В плену
Шрифт:
– Смотри, они идут опять.
Кричит она, разумеется, по-латышски, но для меня языкового барьера больше не существует. Глядим в окошко и мы со старушкой.
Теперь их трое. Третий это Дзеринь - вертлявый и непоседливый Володькин хозяин. Они стоят на развилке дорог, где Дзеринь им что-то горячо объясняет, показывая на камень и на наш дом. Затем все трое решительно направляются сюда. Видно, Володька разболтал своему хозяину то, что я так неосторожно говорил на сдаточном пункте.
Дверь отворяется, и входят Саша и тот же волостной полицейский, оба с винтовками. Вид обоих не сулит мне ничего доброго. Дзеринь, которого Тамара терпеть не может, остается ждать на дворе. Оба направляются ко мне. Старушка стоит у плиты, Тамара выходит из своей комнаты.
Саша звонко,
– Говори, где Тихон?
Не вставая из-за стола и не глядя на них, бурчу:
– У немцев спросите.
Полицейский молча меня поднимает, взяв двумя пальцами за ухо.
– У каких немцев?
– немного опешив, продолжает допрос Саша.
Соображаю, что Тихону нельзя попадаться только к ним в лапы, а если здесь его нет, то, значит, он уже в лагере, так как со времени его побега прошли уже почти сутки. Если же попался по дороге, то все равно отвезут в лагерь и обратно к хозяину уже не вернут.
– У тех немцев спросите, которые в лагере. Тихон ушел в лагерь.
– Зачем?
– уже совсем растерянно и в то же время злобно спрашивает Саша. Полицейский пристально молча сверлит меня глазами.
– Вы, господин, плохо его кормили, плохо с ним обращались и били его.
– Врешь, большевик, - Саша вскидывает винтовку и, щелкнув затвором, направляет ее на меня. Тамара вскрикивает. Полицейский, не сводя с меня глаз, отводит Сашину винтовку рукой в сторону.
– Нет, не вру. Когда не мог он мешок в три пуры{6} поднять, били его и винтовкой грозились.
– Ты, ты его подучил, коммунист проклятый, - на губах у Саши пена. Он перехватывает винтовку в левую руку, а правой замахивается. Тамара подскакивает и с криком дергает Сашу за плечо. Одновременно полицейский боком его от меня оттесняет. Теперь допрашивает полицейский:
– А ты не врешь, что он сбежал в лагерь?
– Так он говорил. Проверьте сами, телефон у вас в волости есть.
По всему видно, что такой оборот дела, когда настоящего побега не было, его вполне устраивает. Полицейский кивает Саше головой, и они уходят. Уже у двери бросает мне через плечо:
– Смотри, если наврал, то будем разбираться с тобой.
Мои хозяева тоже довольны. Во-первых, все обошлось спокойно, а во-вторых, доставлена неприятность Саше и Марте, которых они недолюбливают. Вообще, как я не раз замечал, здесь все рады беде соседа. Да, наверное, и не только здесь?
На следующий день Саша поехал в лагерь и привез оттуда другого работника, хотя говорили, что замены теперь не дают. Пришлось, видно, хорошо подмазать. Но что это за работник! Одет с иголочки, сапожки хромовые. Вечером no-соседству пришел ко мне, хотя было не воскресенье. Зовут его Алексей, служил в каком-то лагерном управлении и жил, по его словам, так, как дай Бог каждому. Однако, как говорит, надоело за проволокой. Захотелось и выпить, и с девками погулять, вот он и попросился у "отца народов" отправить его к крестьянам. "Отец народов" - это новый начальник лагерной полиции, назначенный вместо Ивана Ивановича. Всемогущих начальников полиции в лагерях часто так именовали по аналогии с И.В. Сталиным, которому в СССР в те годы этот титул был присвоен почти официально.
Алексей пожил у Саши недолго, помнится, меньше двух недель. После пошел в волость и потребовал, чтобы отвезли обратно в лагерь. А Саша остался совсем без батрака, третьего уже не дали. Во всем этом Марта считает виновником меня, и когда я прохожу мимо их хутора, грозит мне кулаком.
Однажды охватывающее всех напряжение, кажется, находит разрядку. Врывается красная и растрепанная Тамара с криком: Invasion! Invasion!
Вот оно, наконец, слово, которое так нетерпеливо ждал весь мир: ВТОРЖЕНИЕ. Шестого июня 1944 года англичане и американцы высадились во Франции и открыли второй фронт. Ждал его Сталин, чтобы ярко озарить свое имя Великой Победой. Ждали советская армия и тыл, чтобы со скорой победой войти в обещанную им невиданно хорошую жизнь. Ждали немцы, чтобы поскорее капитулировать перед англо-американцами и без особых передряг и неприятностей покончить с тяжелой войной. Ждали не особенно сведущие в географии и в политике латыши, всерьез полагая, что вскоре после высадки англо-американцы явятся в Прибалтику и, прежде всего, воссоздадут свободную и независимую Латвию, какой она была до советской аннексии в 1940 году. Да, многие ждали. Не все на планете, конечно; жители какой-нибудь благословенной Аргентины о мировой войне, наверное, знали только то, что в это время у них очень оживилась экономика, и они стали еще богаче.
Но здесь, в Европе, по второму фронту долго томились, заждались его, а потому и возлагали на него надежды несравненно большие, чем те, которые он оправдал. Бывает так: гром прогремел, а дождь еле-еле покапал. Опять потянулись долгие будни войны.
У меня предчувствие, что моему крестьянству скоро придет конец. Немного жаль. В ежедневном круговороте повседневных крестьянских дел нет-нет, да и окинешь взором свои труды. Вышла в стрелку и вот-вот заколосится густая высокая рожь, которую я посеял в конце прошлого лета. Давно вылез из земли картофель, и кусты его уже просят окучивания. Картофеля я посадил много, потратив почти все наличие клубней, и лишь в обрез оставив на летнее пропитание. Четыре коровы и две телки, родившиеся весной, хорошо упитаны. Того лугового и клеверного сена, накошенного мною прошлым летом, в достатке хватило скоту на зиму. Да и множество других продуктов, добытых моим трудом, вполне обеспечило эту довольно безалаберную семью в течение круглого года. Семью из шести человек: двух женщин и ребенка, живших здесь постоянно, и двух взрослых детей и зятя, все время бравших продукты хозяйства и ничего в него не вносивших. Кроме того, часть продуктов сдавалась государству, а часть увозилась молодой хозяйкой для обмена на промтовары. И все это создавал своим трудом я один. Работал я не очень усердно, примитивным инвентарем без намека на какую-нибудь технику. И, говоря откровенно, не имел и большого опыта в крестьянском деле.
Так судьба дала мне возможность проделать интересный социальный эксперимент. Дала возможность увидеть результат своего труда в чистом виде, почти без примеси труда других людей. Я воочию увидел, как много создает своим трудом человек. А как многократно вырос бы продукт моего труда, если бы я работал заинтересованно и пользовался бы техникой!
Уже второй день я отрабатываю за лошадь у нашего дальнего соседа Яниса. Того самого, с которым подрались еще прошлой осенью. Оказывается, он совсем не плохой человек, но это узнается не сразу. А первое знакомство мы начали с драки. Так и на войне. Там тоже убивают и калечат друг друга, должно быть, совсем не плохие и не злые люди. Но так уж устроен мир. Без войны тоже, вероятно, обойтись нельзя.
Я рою новые канавы и расчищаю заплывшие старые, так как поля Яниса низменны и сильно заболочены. И в том, и в другом случае сначала натягиваю длинный шнур, а потом копаю. Тогда канава получается прямой как стрела. Работаю удобной узкой лопатой, предназначенной именно для копанья канав. Работа мне нравится. Я и раньше замечал, что рыть канавки и следить, как по ним бежит вода, очень любят дети и взрослые. Последние, когда их застают за этой игрой, стесняются и делают вид, что только помогают ребенку. Мне стесняться некого, и я с удовольствием смотрю, как по только что выкопанной канаве весело бежит вода. Однако мое увлекательное занятие прерывает Тамара: она велит мне оставить работу и идти с ней.
Зайдя по пути домой и взяв мой затертый и просаленный вещевой мешок с неизменными котелком, ложкой, бритвой и трубкой, идем в волость. По дороге догоняем Андрея, медленно идущего со своими двумя пленными - крупными солидными мужиками. У волости нас набирается человек 30-40. Тут и охрана вооруженные латыши и немцы-мотоциклисты.
Так вот оно что! В разгар полевых работ отбирают пленных. Значит, плохи ваши дела, приходится вам отступать. Так всегда бывает: вам плохо, значит нам хорошо. За всем этим и не жалеешь о том, что окончилась моя карьера крестьянина. У меня много было разных специальностей. Кончилась и еще одна. Сейчас в приподнятом настроении под солидной охраной идем на станцию.