В погоне за рассветом
Шрифт:
— Спасибо. Я начинаю понимать.
— Да, и любовник вынужден был смотреть на все это. Поскольку там было прохладно, процесс слегка замедлился, однако разложение неумолимо. Труп гниет, а падальщики и другие хищные птицы спускаются все ниже, все ближе и смелей подходят шакалы и…
— Ясно.
— Дней через десять или около того, когда останки разложились, молодой человек полностью излечился от всякой любви к той женщине. Во всяком случае, мы в это верим. После этого он стал совершенно безумным. Он ушел вместе с караваном русских, однако товарищи вели его на веревке за повозками. Он до сих пор жив, но, если Аллах будет милосерден, возможно, долго не протянет.
Караваны, которые зимовали там, на Крыше Мира, были нагружены всевозможными товарами. И хотя некоторые из них оказались достойны восхищения — шелка и специи, ювелирные украшения и жемчуга, меха и кожи, — большинство из них не были мне в новинку. Однако попадались вещи, о которых я никогда прежде не слышал. Караван самоедов, например, вез с собой с далекого севера уложенные в кипы листы, которые самоеды называли слюдой. Она выглядела как настоящее стекло, разрезанное на прямоугольники, каждый такой лист был в длину с мою вытянутую руку, однако прозрачность листов была невысока, их портили трещины, пятна и наросты. При ближайшем рассмотрении я обнаружил, что это вовсе не стекло, а некий минерал весьма странного вида. Я уже упоминал про горный лен, который состоит из отдельных волосков, так вот, и эта порода расслаивается подобно страницам в книге на тонкие, жесткие, относительно прозрачные пластины. Материал этот был гораздо хуже настоящего стекла, которое делают в Мурано, однако искусство изготовления стекла до сих пор неизвестно в большинстве стран Востока. Поэтому слюда там является вполне подходящим заменителем, и, как сказали самоеды, за нее можно запросить хорошую цену на рынках.
С другого конца света, с далекого юга, караван тамилов из Чолы держал путь из Индии в Балх и вез тяжелые мешки, в которых было не что иное, как соль. Я, помню, тогда посмеялся над темнокожими низкорослыми купцами. Я же видел, что в Балхе не было недостатка в соли, и решил, что они просто глупцы, раз везут ее через весь материк. Застенчивые крошечные жители Чолы просили снисхождения за свои раболепные объяснения: это была «морская соль», сказали они. Я попробовал ее — на вкус она ничем не отличалась от обычной — и снова засмеялся. Тогда они продолжили объяснять дальше: в морской соли содержится один ценный компонент, которого нет в другой соли. И люди, которые сдабривают ею свою пищу, не болеют «зобом»; именно по этой причине они надеются, что выгодно продадут морскую соль в тех далеких странах.
— Волшебная соль? — издевался я, потому что видел в Балхе множество несчастных, страдающих этой болезнью, и полагал, что от нее не так-то легко избавиться. Я вовсю потешался над доверчивостью и глупостью чоланцев, но это их, похоже, не смущало.
Верховые и вьючные животные, которые находились в загоне рядом с озером, отличались не меньшим разнообразием, чем их владельцы Там были целые стада лошадей, ослов и даже несколько прекрасных мулов. Ко всем этим животным мы уже давно привыкли. Однако большинство верблюдов там были совершенно иными и отличались от тех, что мы видели прежде. Не такие высокие и длинноногое, они выглядели объемней и тяжеловесней из-за своей длинной толстой шерсти. Еще у них имелись гривы, как у лошадей, только эти гривы свисали с их животов, а не с длинных шей. Мало того, у всех у них еще и оказалось по два горба вместо одного. Между этими горбами было проще сидеть, поскольку там имелось естественное углубление для седла. Мне сказали, что бактрианские верблюды лучше приспособлены к зиме в горной местности, тогда как арабские легче переносят жару, жажду и пески пустыни.
Еще одно незнакомое вьючное животное я увидел у народа пёба. Сами жители Тибета называли его yyag, а большинство людей звало яком. Это было массивное создание с головой коровы и хвостом лошади, со всех сторон тело его напоминало по своей форме и размерам стог сена. Як стоя доходил человеку до плеча, но его голова располагается ниже, примерно на уровне наших коленей. Косматая грубая шерсть яков — черная, серая или же в черно-белых пятнах — всегда свисает до земли и скрывает слишком изящные для их массы ноги, которые они, несмотря ни на что, ставят удивительно ловко и точно во время ходьбы по узким горным тропам. Як хрюкает и рычит, как свинья, пока волочит ноги, постоянно пережевывает что-то своими похожими на жернова зубами.
Позже я выяснил, что мясо яка такое же вкусное, как и самая лучшая говядина, но ни одному из пастухов яков в Базайи-Гумбаде не довелось в ту зиму забить хотя бы одно животное. А еще тибетцы доят самок яков, и процесс этот требует определенной отваги из-за огромных размеров и непредсказуемости этих животных. И молока у тибетцев было так много, что они бесплатно раздавали его остальным. На вкус оно оказалось восхитительно, а масло, которое из него делали, могло бы стать достойным похвалы деликатесом, если бы в нем не присутствовала постоянно шерсть яков. Як — очень полезное животное: из его грубой шерсти можно спрясть такие крепкие палатки, что они выстоят во время бури в горах. А из тонких волос, выдираемых из хвостов яков, получались отличные мухобойки.
Кроме того, в Базайи-Гумбаде я видел множество красноногих куропаток, которых в других местах встречал лишь в дикой природе. У этих же куропаток крылья были подрезаны, чтобы они не могли улететь. Поскольку дети в лагере постоянно играли в прятки с птицами, я тоже взял себе одну, не только для развлечения, но и для более практических целей — каждая палатка и постройка в Базайи-Гумбаде кишела паразитами. Вскоре я узнал, что куропатки приносят также и другую пользу.
Калашские и хунзукутские женщины отрубают красные ноги эти птиц, оставляя тушку для варки, а ножки сжигают. В результате образуется тонкий пепел, который выглядит как пурпурный порошок. Этот порошок они используют так же, как другие женщины на Востоке сурьму — в качестве косметического средства для подводки и увеличения размера глаз. Калашские женщины также раскрашивают лица кремом; они делают его из семян цветов, которые называются bechu. Смею вас заверить: женщина с ярко-желтым лицом, посреди которого красуются огромные выкрашенные в пурпурный цвет веки, — это зрелище, на которое стоит взглянуть. Без сомнения, женщины считают, что это делает их привлекательнее в сексуальном плане, потому что, как я заметил, еще одним их любимым украшением был колпак (или капюшон, или накидка с капюшоном), сделанный из многочисленных маленьких ракушек морского моллюска каури, а каждая такая ракушка, бесспорно, выглядела как некий женский половой орган в миниатюре.
Кстати, раз уж речь зашла об этом, я был рад услышать, что в Базайи-Гумбаде имеются иные способы удовлетворить сексуальное влечение, нежели изнасилование под хмельком, содомия и адюльтер, который здесь столь строго карался. Разумеется, Ноздря выведал это во всех подробностях едва ли не на второй или на третий день нашего пребывания. Раб снова украдкой появился передо мной, так же как он проделывал это в Балхе, притворяясь, что испытывает отвращение к подобному открытию.
— На этот раз нечистый иудей, хозяин Марко. Он владеет маленьким караван-сараем, самым дальним от озера. Спереди это обычная лавка для заточки ножей, мечей или инструментов. А в задних помещениях он содержит большое количество женщин разных рас и национальностей. Как добрый мусульманин, я должен донести на эту отвратительную птицу, свившую гнездо на Крыше Мира, но я не стану этого делать, пока вы мне не прикажете. Надеюсь, вы окинете своим христианским оком сей нечестивый дом.
Я сказал ему, что обязательно посмотрю, и так сделал несколько дней спустя, когда мы наконец распаковали вещи и как следует устроились в жилище. Возле фасада здания, где располагалась лавка, сидел, скорчившись, немолодой мужчина. Он держал лезвие косы над точильным колесом, которое вращал при помощи ножной педали. Если не считать того, что на нем была надета маленькая круглая шапочка, иудей напоминал медведя-гризли, потому что лицо его было сплошь покрыто волосами и эти локоны и борода с бакенбардами, казалось, сливались с подбитым мехом просторным плащом, накинутым на плечи. Я заметил, что плащ из дорогого каракуля выглядел слишком элегантной одеждой для простого точильщика ножей, которым он прикидывался. Я дождался, когда перестанет жужжать вращающееся каменное колесо и прекратится дождь из сверкающих искр, осыпавших все вокруг.
Затем я сказал, как научил меня Ноздря:
— У меня есть особый инструмент, который я хочу заточить и смазать.
Мужчина поднял голову, и я удивленно заморгал. Его волосы, брови и борода напоминали курчавый лишайник, который уже начал седеть, глаза были похожи на ягоды черной смородины, а нос сильно смахивал на лезвие сабли shimshir.
— Один дирхем, — сказал он, — или двадцать шахис, или же сотня ракушек каури [161] . Незнакомцы, которые приходят в первый раз, платят вперед.
161
Раковины морского моллюска каури с древности и до начала XX в. употреблялись у народов Азии, Африки и островов Тихого океана в качестве так называемых раковинных денег.