В подполье можно встретить только крыс…
Шрифт:
Но даже на этом, исключительном для тогдашних советских вооруженных сил фоне, Василий Георгиевич выделялся не только военным кругозором, но и высокой общей культурой. С ним мог сравниться лишь Аркадий Кузьмич — мой непосредственный начальник. Недаром они и дружили. Внутренне я не чувствовал себя равным с ними. И это не потому, что имелось различие в служебном положении и воинских званиях. Нет, мне просто казалось, что у нас различны интеллектуальные уровни. Поэтому, хотя меня и тянуло к этим людям, я обращался к ним лишь в меру служебной необходимости. Напротив, они оба постоянно подчеркивали расположение ко мне и настойчиво стремились выйти за рамки чисто служебных отношений. И этот телефонный звонок был явно не служебного характера.
Когда
— Петр Григорьевич, Вы действительно, никуда не торопитесь? Только честно. А то ведь у меня никакого серьезного дела к вам нет. И если вам надо уйти, не стесняйтесь, уходите.
Я успокоил его, заявив, что у меня нет никаких планов на вечер.
Мы отошли вглубь кабинета и расположились поудобнее в креслах.
Простота в отношениях с подчиненными, веселый нрав, острый ум, решительность, твердость и настойчивость создали Василию Георгиевичу непререкаемый авторитет, уважение сослуживцев и любовь подчиненных. О его твердости и уме легенды складывались.
О новом командующем артиллерии заговорили, и вскоре все знали, что появился еще один человек, который не боится вступать в спор с самим Опанасенко и умеет отстоять свое мнение. Таких людей во фронтовом управлении до него было только двое: генерал-полковник авиации Жигарев и мой непосредственный начальник генерал-майор Казаковцев А.К. Они завоевали это право не только смелостью и настойчивостью, но прежде всего умом и инициативой.
Меня, честно говоря, занимает только один вопрос — обратился ко мне Василий Георгиевич, когда мы уселись — как там на Западе? Как вы думаете, будет там война?
— Безусловно!
— Скоро?
— Завтра!
Мы оба замолчали. Потом я сказал:
— Вы же, конечно, понимаете, что мое завтра не надо воспринимать буквально.
— Я это понимаю, — в раздумье и с оттенком горечи произнес он.
— Война висит на волоске, — снова заговорил я. — Если решено нападать на нас, то откладывать некуда. Я считаю, что уже и сейчас начинать поздновато. Но если начинать, то теперь, не откладывая. Тем более, что группировка для нападения уже создана. Сводка № 8 совершенно четко дает наступательную группировку в исходном положении. Да иначе и быть не может. Гитлеру надо искать выхода из развязанной им войны. У него только два пути: на Англию или на нас. На Англию может полезть только сумасшедший. Что даст Гитлеру даже удачная десантная операция? То, что лучшая часть его армии завязнет на британских островах. И ослабленная Германия останется лицом к лицу с могучей страной Советов. Нет, если Гитлер хочет продолжать войну, а он не может ее не продолжать, у него нет мирного выхода из войны, значит, он должен прежде всего победить Советский Союз. Вот именно поэтому он подтянул все свои войска к нашим границам. А не для отдыха, как пишется в сообщении ТАСС. Отдыхать они могли прекрасно во Франции, Бельгии, Дании…
— Вы что же думаете, что наше правительство этого не понимает? А если понимает, то почему же опубликовано такое успокоительное сообщение ТАСС? Зачем опровергается возможность немецкого нападения?
— Я думаю, что вы не совсем правильно поняли заявление ТАСС? Это по-моему, творчество самого Иосифа Виссарионовича. Это его обычная кавказская хитрость. Он написал с расчетом подтолкнуть Гитлера на действия против Англии. Заявление ТАСС эзоповским языком говорит: «Мы знаем, что вы подтянули свои войска к нашим границам и мы готовы достойным образом их встретить. Но если вы будете умниками и заберете их отсюда, то мы готовы сделать вид, что не заметили их, когда они находились в опасной близости от наших границ».
— Дай Бог, чтоб было так. Но у меня от заявления иное впечатление. На меня оно нагоняет тоску. У меня такое чувство будто авторы не хотят видеть опасности и прячут голову под крыло.
— А зачем же тогда Разведсводка № 8? Там уже никак голова не под
— Хотелось бы, чтобы было так. Но слишком это мудро. Кто знает разведсводку № 8? Руководство округов, фронтов, армий. А вооруженные силы в целом, а весь народ? До них дошло только заявление ТАСС. А оно успокаивает, настраивает на благодушный лад. Думаю, нехорошо это. Из-за того, чтобы тактично предупредить Гитлера, ввести в заблуждение всю страну?… Нехорошо. Гитлера можно другим путем предупредить, а стране сказать правду… или ничего не говорить.
Но я не мог согласиться с этим. У меня был другой склад ума. Я не был обучен критиковать. Я мог лишь объяснять, принимая любое слово партийного руководства, особенно «великого вождя» за предел мудрости, которую надо было лишь понять и разъяснить непонимающим. И у меня это получалось. Сомнения, если даже они и появлялись, я быстро подавлял и находил всему убедительное обоснование. Так было и с сообщением ТАСС. Беспомощный лепет в моем объяснении выглядел пределом мудрости. И так я верил в свое объяснение, что эта убежденность передавалась и моим слушателям. Поколебал я и сомнения Василия Георгиевича. И как же мне стыдно стало за это, когда я узнал историю сводки № 8. Прав был Василий Георгиевич, а я лишь себя обманывал в интересах поддержания веры в «непогрешимого» вождя.
18. Разведсводка № 8
Подлинную историю этой разведсводки я узнал лишь в 1966 году.
Как— то мой друг и учитель, российский писатель Алексей Костерин пригласил меня зайти: «Познакомлю тебя с очень интересным человеком» — сказал он. Я всегда был рад приглашению Алексея Евграфовича.
Когда я приехал, у Ефграфыча никого из посторонних не было и мы, как обычно, уселись за чай и разговоры. Алексей был удивительный собеседник. Любой теме он умел придать увлекательность и, чаще всего, веселый отсвет. При этом смеялся он заливистым мальчишеским смехом. Такого заразительного смеха я больше никогда в жизни не слышал.
Я сидел спиной к входной двери и так был увлечен беседой, что не обратил внимания на стук в дверь и на хозяйское — «войдите»! Поэтому для меня было полной неожиданностью, когда улыбающийся всем лицом хозяин произнес: «Ну, вот, а теперь познакомьтесь, однополчане»… Я вскочил и пораженный уставился на не менее пораженного моего однокурсника по академии Генерального штаба и сослуживца по Монголии и Дальнему Востоку — Василия Новобранца. В последний год нашей совместной службы мы были очень дружны. Алексей Ефграфович, к которому Союз писателей направил Василия со своими мемуарами, очень быстро понял, что мы хорошо знаем друг друга. И вот свел нас. И теперь с удовольствием хохотал, глядя на нашу обоюдную растерянность. Но скоро мы овладели собой. И вот сидим вспоминаем. А затем я получаю от Василия экземпляр его рукописи мемуаров и до деталей постигаю весь ужас, творившегося в военной разведке.
До академии Генерального штаба Василий работал в войсковой разведке. После академии мы оба были назначены на оперативную работу. Работая бок о бок, подружились. За год до начала войны Василий был отозван в распоряжение Разведупра Генерального штаба, и вскоре мы узнали о назначении его начальником информационного управления. Это было прямо-таки головокружительное повышение.
Правда шло оно в общей струе, так называемых «смелых выдвижений», которые были рекомендованы самим Сталиным.
Будучи человеком умным, инициативным и мужественным, Василий Новобранец твердой рукой взял бразды управления разведывательной информацией. И когда бериевская разведка передала в Политбюро ЦК КПСС и в Генеральный Штаб так называемую «югославскую схему» группировки немецких войск в Европе, Василий, внимательно ее изучив, твердо сказал: «Дезо»! (дезинформация).