В поисках камня
Шрифт:
Бегущего талла они уже могли рассмотреть. Он был дородный, в грубой, подвязанной поясом рубахе. Волосы у него были всклокоченные, лицо выражало смертельный ужас. Он пробежал примерно в тридцати шагах от них, и Гарион отчетливо услышал его хриплое дыхание. Он подвывал на бегу — звериный звук, выражавший абсолютное отчаяние.
— Они почти никогда не пытаются спрятаться, — сказал Силк с жалостью. Просто бегут. — Он покачал головой.
— Скоро они его нагонят, — заметил Мендореллен. Гролимы были в черных одеяниях с капюшонами и в блестящих стальных масках.
— Нам лучше
— Они поймают его через несколько минут, — сказал Гарион. — Он бежит к краю обрыва. Он в западне.
— Не думаю, — печально сказал Силк. Через минуту они услышали долгий, отчаянный крик, замерший где то внизу.
— Я этого ждал, — сказал Силк. У Гариона все внутри перевернулось при мысли о жуткой высоте обрыва.
— Они возвращаются, — предупредил Бэйрек. — Спустимся.
Три гролима проехали по краю оврага. Один сказал что то — слов Гарион не разобрал, двое других рассмеялись.
— Мир стал бы светлее без трех гролимов, — мрачно прошептал Мендореллен.
— Мысль привлекательная, — согласился Силк, — но Белгарат её бы, вероятно, не одобрил. Полагаю, лучше их пропустить Нам ни к чему, чтобы их стали разыскивать.
Бэйрек проводил взглядом удаляющихся гролимов и издал глубокий вздох сожаления.
— Давайте спустимся, — сказал Силк.
Они спустились в заросший кустами овраг.
Белгарат поднял голову.
— Уехали?
— Уехали, — сказал Силк.
— Что это был за крик? — спросил Релг.
— Трое гролимов согнали талла с края обрыва, — ответил Силк.
— Почему?
— Его избрали для участия в некоем религиозном обряде, а он не захотел участвовать.
— Он отказался? — Релг был поражен. — Значит, он заслужил свою участь.
— Не думаю, чтобы ты хорошо понимал суть гролимских церемоний, Релг, сказал Силк.
— Всяк должен покоряться воле своего бога, — настаивал Релг. Голос его звучал благоговейно. — Религиозные обряды обязательны.
Глаза Силка блеснули, когда он взглянул на фанатика-алгоса.
— Много ты знаешь об энгаракской религии, Релг? — спросил он.
— Меня интересует только религия Алголанда.
— Надо знать, о чем говоришь, прежде чем выносить суждение.
— Оставь, Силк, — сказала тетя Пол.
— Нет, Полгара. Не сейчас. Нашему дорогому другу не мешало бы кое что узнать Его кругозор несколько ограничен. — Силк опять повернулся к Релгу. Суть энгаракской религии в ритуалах, которые большинство людей находят отталкивающими. Таллы всю свою жизнь стараются их избежать Это — основная цель их бытия.
— Отвратительный народ — таков был суровый приговор Релга.
— Нет. Несмотря на свою тупость, даже скотство, таллы отнюдь не отвратительны. Видишь ли, Релг, ритуал, о котором мы говорим, включает человеческие жертвоприношения.
Релг отодвинул от глаз тряпицу, чтобы недоверчиво посмотреть на своего востроносого собеседника.
— Каждый год две тысячи таллов приносятся в жертву Тораку, — продолжал Силк, сверля глазами онемевшего от изумления Релга. — Гролимы соглашаются брать взамен рабов, так что талл всю жизнь трудится, чтобы накопить денег и купить раба. Но рабы иногда умирают или бегут. Если жребий падает на талла, у которого нет раба, он обычно пытается улизнуть. Тогда гролимы бросаются в погоню. Практика у них большая, так что они натренировались. Никогда не слышал, чтобы таллу удалось скрыться.
— Их долг — покоряться, — упорствовал Релг, хотя уже без прежней убежденности.
— Как их приносят в жертву? — спросил Дерник приглушенно. Решимость, с которой талл бросился с обрыва, явно его потрясла.
— Процедура проста, — сказал Силк, не спуская глаз с Релга. — Двое гролимов укладывают талла спиной на алтарь, третий вырезает ему сердце. Потом они жгут сердце на медленном огне. Весь талл Тораку ни к чему — ему нужно только сердце.
Релг поежился.
— Женщин они тоже приносят в жертву, — не унимался Силк. — Но женщинам проще увильнуть. Гролимы не приносят в жертву беременных — они не знают, как их считать, — поэтому таллские женщины стараются быть беременными всегда. Этим объясняется, почему таллов так много и почему их женщины славятся своей неразборчивостью.
— Ужасно, — выдохнул Релг, — смерть лучше, чем это гнусное распутство.
— Смерть длится долго, Релг, — с холодной усмешкой сказал Силк, — а небольшое распутство при желании легко позабыть. Особенно если от этого зависит твоя жизнь.
По лицу Релга было видно, как поразило его откровенное описание ужасов таллской жизни.
— Вы — дурной человек, — сказал он Силку, впрочем, без особой уверенности.
— Знаю, — согласился Силк. Релг обратился к Белгарату:
— Правду ли он говорит? Чародей задумчиво почесал бороду.
— Дополнить тут почти нечего, — сказал он, — слово «религия» означает разное для разных людей, Релг. Оно зависит от сущности их бога. Ты должен постараться это усвоить, тогда тебе легче будет сделать кое-что из того, что тебе предстоит.
— Я думаю, мы почти исчерпали тему разговора, отец, — сказала тетя Пол, а ехать нам еще далеко.
— Верно, — согласился старик, вставая.
Они ехали по каменистой, заросшей, кустами равнине, которая расстилалась по восточной окраине страны таллов. Ледяной ветер не стихал, серое небо хмурилось, но снег лежал лишь редкими островками.
Глаза Релга привыкли к тусклому свету, а затянувшие небо облака несколько умерили его страхи. Но все равно ему приходилось нелегко. Наземный мир был для него чужд, и все, что он видел, рушило его привычные представления. Кроме того, он переживал глубокую религиозную драму, отчего говорил и действовал очень странно. То он с праведным гневом обличал чужую испорченность; в следующую минуту впадал в мучительное самообличение и бесконечным речитативом поверял свои грехи всякому, кто соглашался слушать. Его большие темные глаза, бледное, обрамленное капюшоном лицо искажались страданием. Все остальные даже спокойный, добродушный Дерник — держались от него поодаль, окончательно бросив его на Гариона. Релг часто останавливался помолиться или совершить какой-нибудь странный обряд, состоявший обычно в том, что он валился лицом в грязь.