В поисках древних кладов (Полет сокола)
Шрифт:
Следующей ночью незадолго до полуночи на скорости в одиннадцать узлов канонерка разошлась со шлюпом «Пингвин». «Пингвин» со срочными депешами на борту прошел на корпус ниже восточного горизонта, а его ходовые огни скрылись за пеленой тропического ливня, первой ласточки наступающего муссона, который повис между двумя судами, спрятав их друг от друга.
На заре расстояние между кораблями достигло пятидесяти морских миль и быстро увеличивалось. Клинтон Кодрингтон нетерпеливо расхаживал по юту, то и дело останавливаясь и вглядываясь в южный горизонт.
Он спешил на самый горький зов, по велению самого настоятельного
В течении Замбези была величественность, какой Зуга Баллантайн не находил ни в одной из других крупных рек: ни в Темзе, ни в Рейне, ни в Ганге.
Река переливалась радужно-зеленоватым, как расплавленный шлак, перетекающий через край сталеплавильной домны. В изгибах широких излучин медленно кружились мощные водовороты, а на отмелях река кувыркалась, словно в таинственной темной глубине резвился исполинский левиафан. Главное русло достигало ширины в два километра, его окружали протоки поуже. Их устья прятались среди болот, поросших папирусом и тростником с пушистыми головками.
Небольшая флотилия еле двигалась против мощного течения. Возглавлял ее паровой баркас «Хелен», названный в честь матери Зуги.
Это судно сконструировал Фуллер Баллантайн. Оно было построено в Шотландии специально для злосчастной экспедиции на Замбези, которой удалось добраться всего лишь до ущелья Каборра-Басса. Сейчас баркасу было уже почти десять лет, и большую часть этого срока он страдал от храбрых инженерных изысков португальского торговца, купившего баркас у Фуллера Баллантайна после краха экспедиции.
Паровая машина баркаса скрипела и грохотала, из каждой трубки и стыка вырывался пар, дровяная печь разбрасывала искры и выпускала густой черный дым. С усердием, удивительным для ее возраста и не входившим в планы изготовителя, посудина толкала вверх по могучей реке три тяжело груженных баржи. Они делали в день самое большее километров двадцать пять, а от Келимане до Тете было больше трехсот.
Зуга зафрахтовал баркас и баржи, чтобы перевезти экспедицию до отправной точки в Тете. Они с Робин плыли на первой барже, везущей самое ценное и хрупкое снаряжение: медикаменты, навигационное оборудование, секстанты, барометры и хронометры, огнестрельное оружие и боеприпасы, а также личные походные вещи.
На третьей барже под неусыпным оком сержанта Черута плыли носильщики, нанятые в Келимане. Зугу уверили, что необходимую ему сотню носильщиков он сможет раздобыть в Тете, но ему показалось благоразумным взять с собой этих сильных и смелых людей. До сих пор никто не дезертировал, что было довольно необычно для начала долгого сафари, когда близость дома и очага может неодолимо притягивать слабые души.
На средней барже находились самые громоздкие припасы. Прежде всего тут были товары для торговли: ткани и бусы, ножи и топоры, дешевые ружья и свинцовые стержни для пуль, мешки с черным порохом и кремни. Эти товары были необходимы для того, чтобы приобретать свежую провизию, покупать у местных вождей право на проход по их землям, разрешения на охоту и разведку.
Отвечало за среднюю баржу последнее и наиболее сомнительное приобретение Зуги, нанятое в качестве проводника, переводчика и управляющего лагерем. В цвете его темно-оливковой кожи и в волосах,
Губернатор Келимане заверил Зугу, что этот человек — самый знаменитый охотник на слонов и исходил все португальские владения. Он забирался в глубь континента дальше, чем любой из португальцев, говорил на дюжине местных диалектов и знал обычаи разных племен.
— Вы не сможете путешествовать без него, — убеждал майора губернатор. — Это было бы сумасбродством. Его услугами пользовался даже ваш отец, знаменитый доктор Фуллер Баллантайн. Именно он показал вашему достославному отцу путь к озеру Малави.
Зуга приподнял бровь:
— Мой отец был первым человеком, кто дошел до озера Малави.
— Первым белым человеком, — деликатно поправил его губернатор, и Зуга улыбнулся: это был один из тех тонких нюансов, какими Фуллер Баллантайн защищал свои открытия и исследования.
Разумеется, люди по берегам озера живут уже по крайней мере две тысячи лет, а арабы и мулаты торгуют там две сотни лет, но они не белые люди. Вот в чем существенная разница.
Наконец Зуга сдался, догадавшись, что этот образец совершенства является еще и племянником губернатора и что дальше экспедиция пойдет несравненно более гладко, если в ее составе будет человек с такими связями.
В первые же несколько дней он получил повод изменить свое мнение. Их спутник оказался хвастуном и занудой. Его запас историй был нескончаем, и героем всегда оказывался он, а явное пренебрежение истиной ставило под сомнение все излагаемые им сведения.
Для Зуги оставалось загадкой, хорошо ли этот человек говорит на племенных диалектах. Со слугами он предпочитал общаться с помощью носка собственного ботинка или с помощью плети из кожи гиппопотама, с которой никогда не расставался. Что касается его охотничьего мастерства, то тратил он несметное количество пороха и зарядов.
Баллантайн растянулся на корме баркаса в тени брезентового навеса и, держа на коленях блокнот, делал зарисовки. К такому времяпрепровождению он пристрастился в Индии, и, хоть и знал, что не обладает большим талантом, все же это занятие помогало скоротать часы досуга и сохранить наброски людей и мест, событий и животных. Некоторые из рисунков и акварелей Зуга намеревался включить в книгу с описанием экспедиции. Эта книга принесет ему состояние и славу.
Он пытался передать на бумаге необъятность реки, вышину пронзительно-синего неба и полуденных грозовых туч, громоздящихся, словно башни, как вдруг раздался грохот ружейного выстрела. Майор раздраженно нахмурился и поднял глаза.
— Опять он. — Робин уронила книгу на колени и оглянулась на вторую баржу.
Взгромоздившись на самую вершину груза, Камачо Нуньо Альварес Перейра перезаряжал ружье, шомполом забивая заряд в длинный ствол. Высокая фетровая шляпа торчала у него на голове, как каминная труба, а вокруг тульи, словно печной дым, развевались страусовые перья. Зуга не видел, в кого он стрелял, но догадался, какой будет его следующая цель. Течение отнесло баркас к внешнему краю широкой излучины, и кораблик, пыхтя, пытался пробраться между двумя песчаными отмелями.