В поисках цезия

Марков Георгий Иванов

Радева, как обычно, кивнула головой. Она была готова ко всему. Если необходимо, она бу­дет работать до тех пор, пока не подкосятся ноги. Николов не проронил ни слова. Савов хотел было что-то сказать профессору, но тот не­ожиданно заявил:

— Знаете, что я открыл?

Савов вздрогнул. Николов поднял голову, а Радева вопросительно взглянула на профес­сора.

— Я обнаружил, что мешочек с мышами был порван. Поэтому опыт нельзя считать неудав­шимся. Нужно повторить его! Прошу вас повто­рить опыт в той последовательности, как он был записан в протоколе.

Николов

хотел возразить, но Радева сделала ему знак рукой, означавший «молчи».

Савов терпеливо выслушал объяснение про­фессора и сказал:

— Я искренне сожалею, что отнимаю у вас время, но я вынужден обратиться к вам по лич­ному делу — этого требует состояние моего здо­ровья. Вы знаете, что до сих пор я никогда не отказывался от работы, но сейчас я крайне устал, едва стою на ногах от переутомления. Очень прошу вас дать мне недельный отпуск. Иначе я просто не выдержу!

— Ну, ну! — воскликнул профессор, огляды­вая своего помощника с головы до ног.— Что это с вами? До вчерашнего дня вы не проявля­ли никаких признаков усталости, были самым бодрым из нас, а сейчас захандрили? Просто не­вероятно.

— Есть причины, профессор...

— Я и не допускаю мысли, что вы больны без причины,— сказал профессор, несколько рассер­женный настойчивостью Савова. Но затем ему, видимо, стало совестно, он взял Савова под руку и сказал: —Послушайте, отпуск вы получите сейчас же, как только мы закончим этот опыт. С завтрашнего дня можете пойти! Савов настаивал:

— Мне так плохо, что я не выдержу и одного часа работы.

Профессор выдернул руку и холодно сказал:

— Я сожалею, но до вечера все вы абсолютно необходимы! Будем работать до вечера, если бы даже нам суждено было погибнуть здесь.

Профессор говорил так категорически, что Са­вов отказался от дальнейших попыток уговорить его.

— Приступайте к подготовке автоклава!— распорядился Петков и вышел в соседнюю ком­нату.

Майор Христов, который удачно играл роль неловкого работника, слышал весь разговор ме­жду профессором и Савовым. Наблюдая за ними через замочную скважину, Христов заметил, что Савов, не вынимая, держит правую руку в кар­мане.

В первый момент он сказал себе: «Этот Савов нарушает элементарные правила приличия: раз­говаривая с профессором, держит руки в карма­нах !»

Потом эта рука снова привлекла его внимание, и он уже готов был биться об заклад, что Савов держит ее в кармане не случайно.

Сначала он подумал, что в кармане у Савова оружие, но потом убедился, что револьвер туда не уберется. И сколько раз Христов ни глядел на Савова, эта рука сразу же бросалась ему в глаза.

Когда разговор закончился и Савов собрался куда-то выйти, он снова подумал о его правой руке.

«Или у него в кармане вещь, от которой он хочет избавиться, или дело в чем-то другом, но так или иначе этот карман связан с какой-то тайной»,— думал Христов.

И он решил действовать немедленно: войти в комнату и попросить профессора представить его научным сотрудникам.

Профессор охотно согласился. Радева друже­любно

взглянула на Христова и пожала ему руку; Николов поздоровался с ним, как с рав­ным. Христов протянул руку Савову, но тот только кивнул головой и отошел, не вынув пра­вой руки из кармана.

Предположение майора оправдалось.

Опыт начался. Около автоклава стояли Ра­дева и Николов, а Христов по распоряжению профессора растирал в ступе какой-то поро­шок.

Вдруг в соседней комнате послышался звон разбитого стекла, шипение какой-то жидкости и оханье Савова.

Радева бросилась туда.

Савов стоял, прижав правую руку к груди, и стонал.

— Что случилось? — в тревоге спросила она.

— Обжег руку концентрированной азотной кислотой! Пойду перевяжу.

— Давай я помогу тебе! — сочувственно пред­ложила она.

— Не надо, я сам...— с неожиданной грубо­стью ответил он и вышел из комнаты, продол­жая охать.

Она взглянула на пол и увидела стекла раз­битой бутылки и разлившуюся жидкость. Взгляд ее остановился на пробке. На этой стеклянной пробке были сделаны пометки химическим ка­рандашом, и Елена вспомнила, что в бутылке, которая была закрыта этой пробкой, находился нормальный десятипроцентный раствор азотной кислоты. Таким раствором никак нельзя об­жечься!

Она хотела сказать об этом Савову и пошла его искать. Они едва не столкнулись в дверях. Он поспешил объяснить ей:

— Ох, как я обжег руки! На правой появи­лись волдыри... Проклятая кислота! Наверное, этот пентюх, новый работник, поставил бутыль на край стола!

Елена хотела возразить, но что-то заставило ее сдержаться.

— Случается,— промямлила она. Савов вышел из комнаты.

Елена хотела рассказать об этом профессору, но тот был очень занят и не любил, когда его отвлекали от работы.

Кроме нее, тайным свидетелем этого случая был и новый работник.

Радева решила проверить свое подозрение. Она взяла пробирку, нагнулась и начала соби­рать в нее остатки разлитой на полу жидкости. Не сдержавшись, она прикоснулась пальцем к кислоте. Так и есть — она не почувствовала даже легкого зуда. Это был очень слабый рас­твор кислоты, который использовался в лабора­тории для анализов.

Когда она размышляла с пробиркой в руке, Савов увидел ее через стеклянную дверь. Хри­стов, внимательно наблюдавший за ним, заме­тил, как он сжал губы.

Работа продолжалась, и до вечера в лаборато­рии ничего существенного не произошло. Однако только Николов и профессор работали с упое­нием. Радева часто отвлекалась, о чем-то Дума­ла, смотрела по сторонам. На душе у нее было неспокойно. Ни Петков, ни Николов не замечали ее состояния, и только Савов время от времени бросал на нее подозрительные взгляды. Он старался казаться спокойным и, преодолевая силь­ную боль, начал работать и больной рукой, на­сколько позволяла повязка.