и ничему военному не обучены. Правда, перед отправкой их учили маршировке, отданию чести и другим премудростям гарнизонной службы.
Я считаюсь старым воякой, хотя опыта у меня нет. Военные знания, пожалуй, есть, но как их применить, я не знаю. Лет десять меня почти ежегодно на два-три месяца призывали на военные сборы. На этих сборах с завидным постоянством всегда учили одному и тому же, а именно, стрельбе с закрытых позиций, так называемой пятой задаче. Задача состояла в том, что с наблюдательного пункта, сделав тригонометрические вычисления и глядя в бинокль или в стереотрубу, я корректирую огонь батареи, сообщая данные по телефону. Но сейчас у меня нет бинокля, нет телефона, нет ни с кем связи, нет обученных солдат, а главное, там, куда я должен стрелять, - в деревне Пижма - одновременно появляется множество разрывов. Совсем не как на полигоне, где, кроме разрыва от моего выстрела, нет ничего. Да к тому же я не знаю, кто в ту деревню стреляет: мы или немцы.