В поисках любви
Шрифт:
— Единственно путем проб и ошибок, — говорил он, — можете вы определить, к какому принадлежите типу, в каком вам двигаться направлении. И потому — старайтесь, мой друг, не жалейте усилий. Пока что получается совсем недурно.
Наступила удушливая знойная пора — погода, манящая на отдых, к морю. Но шел тысяча девятьсот тридцать девятый год, и не каникулы были на уме у мужчин, а смерть, не купальные костюмы, а военная форма, не танцевальная музыка, но звуки трубы, а пляжам на ближайшие годы предстояло служить не местом отдыха и развлечений, но полем брани. Фабрис не уставал повторять, как он мечтал бы свозить Линду на Ривьеру, в Венецию, в свой прекрасный замок в Дефине. Но он был резервист, его могли призвать в любой день. Линда нисколько не жалела, что нужно оставаться в Париже. Загорать она
— Где я еще могла бы загорать вот так, без всего, — говорила она, — остальное, что принято делать на отдыхе, меня не привлекает. Купаться я не люблю, к теннису, танцам, азартным играм — равнодушна, так что, видите, мне и здесь хорошо, днем — загорать, делать покупки, — лучше занятий не придумаешь, а по ночам со мною вы, любовь моя. Счастливее меня, я думаю, нет женщины на свете.
Как-то в разгар июльской жары она вернулась под вечер домой в новой, особенно умопомрачительной соломенной шляпе. Шляпа была широкополая, простая, с веночком цветов вокруг тульи и двумя синими бантами. В правой руке Линда держала целый сноп роз и гвоздик, в левой — полосатую картонку с другой сногсшибательной шляпой. Открыла дверь своим ключом и, осторожно переступая в сандалиях на толстой пробковой подошве, вошла в гостиную.
Зеленые жалюзи были спущены, и в комнате сгустились теплые тени; две из них внезапно приняли очертания мужских фигур, худой и не очень худой — Дэви и лорда Мерлина.
— Боже милостивый! — сказала Линда и плюхнулась на диван, рассыпав по полу розы.
— Да, — сказал Дэви, — похорошела необыкновенно.
Линда испугалась без всяких шуток, как непослушный ребенок, когда его застигнут на месте преступления — как ребенок, у которого собрались отнять новую игрушку. Она переводила взгляд с одного на другого. Лорд Мерлин был в темных очках.
— Вы что, скрываетесь от кого-то? — сказала Линда.
— Нет, почему? Ах, очки, — без них мне за границей нельзя, у меня слишком добрые глаза, от нищих и так далее проходу нет, досаждают на каждом шагу.
Он снял очки и моргнул.
— Зачем вы приехали?
— Ты, кажется, не очень рада нам, — сказал Дэви. — Приехали, честно говоря, посмотреть, что с тобой. И поскольку с тобой, вне всяких сомнений, все в порядке, можем со спокойной совестью ехать обратно.
— Как же вы выведали?.. Мама с Пулей знают? — прибавила она слабым голосом.
— Нет, абсолютно ничего. Если ты думаешь, что мы явились разыгрывать викторианских дядюшек, то можешь успокоиться, милая Линда. Мне встретился случайно один знакомый, который был в Перпиньяне, и он упомянул в разговоре, что Кристиан живет с Лавандой Дэйвис…
— А, отлично.
— Что, прости?.. И что ты полтора месяца как уехала. Наведался я на Чейни-Уок — тебя там явно нет, тогда мы с Мером слегка забеспокоились, как-то ты, с твоим неумением позаботиться о себе (думали мы, и как же мы заблуждались!), скитаешься по Европе, и в то же время безумно было любопытно выяснить, где ты и что ты, вот мы и предприняли втихомолку кой-какие действия детективного характера, установив в результате, где ты — а что ты в настоящее время, тоже ясно теперь как день и у меня лично вызывает лишь чувство облегчения.
— Вы напугали нас, — сказал сварливо лорд Мерлин. — Когда в другой раз вздумаете изображать из себя Клео де Мерод [82] , нелишне было бы прислать открытку. Прежде всего, наблюдать вас в этой роли — большое удовольствие, и я никоим образом не желал бы его лишиться. Я и не подозревал, Линда, что вы такая красотка.
Дэви посмеивался себе под нос.
— О боги, до чего это все забавно — как старомодно, прелесть! Эти покупки! Пакеты! И цветы! Как это дышит викторианской эпохой! Пока мы ждали — каждые пять минут бежит посыльный с картонкой. Как с тобой интересно в жизни, Линда, милая! Ты уже говорила ему, что он должен от тебя отказаться и взять в жены невинную и чистую девушку?
82
Знаменитая
Линда сказала обезоруживающе:
— Не смейся, Дэйв. Я так счастлива — не могу тебе передать.
— Да, похоже, не отрицаю. Но квартирка — никакого театра не нужно.
— Я как раз подумал, — сказал лорд Мерлин, — что вкусы могут быть разные, но шаблон непременно один и тот же. У французов принято было держать любовниц в appartements [83] , точь-в-точь похожих друг на друга, где главный упор, с позволения сказать, делался на кружева и бархат. Стены, кровать, туалетный столик, даже ванна увешаны кружевами — а дальше шел сплошной бархат. Сегодня кружева заменяешь стеклом, и дальше пускаешь сплошной атлас. Готов поручиться, Линда, у вас стеклянная кровать!
83
Квартирах (фр.).
— Да, но…
— И туалетный столик стеклянный, и ванная комната — не удивлюсь, если и ванна тоже из стекла, а по бокам в ней плавают золотые рыбки. Золотые рыбки — это извечный лейтмотив.
— Вы подсмотрели, — сказала Линда, надув губы. — Очень остроумно!
— Боже, какой восторг! — вскричал Дэви. — Так значит, это правда? Клянусь, он не подсматривал, но видишь ли, не обязательно быть особым гением, чтобы догадаться.
— Хотя в данном случае, — продолжал лорд Мерлин, — наличествуют вещицы, которые поднимают планку. Гоген и те два Матисса (пестроваты, но в искусстве не откажешь), и этот савонрийский ковер [84] . Ваш покровитель, должно быть, очень богатый человек.
84
Ворсистый ковер ручной работы, какие ткут в Париже. (От «savonnerie» — «мыльная фабрика» (фр.) — в помещении которой первоначально находилась мастерская.).
— Очень, — сказала Линда.
— Нельзя ли, друг мой Линда, в таком случае рассчитывать на чашку чая?
Линда позвонила, и вскоре Дэви с самозабвением школьника поглощал 'eclairs [85] и mille feuilles [86] .
— Я поплачусь за это, — приговаривал он с бесшабашной усмешкой, — ну и пусть, не каждый день бываешь в Париже.
Лорд Мерлин с чашкой в руке блуждал по комнате. Взял томик романтической поэзии девятнадцатого века, подаренный Линде накануне Фабрисом.
85
Эклеры (фр.).
86
Наполеоны (фр.) — название пирожного.
— Вы нынче вот что читаете? «Dieu, que le son du cor est triste au fond du bois» [87] . У меня был приятель, когда я жил в Париже, который дома держал боа-констриктора, и этот констриктор ухитрился залезть в валторну. Приятель звонит мне сам не свой и говорит: «Dieu, que le son du boa est triste au fon du cor» [88] . Я это навсегда запомнил.
— В котором часу обычно приходит твой возлюбленный? — спросил Дэви, вынимая часы.
87
«Мой бог, как грустно рог звучит во мгле лесов» (фр.). Строка из стихотворения «Рог» Альфреда де Виньи (1797–1863).
88
«Мой бог, как грустно змей звучит во мгле рогов» (фр.). — Шуточная перефразировка стихотворной строки, основанная на схожем звучании слов «лес» и «боа» во французском языке, а «валторна» и «рожок» по-французски — одно слово.