В поисках абсолютного чуда. Дилогия

Блинников Павел

— Ты, главное, сильно не волнуйся, — сказал Михаэль. — Конечно, будет больно, но ведь не все коту масленица. А если все пройдет как надо, я о тебе позабочусь.

— Пошел ты на х… Я скорее умру здесь, чем приму от тебя что-нибудь!

— Эх, какие вы все принципиальные, — покачал головой Михаэль. — А самое главное, вы не имеете на это права. Вот кем ты был, когда я тебя встретил? Да никем. Я дал тебе чудо, подарил новое тело. Да, это я сказал Ваалбериту, чтобы он улучшил тебя. Он ведь занимался очень интересным проектом, когда находился в твоем теле. Но об этом я тебе уже не расскажу. Не хочу настолько сильно упасть в твоих глазах. Ну ладно, поехали.

Колдун достал из кармана коробок спичек и поджег одну. Медленно, как бы растягивая наслаждение, он поднес

спичку к верхней книге. Книга загорелась так, будто ее пропитали керосином. Вот только не красным пламенем, а зеленым. Следом за верхней книгой занялась и вторая. Потом третья. Но как загорелась четвертая, Андрей не увидел. На него снова накатила дурнота. Это случалось много раз за последнее время, так что неожиданностью не стало. Но так плохо как сейчас, ему было только тогда, на крыше гостиницы. Дурнота пришла просто подавляющая. Она проникла в самые глубины сознания, уничтожая любое сопротивление, унося разум и волю. И Андрей понял, что это конец. О каком сопротивлении или плане спасения может идти речь, когда ты превращаешься в овощ. Даже не в обычный овощ, а в растение, испытывающее страшные страдания…

От обморока Андрея спасла боль. Десятая книга наконец-то загорелась, и дикая боль унесла дурноту. А с ней ушло и чувство страха. Никогда бы он не подумал, что такая жуткая боль может быть воспринята сознанием, как благо. Он смог открыть глаза. На его груди горел костер. Столь дикое зрелище еще больше привело в чувство. Он вдруг понял, у него на груди происходит что-то неправильное. И дело вовсе не в том, развел там кто-то костер, или нет. Он буквально чувствовал, происходящий процесс, в корне неверен. И у него появилось жуткое желание его подавить. Разрушить колдовство, что оскверняет его мир. И не только его, но и все вокруг. Он инстинктивно чувствовал, как от костра исходит зло. И он мог противостоять этому злу. Но понимал он так же и то, что если попытается это сделать, сил не хватит. Он просто потеряет сознание и все. А колдун получит, что хочет. Он осознал, что наконец-то может управлять тем даром, что колдун ошибочно называл разрушением. Нет, это вовсе не разрушение, это созидание в его высшем проявлении. Он не знал, как выразить это словами, но твердо усвоил, что колдун больше не властен над ним. По крайней мере, Михаэль больше не мог читать в его душе и вмешиваться в его судьбу. Он наконец-то стал настоящим разрушителем вероятностей.

Но, посмотрев на Михаэля, он также понял, что тот и не будет читать его мысли. Колдун полностью поглощен зрелищем, что разворачивается на груди Андрея. Михаэль даже не заметил, как Андрей открыл глаза. Да и зачем ему, могущественному колдуну, великому повелителю вероятностей, обращать внимание на простого Андрея. Ведь для него бывший участковый сейчас просто обыкновенный мангал. Мангал, где он готовит свое отвратительное блюдо. Колдун внимательно смотрел, как десять книг преобразуются в зеленом пламени. Андрей испытывал жуткую боль, но даже его это зрелище заворожило. В книгах сгорали не все части, каждая страница горела по-особенному. Большинство прогорало полностью, но кусочки некоторых оставались неповрежденными. И эти кусочки постепенно опускались все ниже и ниже. Их края слегка тлели, но текст уцелел. Они спускались и спускались. Пепел слетал с груди Андрея, а несгорающие кусочки ложились на обгоревшую, покрытую волдырями, грудь. Грудь! Второй пистолет! Андрей только сейчас вспомнил о нем. Он взглянул на Михаэля. Колдун вдруг наморщил лоб. Почувствовал опасность? Быть может. Но зрелище, коего он ждал пятьдесят лет, слишком сильно его приворожило.

Наконец, огонь на груди Андрея погас, десять книг почти полностью сгорели. Но ключевое слово здесь именно "почти". Несколько кусочков, нескольких страниц остались нетленными. И все они, повинуясь старому, но еще могучему колдовству, сложились в одну страницу. И она лежала на обгоревшей груди Андрея. Но и связывающие его веревки тоже прогорели, а Михаэль не обратил на это внимания. Колдун заворожено смотрел на одну единственную страницу. Она прилипла к окровавленной груди Андрея, и Михаэль, не долго думая, оторвал ее вместе с остатками кожи. Эти самые остатки стали прекрасной основой для нее. Андрея пронзила ужасная, адская боль. Он кричал и извивался, насколько позволяли остатки веревок, но колдун не обращал внимания и на это. В его глазах застыли алчность и сумасшествие. Алчность оттого, что, наконец, он достиг цели, а сумасшествие всегда там было, просто Андрей впервые увидел колдуна ясным взором разрушителя вероятностей. Михаэль продолжал аккуратно отдирать страницу вместе с кожей, и вскоре оторвал полностью.

В голове у Андрея все гудело. От чудовищной боли мозг приказывал сознанию уйти. Но какая-то часть шептала: потеряй сознание сейчас, и это будет конец. Колдун просто бросит его здесь, Андрей истечет кровью и умрет. И эта непокорная часть мозга требовала все громче и громче: "Сопротивляйся! Не будь тряпкой! Борись!". И огромным усилием воли Андрей отогнал дурноту. Он снова открыл глаза и увидел ненавистную фигуру колдуна. Тот стоял в нескольких метрах от Андрея, спиной к нему, и читал вожделенную страницу. Почему-то он мотал головой. До него доносилось невнятное бормотание Михаэля: "Нет… Нет… Это, наверное, какая-то метафора".

Андрей попробовал пошевелиться. Веревки все еще держали его, но правая рука получила какую-то свободу. Он попытался добраться до внутреннего кармана. Когда он случайно коснулся локтем обезображенной груди, боль заставила его заплакать. Он взвыл, но колдун не услышал его. Михаэль снова и снова перечитывал страницу. Андрею все же удалось добраться до внутреннего кармана. Он почувствовал холодную сталь пистолета. Превозмогая боль, он вытащил его и направил в спину колдуна.

— Этого, НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! — прокричал Михаэль. Его голос заполнил все окружающее пространство.

Андрея подмывало сказать какую-нибудь красивую фразу, типа: "Отправляйся в ад!", — но он понимал, если сейчас привлечет внимание Михаэля, пистолет просто не выстрелит. Произойдет осечка или он промахнется. А этого он допустить не должен. Если бы перед ним стоял обычный человек, а не могущественный колдун, возможно Андрей так не волновался бы. Но в том-то и дело, что Михаэль мог очень много. Слишком много для простого человека. И поэтому он должен умереть.

Трясущаяся рука перестала дрожать, и даже боль отступила. Твердой рукой Андрей навел ствол пистолета на голову Михаэля и нажал спуск. Он даже не услышал выстрела, настолько его сознание отключилось от действительности. Перед ним стояла цель и все. Голова Михаэля разлетелась на куски.

Обезглавленное тело колдуна упало на пол. Андрей не верил своим глазам. За сегодняшний день он убил двух самых могущественных людей, которых когда-нибудь видел в жизни. Рука уронила ненужный больше пистолет. Он откинулся на спину и смотрел в потолок кинотеатра. Только теперь он сообразил, что Михаэль принес его на место смерти Абдулы. Грудь ужасно болела. Приходилось напрягать все силы, чтобы не отключиться. Андрей понимал, если сейчас вырубится, он умрет. И еще у него появилась какая-то уверенность, что ему надо отсюда уходить. И вроде бы не просто уходить, а в какое-то определенное место. Но куда он сказать не мог.

Андрей попытался встать. Веревки еще держали его, он осторожно освободился от них. Каждое движение отдавалось болью в груди, но он терпел. Прошло не меньше получаса, прежде чем он освободился. Куча окровавленных веревок осталась лежать на полу.

Сначала надо сесть. У него получилось. Он огляделся и увидел обоих колдунов. Обезглавленное тело Абдулы лежало неподалеку от такого же тела Михаэля. Учитель и ученик. Андрею стало немного жаль Абдулу, все же тот оказался слегка лучше Михаэля. Но жалость очень быстро ушла, сменившись отвращением. То, что обманул его Михаэль, не делало Абдулу лучше. Просто учитель не успел плюнуть в его душу, как это сделал ученик. Рядом с Михаэлем лежало то, ради чего заварилась вся эта каша, только на глазах Андрея унесшая жизни тысячи человек. Андрей подумал, сколько же народу колдуны угробили за пятьдесят лет, пока искали эти книги, и вся жалость к ним окончательно сменилась омерзением.