В походах и боях
Шрифт:
В середине дня фашисты бросили на батальон до сорока пикирующих бомбардировщиков, рассчитывая сломить наше сопротивление. Когда самолеты показались над районом совхоза "Червоний чабан", мы заметили, что немцы, находившиеся в это время в 200 метрах от КП батальона, стали себя обозначать красными ракетами. Мы пошли на хитрость и тоже выпустили серию красных ракет над районом обороны батальона. Летчики заметили их, вошли во втором заходе в пикирование и... сбросили бомбы на свои наступающие войска.
К исходу дня батальон понес большие потери. Оставшиеся в строю продолжали отражать атаки. Отдельным фашистским группам удалось прорваться на флангах батальона, вдоль морского побережья. Но батальон по-прежнему удерживал совхоз и высоту с кладбищем, где был наш командный пункт. К 18.00 немцы окружили кладбище, подошли к КП и стали забрасывать наши окопы гранатами.
Хочу помочь читателю яснее представить себе подробности этого подвига. Во время войны писали, да и сейчас иногда пишут, что герой такой-то повторил подвиг героя такого-то. Нет, подвиг неповторим. Повторяются какие-то чисто внешние обстоятельства, а само деяние всегда содержит в себе остро выраженные индивидуальные черты. "Огонь на меня!" - эту команду зрелого воинского долга и трезвого расчета собирался отдать майор В. П. Ачкасов, командир 1-го гаубичного дивизиона, работавший вместе с Е. К. Ивашиной на его КП, но не успел - был тяжело ранен и только сказал: "Давайте... ребята хорошо накроют!.." Команду подал подполковник С. А. Андрющенко.
Комдив считал, что это единственно возможный способ помочь 2-му батальону отбросить врага. Попытка выручить его контратакой не получилась. Сам полковник Бабиков взял третий свой батальон с Перекопского вала, повел его к "Чабану" с расчетом прорвать окружение. Как только бойцы вышли из зарослей кукурузы и миновали линию проволоки, противник нанес массированный удар артиллерией и бросил против батальона группу самолетов. Тяжелораненый командир полка лежал на КП. Вынести его до темноты было невозможно. Поэтому комдив понимал, что нужно выполнить требование героев... если это было их требование. Дело в том, что немцы заполнили эфир ложными приказами, передававшимися на русском языке. Например, мы слышали по радио в 9 часов такую команду: "Приказываю всем с десяти ноль-ноль начать отход за Армянск". Может быть, и в данном случае противник хочет нашими руками сломить сопротивление гарнизона "Червоного чабана"?
Начальник связи Н. Л. Вериковский выкрикивает:
– Кто передает? Повторите, кто передает... Сообщите имя своей жены! Где она находится?
– Ее зовут Вера. Она в Златоусте. Вера! Быстрее огонь на меня!..
Наши гаубицы ударили по району кладбища. Много гитлеровцев нашло тут свою смерть. Остальные бежали с высоты.
Черняев приказал с наступлением темноты вывести оставшихся в живых защитников совхоза. Они шли вдоль железнодорожной насыпи. Ивашина вел группу прорыва. В центре колонны двигались более ста раненых бойцов. Прикрывала отход группа под командованием лейтенанта К. В. Дудкина, который в это время занимал должность начальника штаба батальона. Мощный огневой налет гаубиц полковника И. И. Хаханова дал героям возможность оторваться от преследования. Враг открыл заградительный огонь перед фронтом отходящих подразделений. Им пришлось вести борьбу с вражескими автоматчиками, укрывшимися за разбросанными у железнодорожного полотна сельскохозяйственными машинами. Люди отходили на Перекопский вал. Они прошли через боевые порядки батальона капитана Н. Ф. Евдокимова, вступившего теперь в огневую схватку с врагом. На носилках несли тяжелораненых капитана Е. К. Ивашину и майора В. П. Ачкасова. (После они поправились и снова били врага).
Ветераны обороны Перекопа просили при переиздании книги воспоминаний подчеркнуть большую роль артиллеристов 156-й дивизии как гаубичного, так и пушечного полков. В письмах товарищи называют множество фамилий бойцов, командиров, политработников, проявивших мужество и умение, братскую взаимопомощь на поле боя. Читаешь эти письма и как бы слышишь могучее эхо массового героизма наших воинов. Бывший комиссар батареи гаубиц А. Н. Лисица считает, что нужно обязательно отметить беззаветную храбрость командира дивизиона Валентина Константиновича Дубровского, командира батареи старшего лейтенанта А. Н. Мельникова, командира огневого взвода Гургена Семеновича Богдасарова, наводчика Беляева, и с особенной теплотой отзывается о комиссаре полка А. В. Кириллове. Об этом политическом работнике пишут почти все артиллеристы дивизии. Вот слова участника перекопских боев, ныне майора в отставке А. И. Юрченко: "Много сделал для боевого сплочения полка батальонный комиссар Андрей Васильевич Кириллов. Партийная душа нашего полка, он был человеком высокодисциплинированным, организованным, чутким к людям. Все с гордостью говорили о нем: "Наш комиссар"... С этим письмом я, конечно, ознакомил генерала Г. В. Полуэктова. "Правдиво и хорошо написано", - сказал он.
Сам Андрей Иванович Юрченко служил тогда начальником артиллерийского снабжения и вместе с секретарем комсомольской организации полка Андреем Сикиркиным под беспрерывными бомбежками подвозил к позициям боеприпасы. Был случай, они не успели еще выгрузить снаряды, когда командир взвода лейтенант Л. К. Рябухин сообщил, что под вражеским огнем осталась гаубица: расчет погиб, водитель тягача тоже. Юрченко и Сикиркин вырвались на полуторке из лесопосадки и вывезли орудие, ствол которого еще был горячий. В воронках Юрченко и Рябухин увидели несколько тяжелораненых бойцов. С большими трудностями - ползком перенесли их к машине. Действия смельчаков прикрывала наша счетверенная зенитно-пулеметная установка. Солдатское братство!..
Бывший командир третьей батареи Тимофей Иванович Кривошеев прислал мне подробное описание первого дня боев на Перекопе. Приведу лишь небольшой отрывок: "В ночь на 24 сентября никто из нас не спал. Получили приказ быть готовыми к отражению атак. Стало светло. Телефонист передал приказ: "Огонь!" Наши 122-миллиметровые гаубицы ударили залпом, а затем беглым огнем по наступающим танкам и пехоте противника. Заработали соседние батареи. Точно и быстро действовали ребята, особенно расчет второго орудия - командир его сержант Л. В. Шумский. Над нами появилась девятка бомбардировщиков с черными крестами. Сообщили об этом на наблюдательный пункт, с которым вскоре прервалась связь. Грохот разрывов оглушил нас. Вместе со мной в окопе находились воентехник Белоусов и два телефониста. Когда пыль и дым рассеялись, мы из винтовок и карабинов открыли прицельный огонь по пикировщикам.
Начала обстрел вражеская батарея. Под артогнем в срочном порядке разгружали автомашину со снарядами. Наши попытки восстановить связь с НП не увенчались успехом... Нас второй раз бомбили вражеские самолеты. Был смертельно ранен артиллерийский мастер Пигарев. Он умер на наших руках и похоронен в своем окопе. Это был хороший специалист, дисциплинированный, умный и серьезный товарищ. Вскоре прибежал запыхавшийся связной с приказом открыть огонь по своему наблюдательному пункту, так как его окружили немцы. У огневиков предполагаемые цели были заранее пристреляны, а данные пристрелки записаны на щитах каждого орудия. Открыли сосредоточенный огонь".
Весь день 24 сентября напряженный бой. С темнотой гитлеровцы утихомирились, но только на земле. Их самолеты группами и в одиночку в течение всей ночи продолжали налеты на передний край и в глубину, до Армянска включительно.
Немецкие ракеты определяли очертание линии фронта, показывая вмятину в стыке полков. Слева они взлетали почти над противотанковым рвом в том месте, где он подходил к Перекопскому заливу. В тылу противника - под Чаплинкой, у берега Сиваша и в районе "Червоного чабана" - было светло, как днем. Там полыхало зарево. Разведчики доложили, что немцы жгут костры, жгут дома и стога сена. "Боятся охвата, - говорил Лисовой, с тайной надеждой поглядывая на комдива.
– Эх, нагнать бы у них там сейчас панику!.." Черняев проворчал, что был бы "лишний полк", то нагнал бы, и с досады прикрикнул на капитана:
– Не ершись со своим разведбатом. Чем я завтра буду дыры затыкать?
Я уже писал, что отличительной чертой в характере П. В. Черняева как командира соединения была активность. Ему претило ждать, что навяжет противник. Однако всякая сила имеет свой предел. Батальоны так называемого предполья перестали существовать. В ночь на 25 сентября в деревню Перекоп прорвались оставшиеся в живых люди - не более роты с одним 45-миллиметровым орудием. Снять батальон и батарею с Литовского полуострова? Он на это не имел права. После истории с Сальково командарм приказал "иметь гарнизон Литовского полуострова не менее двух стрелковых батальонов". Приказ остался на бумаге: где же взять "лишний" батальон, если на всем Перекопском валу их было всего пять? В таких условиях комдив не мог оставить на полуострове большое прикрытие. А сам командарм был далеко - в Симферополе, связь Перекопа с его КП была с утра нарушена, удалось восстановить на полчаса (с 17.00), и снова она вышла из строя под бомбежками. Конечно, при таких обстоятельствах командующему было трудно влиять на течение боя. Для того чтобы влиять, нужно, знаете, видеть поле боя. Очевидно, пассивность командования вызывала раздражение и в Ставке. После доклада Дубинина по прямому проводу о первом дне боев на Перекопе последовал ответ Генштаба: "Вы докладываете, что противник делает, а нас главным образом интересует, что наши войска делают с этим противником. Ясно ли?.."