В поисках копей царя Соломона
Шрифт:
Самые удивительные вещи о Бет Израэль я прочитал в записках С. Г. Уокера, бывшего британского консула в западной Эфиопии. Он отмечал, что они были непревзойденными ремесленниками и что местные христиане не доверяли им. Больше всего христиане боялись буда,или высшего духовенства. Считалось, что у них дурной глаз и что они способны превращаться в гиен. По ночам, приняв облик животных, они якобы разрывали могилы и пожирали тела усопших.
В людском обличье они, как правило, носили золотые серьги необычной формы. Уолкер утверждал, что у убитых гиен часто находили в ушах подобные украшения. Интересно, подумал я, есть ли тут какая-то связь с гиенами из Харара?
В двух милях от Гондара мы поравнялись с указателем, на котором мелом от руки было написано, что мы находимся в «деревне фалаша». До эвакуации это место привлекало множество туристов, но теперь тут никого не было. Бахру резко затормозил и указал на надпись. Деревня казалась покинутой жителями. Даже кузница и мастерские, где когда-то производили изделия из железа, керамику и корзины, которыми славились эфиопские иудеи, стояли пустыми.
У обочины дороги в глубокой луже играл мальчик лет семи в розовых резиновых сапогах и футболке, которая была ему явно велика. Я вышел из машины и спросил, остались ли здесь иудеи. Он дрыгнул ногой в сторону хибары с соломенной крышей, почти скрытой зарослями бананов.
— Она там, — сказал мальчик.
Когда мы с Самсоном приблизились к хижине, женщина заметила нас и стала выкладывать примитивные фигурки из обожженной глины. Затем она приветственным жестом хлопнула своей ладонью о мою и подвела нас к дому.
— Мы приехали увидеться с Бет Израэль, — сказал я.
Женщина перевела взгляд на глиняные фигурки, а затем вновь посмотрела на меня.
— Они уехали в Израиль и оставили меня одну.
— И вы здесь единственная из иудеев?
Женщина кивнула, скорбно опустив глаза.
— Они оставили меня одну.
— Но всех ведь многократно предупреждали. Почему вы не эвакуировались?
— Я была больна, и меня не взяли. Сказали, что вернутся. Я жду и продаю фигурки, которые сама делаю.
Фигурки были трех видов. Одни изображали мужчину, другие — женщину, а третьи — мужчину и женщину в постели.
— Это Соломон, — объяснила женщина, — это Македа, а это Македа приехала к Соломону.
Мы выразили свое восхищение, и Самсон купил одну фигурку в подарок для своей девушки.
Женщина, которую звали Рахиль, повела нас в синагогу. Это было простое круглое строение, украшенное «звездой Давида». Рахиль сказала, что ни разу не входила в синагогу после того, как осталась одна. Большую часть времени она проводила на обочине дороги, ожидая туристов или израильских официальных лиц, которые заберут ее. Затем она повела нас в свою хижину.
Мы сняли обувь и вошли внутрь. Мы увидели оклеенные старыми газетами с китайскими иероглифами стены, земляной пол и единственный предмет мебели, длинную расшатанную кровать, на которую мы все и сели.
— Ко мне приезжали люди из израильского посольства, — пожаловалась Рахиль. — Но они сказали, что уже слишком поздно приезжать к ним в страну и что нужно ждать следующей эвакуации.
— И когда это будет?
Рахиль закашлялась, прикрыв рот ладонью.
— Не знаю, но они сказали, что заберут меня, когда это случится. Они обещали.
Самсон спросил ее о царе Соломоне.
— У царя Соломона и Македы был сын, — тихим голосом ответила женщина. — Он наш предок. Его звали Менилек.
— Я вы можете прочесть Талмуд?
— У нас его нет. И никогда не было. Но у нас есть молитвенник на геэз.
Я рассказал Рахили, что был в Иерусалиме, на том месте, где когда-то стоял храм Соломона, что я встречал эфиопских иудеев и что они еще не до конца приспособились к переменам в своей жизни. Многие эфиопские мужчины служат в армии, а остальные живут очень бедно, несмотря на помощь государства. Все израильтяне знают об их тяжелом положении.
Рахиль встала с кровати и посмотрела мне прямо в глаза.
— Те Бет Израэль, которых вы встречали в Израиле, — они говорили обо мне?
На полпути между Гондаром и Бахир-Даром, расположенным на берегу озера Тана, Бахру врезался в огромную стаю серых грифов. Через несколько секунд на дороге началось настоящее побоище. Большинство людей стараются избегать встречи с грифами — но только не Бахру.
Машина пробивалась через ряды стервятников, давя крылья и ломая шеи птиц, а я молился, чтобы убийство грифов не обернулось для нас ужасными последствиями. Самсон заявил, что грифы — посланники дьявола. Их убийство — это благое дело, хотя дьявол будет пытаться отомстить.
Дорога шла вдоль восточного берега озера Тана, и мы впервые увидели воду. Лучи заходящего солнца отражались от поверхности озера, превращая ее в сверкающую полосу золота. Озеро Тана — это одно из тех мест, где можно бесконечно бороздить узкие заливы и посещать многочисленные монастыри на берегу и на разбросанных среди воды островах. Самсон умолял меня отпустить его в одну из церквей. Он хотел просить у бога защиты, которая могла потребоваться нам после того, как мы пролили кровь грифов. Мне тоже хотелось сделать остановку, чтобы посетить остров Деджа Эстефанос, где в церкви св. Стефания в стеклянных гробах хранились мумифицированные останки пяти эфиопских императоров.
Самсон был не в состоянии любоваться окрестностями и думал только о спасении. Он утверждал, что если мы не остановимся для молитвы, то катастрофы не избежать. Стервятники уже начали мстить, говорил он. Чтобы как-то отвлечь его, я разложил карту и стал сверять маршрут. У нас не было времени на остановку. Нужно было ехать дальше на запад, до Бени-Шангул, а затем повернуть на юг к Туллу-Валлель. Позже у нас будет масса возможностей помолиться, сказал я.
Заночевали мы в Бахир-Даре. Город оказался неожиданно красивым, нисколько не похожим на все, что я видел в Эфиопии. Вдоль широких улиц росли пальмовые деревья, и дворники подметали тротуары их широкими листьями. Здесь были маленькие бутики, торговавшие разнообразными безделушками, и банки с пунктами обмена иностранной валюты, продавцы корзин, расхваливающие свои изделия, и полицейские в безукоризненных мундирах. Самсон тяжело вздохнул.