В погоне за Солнцем

Коэн Ричард

Одна из главных школ китайской мысли – даосизм – является философией дуальности и равновесия, доктриной инь и ян, которая охватывает все взаимоисключающие силы: инь олицетворяет женское начало, влажное и холодное, а ян – мужское, горячее и сухое. Среди других противоположностей – ночь и день, свет и тьма, честность и лживость [184] . Даосисты выдвигали идею того, что инь и ян прокатываются по Земле подобно волнам и вызывают периодические изменения, которые приводят к приливам и сезонным сменам температуры. Они также считали, что числа были ключом к поддержанию равновесия и особенно благоприятно число пять: каждое из пяти основных направлений (север, юг, восток, запад и центр) имело соответствие среди цветов, животных, элементов и вкусов. Девять было важным числом, хоть и не столь благоприятным, и на девятый день девятого месяца – двойной ян – жители Пекина исправно совершали подъем на два главных городских холма (называвшихся Стеной истинного превращения и Судьбой деревьев, окружающих врата Ци) [185] .

184

См.: Ancient Chinese Cosmology, по адресу www.astronomy.pomona.edu/archeo/china/china3.html

185

Vincent Cronin, The Wise Man from the West. N. Y.: Dutton, 1955. Р. 232.

Инь

и ян управляют энергией ци: они являются взаимодополняющими компонентами любой пространственно-временной конфигурации, “двумя фундаментальными силами вселенной”. Солнце имеет яркую ян-природу, Луна и Земля – инь, а воздух – пустота [186] . Небесные тела различались по тому, светили ли они собственным или отраженным светом. Кроме того, различалось пять фаз (у-син, пять стихий) всего сущего: дерево, огонь, земля, металл и вода. Ко II веку н. э. уже никто не знал, что объединяло эти материалы, но возник язык для описания космоса и земных явлений, как государственный, так и частный: существовала динамическая гармония, ведущая по одному настоящему пути. Эта система из гуманистической мысли перешла в государственную официальную космологию, а оттуда была заимствована учеными.

186

Как и в большинстве культур, Солнце имело несколько имен, включая такие, как Сияющее Число (Яо Лин), Пунцовый Блеск (Чу Мин), Повелитель Востока (Тун Чунь), Великое Сияние (Та Мин), Ворон Янь и Капля Жемчуга. Нидем прибавляет, что в китайском высшем обществе было распространено использование многих синонимов “специально, чтобы сбить с толку непосвященных”. См.: Needham, Science and Civilization in China. Р. xlv.

В 221 году до н. э. восточные царства объединились, чтобы стать Китаем, великим срединным государством Цинь. Название Китая в английском (China) означает “земля дома Цинь”, но также переводится как “середина”. Большие расстояния и физические препятствия, отделяющие Китай от других цивилизаций, дарили жителям впечатление, что их страна – центр Земли и единственный источник цивилизации; идея эта держалась тысячелетия.

Однако экспансия Китая в Центральную Азию в I веке н. э. познакомила китайских астрономов с идеями индусов и персов, что немедленно вызвало активное брожение в космологии и астрономии. Некоторые теории слишком сильно обгоняли свое время: Ван Ман (45 год до н. э. – 23 год н. э.), регент и император, утверждал (на основе западных учений), что движение небес происходит “само по себе”, а стихийные бедствия вовсе не посылаются в наказание или предупреждение, но он остался неуслышанным. Другая теория, напротив, получившая широкую поддержку, относилась к поздней династии Хань (25–220 годы н. э.) и изображала вселенную как бесконечное пустое пространство, в котором плавают Солнце, Луна, планеты и звезды; она заслуживает внимания как первое в истории предположение о бесконечной децентрализованной вселенной.

Многие китайские математики (приблизительно с 100 года до н. э.) посвятили себя календарным расчетам и предсказаниям положений небесных тел. Китайская календарная наука породила сильную традицию арифметико-алгебраической астрономии в отличие от западного акцента на геометрии. В 132 году “великий астролог” Чжан Хэн (78–139), опираясь на подобную математику, изобрел первый сейсмоскоп для фиксации землетрясений – цилиндрическое устройство с восемью драконьими головами (каждая с шариком в пасти) сверху и восемью лягушачьими снизу. Когда ударная волна доходила до прибора, шарик выкатывался из пасти дракона в пасть лягушки. Чжан Хэн также писал о том, что лунный свет является только отражением солнечного, а фазы Луны есть следствие разного отражения ею света в разных точках ее курса. Чжан Хэн был изобретателем астролябии, у нее были проградуированные кольца и зрительная трубка [187] . В то время как китайское население встречало лунные затмения ударами гонгов, Чжан объяснял их истинную причину. Нидэм считал, что тот установил “стандарт качества в астрономии”, хотя даже Чжан не мог избежать влияния времени. Он первым сконструировал вращающийся небесный глобус, но этот глобус скорее отражал взгляды на вселенную, чем ее реальность. Как говорится в Хунь и Чу, “небо подобно куриному яйцу и кругло, как ядро для арбалета; Земля подобна желтку и находится вблизи центра. Небо велико, а Земля мала”. В не переведенном Нидэмом фрагменте Чжан добавляет: “Небо получило свою форму от ян, поэтому оно круглое и движется. Земля же – от инь, поэтому она плоская и неподвижная” [188] .

187

Астролябия показывает идеальное небо, как оно должно выглядеть в данном месте в данное время. Это достигается нанесением изображений созведий на “панели” прибора и их удобной для поиска маркировкой. После настройки астролябии она показывает полное расположение созвездий на небе, что позволяет визуально решить многие астрономические задачи.

188

Christopher Cullen, Joseph Needham on Chinese Astronomy, Past and Present. 1980. № 87. Май. Р. 42. Каллен заканчивает свое эссе так: “Пальцы популяризаторов и компиляторов “междисциплинарного синтеза”, которые норовят выуживать разные факты из работ Нидема, наткнутся на немалое количество мышеловок, специально для них расставленных”. Спасибо за предупреждение.

Между II и XI веками н. э. в китайском понимании Солнца мало что изменилось, хотя литература по астрономии уже превосходила в объеме написанное по ботанике, зоологии, фармацевтике и медицине, вместе взятое. К XII веку императорская библиотека насчитывал 369 книг по астрономии и смежным темам, а к XIII веку китайские астрономические приборы превосходили все созданное в Европе. К сожалению, негеометрическая природа китайской математики не позволяла им картографировать звездное небо с большой точностью и тормозила дальнейший прогресс. Это было одним из последствий изоляции: примерно до 400 года н. э. у Китая практически не было связей ни с кем, кроме непосредственных соседей. К следующему столетию христианские миссионеры уже добрались до Китая, но перекрестного опыления идей практически не произошло, на Западе случился всплеск широкого интереса к Китаю только в 1250 году, когда папа Иннокентий IV послал монахов-францисканцев в Азию на открытие удивительно развитой цивилизации.

Несколькими десятилетиями позже отчеты францисканцев существенно дополнились сочинениями Марко Поло (1254–1324), который описывал землю “бескрайних просторов с невиданных размеров городами, широчайшими реками и величайшими равнинами, где широко распространены порох, уголь и книгопечатание” [189] . К этому списку можно добавить экономику с бумажной валютой, города-миллионники, настоящую бюрократию и такие мелочи, как шелк, чай, фарфор, травяная медицина, лак, игральные карты, ракеты, астрономические часы, домино, обои, воздушные змеи и даже складной зонтик. Марко Поло живописал Китай времен Хубилая, в царствование которого Китайская империя растянулась от Тихого океана до Восточной Европы и была открыта внешним влияниям как никогда прежде [190] .

189

Cronin, The Wise Man from the West. Р. 11. Нидем перечисляет сорок выдающихся изобретений за 30 тыс. лет – вплоть до 1500 года до н. э. и 287 изобретений с этого момента до 1700 года н. э.

190

Насколько

древнекитайская астрономия оказалась обусловлена западным влиянием (если вообще обусловлена)? В 1986 году Пекинский дворцовый музей послал в Британский музей две лошадиные кости с просьбой о научном содействии. Обе кости содержали фрагменты клинописного текста, один из которых удалось идентифицировать – это была плохая копия с цилиндра (находящегося в Британском музее), описывающая завоевание Вавилона персидским царем Киром II в 539 году до н. э. Первоначально ученые предполагали, что надпись на кости с ее прямоугольной структурой и пиктографическими элементами была подделкой, но при длительном изучении эксперты подтвердили подлинность. Каким образом она могла оказаться в Пекине? В 1987 году в одном китайском историческом журнале появилась статья некоего Сюе Шеньвэя, врача традиционной медицины, умершего в весьма почтенном возрасте за год до публикации. Путешествуя по Восточному Китаю в 1928 году, он узнал об этих костях от местного ученого. Врач пристально следил за судьбой костей и через десять лет купил их у антиквара, который сообщил ему, что эти предметы родом из северо-западного Синьцзяна, из пустыни в окрестностях Гу Эрбаня: местные крестьяне называли такие кости костями дракона и использовали их для наматывания пряжи. Во время бурной культурной революции Сюе Шеньвэй закопал эти кости и выкопал их вновь, когда стало менее опасно, а в конце концов передал их в дворцовый музей перед смертью. (См.: Xue Shenwei, Journal of Ancient Civilizations. Vol. 2. Changchun, Jilin Province: IHAC Northeast Normal University, 1987, Brief Note on the Bone Cuneiform Inscriptions. Р. 131–34.) Синьцзян лежит на старом торговом пути, так что теоретически путешественники с Запада могли привезти эти кости. Я спрашивал одного руководящего научного сотрудника Британского музея, верно ли, что это открытие чрезвычайно важно. Он ответил: “О некоторых вещах мы предпочитаем публично не слишком распространяться” (частная беседа автора с Кристофером Уокером (отдел Древнего Ближнего Востока Британского музея), состоявшаяся 12 января 2006 года). Через шесть лет после того, как Пекин заполучил эти кости, в Кызылче были обнаружены 113 мумифицированных тел возрастом 3800 лет. Это место, известное как “земля необратимой смерти”, находится прямо на одном из основных отрезков Шелкового пути – сети дорог и караванных трактов общей протяженностью в 4 тыс. миль, служившей примерно с 500 года до н. э. до 1500 года н. э. главной трассой между Европой, Ближним Востоком, Индией и Китаем. Тела отличались длинными носами, удлиненными черепами и глубоко посаженными глазами – типичные европеоидные черты – и даже светлыми волосами. Кызылча в пустыне Такла-Макан в Таримском бассейне (современный Синьцзян), находящаяся между пустыней Гоби на северо-востоке и Гималаями на юге, – одно из четырех мест, где были найдены тела, причем находки не единичные, а групповые – по 30 и более тел, что свидетельствует о постоянных поселениях, а не отдельных путниках. Виктор Х. Майр, профессор китаистики в Университете Пенсильвании, считает, что серьезное перемещение людей между Востоком и Западом (в обе стороны) началось еще 3980 лет назад. Могли ли караваны переносить среди прочего и научные знания? На этот вопрос нет ответа, и китайское правительство препятствует дальнейшим исследованиям, но известно, что по меньшей мере две таримские мумии были одеты в шелковые одежды, украшенные картой звездного неба и древним астрономическим текстом, возможно финикийским (см.: Ivan Hadingham, The Mummies of Xinjiang, Discover. Vol. 15. 1994. Апрель. № 68; см. также: Draunhelm, Ulghur – I Ulgur Mummies Say ‘No’ to China, East Bay Monthly. Vol. 29. № 3 (декабрь 1998); Edward Wong, The Dead Tell a Tale China Doesn’t Care to Listen To, The New York Times. 2008. 19 ноября. A6; Elizabeth Wayland Barber, The Mummies of "Ur"uimchi. N Y: Norton, 1999 и Nicholas Wade, A Host of Mummies, A Forest of Secrts. The New York Times. 2010. 16 марта. D₁).

Во времена династии Минь (1368–1644), когда страна опять закрылась от внешних воздействий более чем на сто лет, ее астрономические достижения не избегли общей спячки науки – столь стремительного ее заката, что в это сложно поверить; возможно, китайцы “считали, что по достижении хорошей жизни образование уже никогда не будет нуждаться в изменениях” [191] . Ситуация изменилась только с появлением иезуитов, которые сочли китайскую культуру полностью отрезанной от западной мысли, включая и географию с астрономией. Один из миссионеров повесил у себя в хижине карту мира и позвал китайских гостей посмотреть:

191

Cronin, Wise Man from the West,. Р. 100.

Они считали небо круглым, а Землю – плоской и квадратной, с Китайской империей посередине. Им не нравилось, что наша география вытесняла Китай в угол Востока. Они не могли понять доказательств того, что Земля круглая и состоит из земли и воды, а шар по своей природе не имеет ни начала, ни конца. Географу пришлось перекраивать карту… оставив поля по краям карты и перемещая тем самым китайское царство в самый центр. Это было ближе к их картине мира и давало им чувство удовлетворения [192] .

192

Там же. Р. 192-93.

Реконструкция башни Су Сонга (1020–1101) с астрономическими часами, работающими от воды, в Кайфыне в северо-восточном Китае. В часах были задействованы 133 фигуры, которые обозначали и озвучивали время (drawing by John Christiansen, from Joseph Needham, Science and Civilisation in China © Cambridge University Press. Reprinted by permission)

Китайская география могла сильно отставать, но именно три китайских изобретения – магнитный компас, корабельный руль и корабли, способные плыть против ветра и имеющие сегментированный корпус, делающий их менее потопляемыми, – сделали для европейцев доступным плавание на восток. Даже с учетом этого, когда в 1551 году первый из великих миссионеров, Франсис Ксавье, отправился из соседней Японии, у него ушло девять месяцев на переговоры, чтобы обосноваться на острове в семи милях от берега, а затем еще девять недель, чтобы наконец ступить на континент. Спустя тридцать лет итальянский миссионер-иезуит, математик и астроном Маттео Риччи потратил четыре месяца на то, чтобы добраться до португальского форпоста в Макао, а затем, претерпев в дороге болезнь, кораблекрушение и заточение, доехать и до Пекина.

Солнечное затмение 1688 года, наблюдаемое миссионерами-иезуитами в присутствии короля Сиама (Biblioth`eque Nationale, Paris, France / Lauros / Giraudon / The Bridgeman Art Library)

Риччи стал самым известным из всех миссионеров-иезуитов в Китае, первым иностранцем, допущенным в Китай, а затем и в Запретный город. Он крестил многих чиновников высокого ранга и знакомил их с достижениями Возрождения, хотя иезуиты импортировали много европейских научных ошибок того времени. Они высмеивали идею “небесной пустоты”, хотя, как отмечает Нидэм, “идея бесконечного пространства с небесными телами, плавающими в нем на больших расстояниях друг от друга, гораздо более продвинута… чем жесткая аристотелево-птолемеевская концепция концентрических хрустальных сфер” [193] .

193

Needham, Science and Civilization in China. Р. 239, 220.