В погоне за рассветом
Шрифт:
Таким образом, при помощи разнообразных умелых прикосновений и поглаживаний, поддразнивая и пробуя на вкус, лаская и щекоча, покусывая «нефритовые яства», цветы, лепестки, луны, звезды и бабочек, я чудесным образом достиг цели и помог обеим близняшкам достичь первого пика наслаждения jiao-gou одновременно. Затем, прежде чем девушки смогли осознать, как беззастенчиво они вели себя на пути к этой высшей точке, я проделал другие вещи, чтобы снова подвести их к пику. Сестры оказались хорошими ученицами и страстно желали закрепить пройденное, так что я удержался от собственного настойчивого желания и целиком посвятил себя тому, чтобы доставить им наслаждение. Временами одна из девушек взмывала вверх, а сестра внимательно рассматривала ее — и меня, разумеется, тоже — с удивленной и восторженной улыбкой. Затем наступала ее очередь, в то время как другая с одобрением наблюдала. И только когда обе девушки испытали удовлетворение и восторг от своих новых ощущений и как следует увлажнились собственными секрециями, я таки сыграл для обеих сразу настоящее неистовство страсти. Когда обе они уже не чувствовали ничего, кроме собственного экстаза, я пронзил сначала одну, а затем другую — легко и с наслаждением, которое испытали мы все трое. Затем я продолжил овладевать то одной, то другой, так что и сам теперь не помню, в которую из близняшек первую выпустил spruzzo.
В первый раз исполнив это безупречное музыкальное трезвучие я позволил девушкам передохнуть и отдышаться. Совершенно счастливые, они лежали в испарине, подшучивая надо мной и друг над другом, пока не восстановили дыхание. Затем Биликту и Биянту принялись громко подтрунивать и смеяться над своей прежней глупостью по поводу скромности и соблюдения внешних приличий. Ну а потом, когда сестры окончательно освободились от стеснения, мы проделали множество других вещей — неторопливо, так, что когда одна из девушек не принимала активного участия, то могла получить удовольствие за другую, наблюдая со стороны и помогая нам двоим. Но я не пренебрегал ни одной из сестер слишком долго. В конце концов, я научился у персидских шахразад Мот и Шамс удовлетворять двух женщин и при этом наслаждаться самому. Однако проделывать подобное с двумя монгольскими близнецами было, разумеется, гораздо приятней, поскольку ни одна из них не оставалась невидимой во время этой процедуры. Несомненно, еще до окончания ночи сестренки полностью избавились даже от следов притворной стыдливости и были вполне готовы к самым сокровенным dan-tian, которые мы трое только могли измыслить.
Таким образом, наша первая совместная ночь оказалась просто восхитительной. Она предшествовала множеству подобных ночей, во время которых мы проявили еще большую изобретательность. Это было удивительно даже для меня: насколько больше комбинаций можно проделать втроем, чем вдвоем. Но мы не всегда резвились втроем. Близнецы, несмотря на свое удивительное сходство, все-таки отличались с точки зрения физиологии: их ежемесячное недомогание jing-gi приходилось на разное время. Поэтому, в течение нескольких дней каждые две недели или около того, я наслаждался обычным совокуплением с одной женщиной, тогда как другая спала отдельно, мрачная от ревности.
Тем не менее, каким бы молодым и крепким я тогда ни был, у меня все-таки имелись физические пределы, да к тому же у меня были еще и другие занятия, требовавшие сил, выносливости и проворства. Спустя два месяца я начал находить, что то, что близнецы именовали xing-yu, или «сладостными желаниями» (сам я про себя называл это ненасытным аппетитом), подрывает мое здоровье. Тогда я намекнул девушкам, что мое участие не всегда обязательно, и рассказал им о «монастырском гимне», как это называла донна Илария. Услышав о том, что женщина может сама манипулировать своими лепестками, звездочками и тому подобным, Биянту и Биликту выглядели такими же ошарашенными, как и в первую ночь нашего с ними знакомства. Когда я продолжил и рассказал им то, что однажды поведала мне шахразада Мот — как она помогала расслабиться и доставляла удовольствие тем женщинам в anderun, которыми пренебрегал шах Джаман, — близнецы смутились еще сильнее, а Биянту воскликнула:
— Но это же непристойно!
Я мягко произнес:
— Ты уже однажды выражала подобное недовольство. Но, думаю, я доказал, что ты ошибалась.
— Но… женщина, доставляющая удовольствие другой женщине! Акт gua-li! Все знают, что это непристойно!
— Я бы счел это непристойным, будь одна из вас или вы обе стары и уродливы. Но вы с Биликту красивые и желанные женщины. Не вижу причины, почему бы вам не доставить удовольствие друг другу, заменив меня.
Девушки снова вопросительно переглянулись, смущенно покраснели и стали хихикать — чуть шаловливо, чуть виновато. В общем, мне пришлось их еще долго убеждать, прежде чем они, обнаженные, легли вместе в постель, позволив мне остаться полностью одетым, пока я руководил и направлял их движения. Сестры были сдержанными и напряженными, когда занимались этим друг с другом, хотя мне они разрешали все проделывать, не смущаясь. Но пока я проводил их через «гимн монашек», нота за нотой, — нежно помогая кончикам пальцев Биянту ласкать Биликту здесь, мягко передвигая голову Биликту так, чтобы ее губы прижались к Биянту там, — я заметил, как они постепенно приходят в возбуждение друг от друга. После игры, некоторое время продолжавшейся под моим руководством, сестренки начали забывать обо мне. Когда их маленькие «звездочки» задрожали от возбуждения, девушкам уже не надо было просить меня показать, как они могут использовать эти прелестные выступающие части, чтобы получить наибольшее взаимное наслаждение. Когда наконец лотос Биликту начал распускать лепестки, мне не понадобилось объяснять Биянту, как надо собрать с него росу. А затем обе их бабочки поднялись и затрепетали; девушки соединились так естественно и страстно, словно были рождены не сестрами, а любовниками.
Должен признаться, что к этому времени я и сам возбудился и совсем забыл о слабости, которую испытывал прежде, а потому освободился от одежды и присоединился к игре.
С тех пор подобное происходило довольно часто. Если я возвращался в свои покои уставший от дневных трудов, а близнецы испытывали непреодолимое желание xing-yu, я предоставлял им начать самим, и они проделывали это с готовностью. Я мог отправиться по коридору в гардеробную Ноздри и какое-то время просидеть с ним, выслушивая то, о чем сплетничали днем в помещениях для слуг. После этого я мог вернуться в свою спальню, возможно, налить себе бокал архи, усесться и беззаботно наблюдать, как сестры забавляются друг с другом. Спустя некоторое время моя усталость уменьшалась, естественное желание оживало, и я просил у девушек разрешения присоединиться к ним. Иногда близняшки из вредности заставляли меня ждать, пока сами полностью не насладятся и не утомятся от сестринской любви. Только тогда девушки позволяли мне улечься с ними в постель, время от времени кокетливо притворяясь, что им и без меня совсем неплохо, и с показной неохотой открывая для меня свои «розовые места».
Спустя еще какое-то время я сплошь и рядом, возвращаясь в свои покои, обнаруживал, что близняшки уже в постели и занимаются девственной разновидностью jiao-gou. Они с радостью предавались такому способу совокупления, как chuaisho-ur — ханьский термин, который переводится как «засовывание рук в противоположные рукава». (У нас на Западе сказали бы просто: «обнимались», однако этот жест на Востоке проделывают внутри просторных рукавов.) Я подумал, что этот термин как нельзя лучше описывает способ, при помощи которого две женщины занимаются любовью.
Когда я присоединялся к ним, частенько случалось, что Биликту признавалась, что уже насытилась и пересохла — объясняя это тем, что она менее крепкая, чем ее сестра (возможно, так происходило потому, что она была несколькими минутами младше), и просила разрешения посидеть рядом и полюбоваться, как мы с Биянту скачем. В этом случае Биянту иногда притворялась, что находит меня, мой инструмент и мое исполнение несовершенными по сравнению с тем, чем она только что наслаждалась: красавица насмехалась надо мной и называла меня ganga, что означает «неуклюжий». Но я всегда подыгрывал ее притворству, поэтому девушка смеялась еще громче и отдавалась мне с еще большей страстью, чтобы показать, что она всего лишь пошутила. Если я просил Биликту, после того как она отдохнет, прийти и присоединиться к нам, младшая сестра могла тяжело вздохнуть, но обычно соглашалась, так что у меня не было поводов к разочарованию.
Итак, довольно долго мы с близняшками наслаждались уютом и дружеским общением m'enage `a trois [200] . То, что они почти наверняка были шпионками великого хана и, возможно, докладывали ему обо всем, включая наши постельные развлечения, не беспокоило меня, потому что мне было нечего от него скрывать. Я всегда был предан Хубилаю, с честью служил ему и не делал ничего такого, что бы шло вразрез с его интересами. Я сам помаленьку шпионил, поручив Ноздре разнюхивать все среди слуг во дворце, но ведь это делалось во благо великого хана. Одним словом, я даже не пытался скрывать что-либо от девушек.
200
Семья втроем (фр.).
Нет, что касается Биянту и Биликту, в то время меня тревожило лишь одно: даже когда мы трое пребывали в экстазе jiao-gou, я никак не мог забыть, что эти девушки, согласно существовавшей у Хубилая системе градации, были оценены всего лишь в двадцать два карата. Своего рода совет экспертов в лице старых жен, наложниц и доверенных служанок обнаружил в них какой-то изъян. Лично мне близняшки казались великолепными образцами женственности, идеальными служанками и возлюбленными. Они не храпели, и дыхание у них было свежим. Чего же этим девушкам все-таки не хватало, что они не дотянули до высшей ступени, двадцати четырех каратов? И почему я не замечал в них никаких недостатков? Любой другой мужчина, оказавшись на моем месте, просто наслаждался бы, не забивая себе голову такой ерундой. Однако сам я был не таков: пытливый ум и природное любопытство не давали мне покоя, заставляя искать ответ на этот вопрос.