В погоне за праздником
Шрифт:
Как я уже сказала, в этом месте ничего подобного ждать не приходится. Это становится ясно в первой же пещере, где пол покрыт линолеумом, как в игровой комнате. Тут стоят столы и стулья и с потолка свешивается сверкающий дискотечный шар. Я хихикаю, пока Джон провозит меня мимо.
– Тоже мне пещера, – говорю я достаточно громко, чтобы расслышали другие участники экскурсии, шестеро или семеро. Все оглядываются на нас. Да, я заноза в заднице, и мне плевать.
Наш гид, коренастая молодая женщина с некрасиво висящими песочными волосами и темными кругами под глазами, сильно простуженная, предпочитает не обращать на меня внимания и в нос, нараспев, затягивает: “В этой пещере, которую
Отлично. Пошла реклама.
Мы продвигаемся глубже в пещеры, линолеум постепенно сменяется кое-как мощенной дорожкой, и мое кресло вибрирует. Гидша надолго умолкает, ни слова, только протяжно, заливисто кашляет, и этот звук гулким эхом разносится вокруг. Пещеры становятся все темнее, но проводница на ходу включает освещение. Мы минуем подземные озера, гладь чуть дрожит, гигантские каменные фигуры, с которых капает вода, темные глубокие гроты, и все в ярких цветах – гриппозный красный, вирусная зелень, гепатитно-желтый. Эта мерзкая подсветка раздражает меня и даже пугает, когда падает на сталактиты, свисающие с потолка окровавленными кинжалами из известняка. Я зажмуриваюсь, но становится только хуже: мне представляются собственные внутренности, каковы они теперь, уродливые, в наростах. Поскорее открываю глаза и вижу на стене пещеры гигантские тени двух фигур. Сначала я думаю, что это мы с Джоном, но тут же замечаю подсвеченные статуи Фрэнка и Джесса Джеймсов в их потайном подземном убежище.
– Осторожнее, Джон! – предупреждаю я, указывая на мокрые участки впереди.
Он не отвечает, но продолжает толкать мое кресло, очень заботливо. Проводница подводит нас к среднего размера пещере с подсвеченной каменной кроватью. Табличка гласит:
“ЗАБАВНЫЕ ЛЮДИ” на ТВ
ЧЕРТОГИ МЕДОВОГО МЕСЯЦА
Проводница откашливается и одаряет нас широкой фальшивой улыбкой.
– Арт Линклеттер, ведущий развлекательной программы, однажды предложил новобрачным провести девять ночей в этой пещере, а за это они получили шанс выиграть в его телепередаче отпуск на Багамах.
– Шутите? – громко переспрашиваю я. Все вокруг кивают.
– Нет, все так и было. Они спали здесь девять ночей подряд, чтобы заслужить прекрасный медовый месяц.
– Какой ужас, – бормочет миниатюрная женщина лет шестидесяти на вид.
– Это не забавно, это просто отвратительно, – говорю я.
Вся группа жужжит, поддерживая меня. Теперь толпа на моей стороне. Я слышу чей-то голос: “Вот сукин сын”. Гидша расплывается в еще более широкой и еще более фальшивой улыбке и ведет нас прочь, опасаясь анти-Линклеттерского восстания. Джон катит меня, а проводница болтает без умолку. Теперь ее не заткнешь.
– Лестер Дилл, тот самый человек, который много лет рекламировал эти пещеры, был очень щедр к молодым парам. В шестьдесят первом году он предложил оплатить свадьбу всем, кто согласится провести ее в пещерах. Это был огромный успех. Тридцать две пары приняли его предложение.
Она оглядывается на меня, ожидая возражений, но мне уже надоело подымать шум, и я лишь улыбаюсь в ответ. Свадьба в пещере? В моей голове такое не укладывается. Когда мы с Джоном решили связать себя узами брака, сделали то же, что и все тогда, – простая церемония в церкви по соседству, небольшой прием в доме тети Кэрри, только его и мои родители, ближайшие друзья, мама испекла торт. Что еще? Кофе и сэндвичи. Скромный праздник, ничего общего с показухой, в которую нынче превращают свадьбы, арендуя соборы, бальные залы
Сюрприз! Еще один маленький мрачный адок на шоссе 66 – Куба, штат Миссури. В путеводителях я много чего вычитала о былой славе этих унылых деревенек. Куба некогда похвалялась “Мидвеем”, гигантским комплексом с отелем, центром продажи автомобилей и круглосуточным рестораном. Теперь всего-то и есть что ларек с фруктами об одной продавщице. Поди знай.
– Джон, притормози у ларька. Куплю винограда.
Джон сворачивает к маленькому фанерному ларьку, где продается свежий виноград и виноградный сок. Похоже, мы заехали в страну виноделов, и как раз в пору сбора урожая.
– Посиди пока в машине, Джон, хорошо?
– Ладно, Элла. А попить тут что-нибудь есть?
– Я возьму нам виноградного сока, хочешь?
Джон кивает:
– Звучит неплохо.
– Не вздумай уехать без меня, – предупреждаю я полушутя, но и всерьез. И так, и эдак. Джон стал почти невосприимчив к юмору. Сам он порой еще заставляет меня смеяться, может быть того не замечая, но мои шутки, уж какие есть, ему непонятны.
Я покупаю гроздь винограда и кварту темного, как кровь, сока. Продавщица складывает все вместе в бумажный пакет.
– Вот, дорогуша, – произносит она со сладкой улыбкой. Небось, приберегает ее специально для очаровательных бабулек вроде меня, эксцентричных старушек в бейсбольных кепках, изящно ковыляющих, опираясь на палку, от трейлера, сплошь заклеенного стикерами. Джон издавна питал слабость к наклейкам с названием штата жирными буквами и надписями вроде “СТРАНА ЧУДЕС” и тому подобное. Задницу нашего фургона из-под них и не разглядишь.
Не то чтоб я сомневалась в искренности этой улыбки. Нет, я не сомневаюсь. По нынешним временам я всегда рада видеть приветливое лицо, в особенности если человек еще и еду мне предлагает.
– Спасибо, мисс, – отвечаю я, вручая продавщице долларовые купюры. Местных правил любезного обращения я не знаю и дорогушей ее назвать не решусь.
– Хорошего вам дня, мэм.
Слегка мурлычущий голос, среднезападный выговор, какого не ожидаешь услышать на плато Озарк, вполне приятный на слух. Мы, жители Среднего Запада, чаще подмечаем другие акценты – потому, думаю я, что наш собственный имеет так мало отличий. Но когда я слышу вариации нашего твердого “р” и носовой прононс, то начинаю ценить нашу родную речь, ровную, плоскую интонацию под стать ландшафту.
Мы сидим в кабине, цедим сок, едим виноград с крекерами “цыпленок в печенье”. Странное сочетание, едва ли я могу его одобрить, но не было сил шарить в дальнем конце трейлера в поисках чего-то посущественнее. Вообще-то я рада и тому, что проснулся аппетит. Ягоды темные, мясистые и сочные, так что я предусмотрительно подвязала салфетку. Едим молча. Джон время от времени одобрительно крякает, но и только. И это хорошо – что мы оба молчим. Болтовня все испортила бы. На миг я счастлива – до слез. Именно такие мгновения превращают путешествие в чудо, именно ради них я наплевала на докторов и детей. Джон и я, вдвоем, как всю жизнь, ничего не говорим, ничего особенного не делаем, просто – отдыхаем. Ничто не длится вечно, и все-таки даже когда понимаешь, что вот-вот все закончится, порой удается повернуть вспять и ухватить еще чуточку жизни, и никто этого даже не заметит.