В поисках любви

Сибиряков Антон

Я никогда не прекращала ждать.

Кто может сказать, насколько я сильна? Сейчас. Когда я умираю, отравившись больной любовью. Кто в силах бросить камень в хрупкую девочку, освободившуюся от злых чар? Высокая башня не смогла меня удержать. Я покинула ее, растворившись в ярком пламени заката.

Огни большого города манили. В них я видела отражение его глаз. Его улыбку. Он звал меня по имени, и я понимала, что дойду. Ведь я любила его больше жизни.

Мир…

из окон башни, он казался мне темным и пустым. Я видела, как умирали рыцари, сражавшиеся за мое сердце. Как убегали в ужасе трусы. И как огонь, испепелял время, обращая его в прах. Но все это не имело смысла за неприступными каменными стенами. Все это происходило не со мной. И однажды, пока спали стражники, я сбежала. Потому что должна была заполнить пустоту собою. Потому что впервые за годы заточения услышала его голос. Его зов.

Все было обманом. Ловушкой, которую сплела задолго до моего побега паучиха по имени Смерть.

Я бабочка, бьющаяся в паутине. Не избранная. Одна из многих. Глупая принцесса, бросившаяся на поиски выдуманного принца, попавшего в беду. Забывшая о том, насколько опасен и жесток мир за стенами башни.

Это моя история. Сотканная из боли и страданий. Дорога из битого стекла, пройти по которой сумеет не каждый. Но ты…я знаю, ты не боишься. Потому что тебе нужны ответы, ради которых ты пойдешь так далеко, как потребуется. Твои ноги превратятся в кровавые дыры, и ты никогда не сможешь вернуться обратно, но получишь то, что ищешь. Все до последних ядовитых капель, к смертоносной горечи которых так стремишься.

Идем со мной.

Смелее…

— …Мне страшно. Этот сон. Снова. Как игла, пронзающая веки спящего. Он проникает в меня снаружи, доставляя адскую боль и я чувствую, как теплая кровь струится из зрачков, заливая скулы. И вот тогда я просыпаюсь. А потом еще долго лежу в кровати, боясь пошевелиться.

Мне кажется, он все еще рядом. В комнате, — замолкаю, отворачиваясь от ноутбука. Сашка сидит на диване в позе лотоса, и смотрит ошарашенными глазами. Глубокими и темными, будто бездна ночного Алтая. — Что скажешь?

— Это ты сама написала? Про иголку в глазу? — она морщится. — Брр…мерзость. Но впечатляет. А что снится?

Ее короткие волосы манят прикоснуться к ним. Блестят муссом в свете дня. Рву нить разговора.

— Оксана? — она щелкает пальцами. — Прием-прием.

Смеется.

— Я… — вспоминаю вопрос. — Да, я сама. Это на самом деле так мерзко, Аль. И потом, я чувствую, что этот… человек…из сна, он каким-то образом перебирается в реальную жизнь, сюда, в эту комнату. Но потом исчезает.

— Фредди Крюгер?

Ловлю ее улыбку, как солнечного зайчика. Стараюсь не замечать собственных туч.

— Нет. Что-то другое. Фантом. Он хочет играть, но…игры его слишком страшные и…кровавые. Боюсь признаться, но иногда мне нравится…

— Ну-ка, девочка, ну-ка!? С этого места поподробнее.

Задумываюсь. Что я могу рассказать ей? И что готова?

— Я прочитаю тебе. Я тут набросала кое-что по памяти…

— А курсовую набросала?

Игнорирую. Учеба тянет меня вниз, не позволяет мечтать. Хотя и это — далеко не мечты:

— Странный дом, с подвалом, в котором убивают людей. Болью там пропитан каждый сантиметр, каждая молекула сырых от крови стен. Там так холодно, что я принимаю блеск острых скальпелей, за бахрому инея, выросшего на металлическом столе. И почему-то я слышу тихий детский плач, откуда-то из-под лестницы. Он вытекает из щелей красной слизью и растекается по полу бледно-розовым пятном. Обволакивает мои босые ступни. А я не могу пошевелиться, потому что пристегнута к какому-то странному столбу, похожему на пыточные агрегаты из средневековья. На мне почти нет одежды. Кожа горит от свежих ссадин и ран. Ощущаю жар собственной крови, стекающей к ногам. Ее призыв к свободе. К освобождению.

Ничего не будет.

Скрип ступеней знаменует смерть. Она спускается ко мне, и я вижу ее странное, белое лицо. Маску из человеческой кожи, надетую поверх настоящего, живого лица. В руке у моего истязателя плеть, со стальными наконечниками, звенящими, будто колокольчики Фэн-шуй. Его шаги — удары тяжелого молота. Так близко, что я готова умереть. Или проснуться. Но боюсь, что он последует за мной в обе стороны…

Хотя это все, что я записала, я помню немного больше. Иногда человек рассказывает мне о ребенке, плачущем под лестницей. Он говорит, что это мы причиняем ему боль. Именно тогда я понимаю, что не одна. Что вместе со мной здесь томятся еще девушки.

От такой памяти у меня всегда дрожат руки. Вот и сейчас. Прячу их в карманах толстовки.

— Оксан, это просто сны.

Скрипит диван. Тонкие ручки обнимают мою шею. И сразу становится теплей.

— Я помню еще кое-что, — шепчу, но она слышит.

— Мм?

— Веревку, которой он связывает меня. Она мокрая и скользкая, как змея.

— Тебе нужно к психиатру, родная. Он поможет разобраться, что к чему… — скажи это кто другой, я бы взорвалась от бешенства. Но это моя Сашка. Девятнадцатилетний человечек, который желает мне только добра. — К счастью у Александры, как в аптеке, есть все.

Она целует меня в макушку и возвращается на диван. В позу лотоса.

— И психиатр? — разворачиваюсь к ней, скептически улыбаясь.

— Свершилось чудо! Госпожа Алтай вернулась из виртуальной жизни!

— Ну, хватит…

— Да, солнце. И психиатр. Он помог многим девчонкам выбраться из ада. А они помогли ему. Это… бартер.

— Бартер?

Делает неприличный жест рукой у открытого рта. Водит языком за щекой.

— Господи… А деньги он не берет?..

— Сестренка, поверь мне, студенты столько не зарабатывают. Посмотри на это с другой стороны — тебе, мне, всем остальным девчонкам несказанно повезло! В нас есть то, что нравится мужчинам. И это открывает перед нами все двери, разве ты не видишь? А с этим психиатром повезло вдвойне — не каждый в его возрасте способен на ТАКИЕ подвиги.