В погоне за солнцем
Шрифт:
– Чтобы они нас с особым пристрастием осмотрели?
– фыркнул Нэльвё.
– Благодарю покорно! Лучше попробовать проскочить перед... м-м... да хоть перед тем купцом. Ты только посмотри, какой воз! Органза, муслин и батист, ткани-паутинки из Лазурной Гавани, шектарские шелка, лиссарийское кружево... вот уж где стражники разгуляются! Они на нас даже не посмотрят, только бы быстрее отделаться.
– Конечно же, стражники не заметят твоего маневра, - иронично заметил я.
– Они "люди", а не "идиоты". Это не одно и то же. Оборванцы, пытающиеся въехать в город перед богатым возом, вызовут подозрения. А вот, скажем, спешащая благородная госпожа - нет. На ее сопровождающих даже никто не взглянет.
– То есть ты предлагаешь действовать в лоб - и будь что будет?
– Другую легенду все равно не придумать, - пожал плечами я.
– Может, в город нас и пропустят, но запомнят.
– Ладно, - поморщился Нэльвё.
– Твоя взяла. Девчонку никто не ищет, вот пусть и сверкает перед стражей.
– А зачем мне в Ильмере?
– спохватилась Камелия.
– Это же глухая провинция. Крестьянам-то мы про столицу врали, а тут что говорить?
Повисла тишина, такая густая, что слышен стал шелест ветвей кустарника и шепоток ветра.
– Ну...
– неуверенно начал я, лихорадочно пытаясь вспомнить хоть что-нибудь про этот захудалый городишко. По правде сказать, все "городишки" кроме Торлисса и Лэйдрина были у нас захудалые - купечеству и знати хватало двух столиц за глаза. Все остальные или появлялись на карте как-то само собой, вырастая из деревушек и поселков, или строились от большой нужды вокруг крепостей, у портов, на перекрестьях дорог.
Ильмере раскинулась у широко разлива Майры, где от берега до берега чуть большим полумили. Это как раз был случай с обросшей городищем крепостью (Майра - древняя граница земель бессмертных), так что кроме этих самых крепостных стен, реки и обыкновенной городской суеты смотреть здесь было не на что.
– Проездом?
– неуверенно спросил Нэльвё.
– Пусть так. Но куда?
– невесело улыбнулся я.
– Не в Лес Тысячи Шепотов же. А в Холмы - подозрительно.
– Lliane-shi Viorre!
– воскликнула Камелия.
– Виоррейский карнавал! Он как раз начинается.
– Не очень удачно. Обычно лорды и леди высочайших домов, отправляющиеся на неделю Поющих флейт, прибывают вместе со своими бессмертными родичами. Ты кому приходишься?
– Моя мать - младшая княжна Серебряной лозы, пятая наследница венценосного дома Тайноррэ, - заученно оттараторила Камелия.
– О!
– щелкнул пальцами Отрекшийся.
– Прекрасно! Имя Тайноррэ на слуху, должны проникнуться...величием момента. И в Виорре у твоего дома резиденция есть. Значит, проблема решена! Вперед, леди!
Коротко щелкнули поводья, и конь Нэльвё ринулся вниз, под откос. Щелк, щелк!
– и мы устремились за ним наперегонки с дурашливым ветром. Мимо проносились телеги, плетущиеся по тракту паломники и оборванцы, богато изукрашенные кареты и высокородные лорды и леди с одинаково скучающими и одинаково напудренными лицами. Мы влетели в очередь из неповоротливых телег, карет и возов, запрудивших подход к воротам.
Крики, ропот и нарождающееся раздражение волной прокатилось по толпе. Стража, заслышав гул, начавший подниматься уже штормовым валом, ухватилась за пики и заступила дорогу. И куда только делась сонная одурь!
Лошадь Камелии взвилась на дыбы и истошно заржала (кажется, уже позабыв, что еще с утра был обычным крестьянским тяжеловозом). А она сама окатила толпу ледяным презрением и выкрикнула:
– Я - Камелия из дома Эльгйер, Великого дома Эльгйер! Прочь с дороги, пока я не приказала нанизать ваши головы на пики!
Ее звонкий голос разнесся над толпой, только сейчас в нем звенели не серебряные колокольчики, а сталь - и дрожь пробрала даже меня.
Меч выскользнул из ножен Отрекшегося с тихим напевом - и ослепительно полыхнула на солнце. Толпа замерла, затаив дыхание, точно завороженная - и с возгласом-вздохом прянула назад.
Камелия подхлестнула коня и сорвалась вперед. Стража, преградившая въезд, бросилась врассыпную, убираясь с дороги. Толпа, сначала робко притихшая, взревела - и хлынула за нами. Мы влетели в ворота тремя разноцветными птицами и, ни на секунду не задерживаясь, помчались вперед по улицам.
Позади раздалось зычное "куда прешь?!" и лязг стали. Рев толпы - все отдаляющийся, но не стихавший - гнал вперед.
Только через два квартала, куда уже не долетали отголоски устроенной нами свары, мы смогли приостановиться.
– Чего они так взбеленились?
– спросила Камелия, когда наши кони поравнялись, и можно было говорить, а не кричать через всю улицу. В ее голосе отчетливо слышалась досада.
– А ты ничего не заметила?
– невпопад откликнулся я и тут же об этом забыл, поглощенный другими мыслями.
...В Ильмере я был, кажется, лет двадцать назад, и за это время городок лишь разросся и еще больше подурнел. Доски, которыми мостили улицы, окончательно осклизли от грязи и щедро выливаемых из окон помоев. Покосившиеся дома обветшали, и облупившаяся краска слезала с них рваными лоскутами, обнажая выщербленный временем камень.
"Ильмере...
– с неожиданной тоской подумал я.
– "Лебедь". Озерный острошпилевый замок - и город-жемчужина Западных земель, притулившийся у излучины рек. Тысячи лет твои белокаменные стены стремились ввысь, к облакам, срывались в свободном полете. Тысячи лет раскинутыми крылами плескались на ветру тонкие ленты флагов. Город-жемчужина, красота Первых дней... Но сгустились сумерки, и ты, как и все лучшее, как и все мы, сгинул в обжигающем пламени Тысячелетней ночи. Пепел и белокаменные руины - вот все, что осталось от твоей стройной неги и красоты.
А потом пришли они, люди - и вот уже крепости из неотесанного гранита поднимаются из твоего пепла. Уродливые башни, умытые в грязи деревни... Мы отдали тебя, поверженную, легко, без боя. Отдали тем, кто обрек тебя на гибель и забвение. Отдали, даже не подумав, не вспомнив... И теперь, проезжая по осклизлым от помоев улицам даже не видим твоих извечных, непрекращающихся слез.
Мы и себя отдали, потеряли... и забыли.
Прости, Ильмере. Прости, яснокрылая".
– ... что не заметила?
– терпеливо и как-то обреченно (видимо, уже не в первый раз), повторила Камелия.
– Мастер Мио, вы меня слышите?