В погоне за рассветом
Шрифт:
Я моргнул и сказал:
— Да, великий хан, убивал.
— Хорошо. Мужчина тем больше заслуживает места, которое он занимает на земле, если он расчистил себе его. Правда, в этом мире хватает места, дичи для охоты, травы для корма скота, ветвей для топлива и дерева, чтобы построить дома. До того, как мы, монголы, захватили Китай, в нем проживало сто миллионов человек — хань и родственные им народы. Теперь осталась только половина от этого числа, если верить моим советникам-хань, которые обеспокоены тем, что их соотечественники снова умножатся. Если я смягчусь под действием критики, говорят они, население скоро опять станет таким же. Они уверяют меня, что единственного mou земли достаточно, чтобы прокормить и поддержать целую семью хань. На это я возражаю: а не станет ли эта семья лучше питаться, если у нее будет два mou земли? Или три, или пять? Люди будут лучше питаться, станут здоровее и, возможно, счастливее. Печальный факт, но пятьдесят или около того миллионов, которые погибли в годы завоеваний, в большинстве своем были лучшими представителями народа хань — воинами, молодыми, сильными и жизнеспособными. Неужели я теперь превращу свою страну в нерестилище? Ну уж нет, такому не бывать. Похоже, прежние здешние правители любили считать только головы и хвастались, что они правят огромной страной. Я же, напротив, предпочитаю качество количеству. И полагаю, что у меня есть все основания гордиться своей империей.
— Вам позавидовали бы многие правители, великий хан, — пробормотал я.
— Что же касается моей манеры управлять, то позволь мне сказать вот что. В отличие от Хайду я понимаю, что монголы страдают некоторой ограниченностью, и ясно вижу те преимущества, которые есть у других народов. У нас, монголов, немало достоинств: мы энергичны, решительны, честолюбивы, а также, вне всякого сомнения, нам нет равных в воинском искусстве. Поэтому-то среди министров в правительстве у меня преобладают монголы. Но хань знают свою страну и ее население лучше, поэтому я набрал много представителей этого народа в те министерства, которые занимаются внутренним управлением Китая. К тому же хань невероятно сведущи во всем, что касается математики.
— И любят во всем систему, они даже занятия любовью свели до тридцати поз, — со смехом вставил Чимким.
— Тем не менее, — продолжил Хубилай, — хань наверняка будут надувать меня, если доверить им казну. Поэтому на посты, связанные с финансами, я назначаю мусульманских арабов и персов, которые почти такие же хорошие математики. Я позволил мусульманам учредить то что они называют Ortaq (в переводе это слово обозначает «партнер»), — особое сообщество, представители которого разбросаны по всему Китаю, чтобы надзирать за торговлей. Они выжмут все возможное из природных богатств этой земли и талантов людей, которые ее населяют. Таким образом, я дал мусульманам свободу действий, а сам получаю определенную долю от прибылей Ortaq. Для меня это проще, чем взимать многочисленные налоги с каждой отдельной сделки. Вах, я и так порядком намаялся, пытаясь собрать все земельные и имущественные налоги, которые мне причитались с хань.
Я спросил:
— А не раздражает ли местных жителей, что за ними надзирают чужеземцы?
Чимким ответил:
— Чужеземцы всегда надзирали за ними, Марко. Императоры хань много лет тому назад изобрели превосходную систему. Всех судей, сборщиков налогов, всех провинциальных чиновников разного ранга всегда направляли нести службу куда-нибудь в другое место, а не туда, где они родились, чтобы быть уверенными, что те не будут оказывать протекцию своим родственникам. И еще, чиновникам здесь никогда не разрешают служить дольше трех лет на каком-либо посту, обязательно переводят куда-нибудь в другое место. Это считается своего рода гарантией против того, что они не заведут закадычных друзей, которым станут покровительствовать. Так что в каждой провинции, городе или деревне Китая местными жителями издавна управляли чужаки. Кстати, я думаю, что хань считают наших мусульманских ставленников не такими уж и чужаками.
Я заметил:
— Но кроме арабов и персов я видел во дворце и множество людей других национальностей.
— Это правда, — сказал великий хан. — На не слишком значительные должности при дворе — знатока вин, знатока огня, золотых дел мастера и прочие — я просто назначаю тех людей, кто проявил наибольший талант, будь они хань, мусульмане, ференгхи, иудеи или кто-либо еще.
— Ну что же, полагаю, это весьма благоразумно и целесообразно» великий хан.
— Я надеюсь, что ты удостоверишься, что так оно и есть. Я велел Чимкиму познакомить тебя со всеми нашими министрами, чиновниками и придворными всех званий, а он прикажет им свободно говорить тобой о своих обязанностях. Тебе станут платить щедрое жалованье, а я буду каждую неделю на час откладывать все дела, чтобы выслушать твой доклад. Таким образом, я смогу судить, как продвигается обучение и что особенно важно, насколько хорошо ты постигаешь вкус вещей.
— Я буду стараться изо всех сил, великий хан, — пообещал я.
Затем мы с Чимкимом сделали неглубокий ko-tou (Хубилай дозволял нам это) и удалились.
Как я уже упоминал, мне очень хотелось удивить великого хана своим первым докладом — и это мне удалось. Когда меня позвали к нему в следующий раз, а это произошло приблизительно через неделю, я сказал:
— Я покажу вам, великий хан, как работает прибор, определяющий подземные толчки. Видите — вот здесь, из горлышка вазы, свешивается тяжелый маятник. Он подвешен очень искусно и не двигается с места, какие бы прыжки и хлопки ни производились в этой комнате. Только если содрогнется вся огромная урна (а это может произойти, скажем, если вздрогнет все массивное здание дворца), то тогда из-за этого содрогания покажется, что маятник двигается. В действительности же он подвешен прочно и неподвижно, и его кажущееся легкое изменение положения будет вызвано лишь слабым дрожанием сосуда. Итак, когда далекие подземные толчки пошлют последнее содрогание через землю, дворец, пол и вазу, это содрогание заставит маятник отклониться и надавить на одно из этих изящных соединений — видите, их всего восемь — и таким образом полностью ослабит шарниры челюстей одного из драконов, из которых и выпадет жемчужина.
— Понимаю. Да. Он очень умный, мой придворный золотых дел мастер. И ты тоже, Марко Поло. Ты догадался, что надменный великий хан никогда не унизится и не признается простому кузнецу в своем невежестве, не желая благодарить того за объяснения. Ну что же, ты помог мне в этом. Ты славно начал постигать вкус вещей.
Глава 5
Но эти слова признательности были произнесены позже. А в тот день, когда мы с Чимкимом покинули его царственного отца, принц бодро спросил меня:
— Ну? Какого придворного — того, кто занимает высокий или низкий пост, — ты хотел бы расспросить сначала? — А когда я попросил познакомить меня с золотых дел мастером, он сказал: — Забавный выбор, но очень хороший. Этот человек в основном работает в своей шумной кузнице, а там толком не поговоришь. Сейчас узнаю, не примет ли он нас у себя в мастерской, там потише. Я зайду за тобой через час.
Чимким ушел, а я отправился в покои отца, чтобы рассказать тому о своей новой должности. Отец сидел на стуле, а одна из служанок обмахивала его опахалом. Он сделал знак рукой в сторону смежной комнаты и сказал:
— Твой дядя Маттео закрылся в кабинете с лекарями-хань, с которым и мы познакомились, когда были здесь в прошлый раз. Они исследуют состояние его здоровья.
Я присел, чтобы и меня обмахивали, пересказал отцу наш разговор с Хубилай-ханом и испросил его родительского благословения стать на время придворным, а не торговцем.
— Конечно, пожалуйста, — произнес он от всего сердца. — Я поздравляю тебя с тем, что ты заслужил уважение великого хана. А что касается торговли, то твоя новая должность, пожалуй, пойдет на пользу нашему делу. Как гласит старинная поговорка: «Chi fa per s`e fa per tre».