В поисках неприятностей
Шрифт:
— Вы были близкой подругой мисс Монктон?
— Я была одной из тех, с кем она ближе всех общалась в Лондоне, — ответила я, смутно понимая, что говорю правду.
Мой ответ адвокату не понравился. Он перестал барабанить пальцами, сжал свои тонкие губы и наморщил нос.
— Она рассказывала вам о своем доме, о своих родственниках?
Прекрасно понимая, что он не сможет ничего проверить, я ответила:
— Довольно часто.
Интересно, играет ли он в шахматы? Он наблюдал за мной с таким видом, словно обдумывал свои следующие ходы и предугадывал мои. У меня создалось впечатление, что, если Уоткинс играет в шахматы, он неплохой шахматист. Так и оказалось. Он вкрадчиво заметил:
— Но в полиции вы, насколько я понимаю, сказали, что почти ничего не знаете о Терезе…
Да, он наверняка хороший шахматист; умеет нащупывать слабые места противника, в то же время ничего не выдавая сам.
— Что касается ее смерти — да. Мы думали, что ее нет дома, а на самом деле она… — Я жестом показала на потолок. — Подумать только, мы сидели внизу, а она… она висела. А потом мы нашли ее…
— Да, да! — сухо ответил он. — Вот именно. Чрезвычайно неприятная история. Не говорила ли она с вами когда-либо о будущем? Например, не рассказывала ли о конном заводе «Астар»?
— Только в общих чертах, — ответила я.
Не решив, как истолковать мои слова, адвокат снова уставился на меня глазами-буравчиками, утопавшими в мешках нездоровой белой кожи, как недоваренные яйца в мешочек.
— В чем заключается ваш личный интерес к данному делу?
К счастью, мне не пришлось выдумывать ответ, который удовлетворил бы этого современного Торквемаду, так как в дверь постучали, и сразу за тем вошла Руби.
— Мистер Уоткинс, миссис Камерон готова вас принять. Будьте добры, поднимитесь, пожалуйста, к ней!
Уоткинс поднялся — я услышала, как хрустнули коленные суставы, — и подхватил потертый старинный кожаный портфель. Должно быть, он купил его в тот день, когда начал служить в конторе поверенного младшим клерком. Едва заметно кивнув мне, он вышел.
— Вот и хорошо, — сказала Руби, не выразив удивления по поводу того, что застала меня в гостиной, за беседой с адвокатом, хотя мы с ней расстались в кухне. — Давайте-ка теперь подберем вам резиновые сапоги!
Поскольку она не потребовала от меня никаких объяснений, я ничего не стала говорить. Следом за ней я вернулась в кухню, смутно понимая, что не слишком хорошо провела разговор с Уоткинсом. Как только он вспомнит, где меня видел, а он непременно вспомнит, он тут же все передаст Джейми.
Джейми наверняка придет в ярость, так как решит, что я за ним шпионила. Утешало одно: все равно он ничего мне не сделает. Все зависит от того, что он обсуждал с Уоткинсом. На совести Уоткинса тоже может быть что-нибудь. Он не первый адвокат, обходящий законы; у меня появилось странное чувство, что именно этим он вчера и занимался в баре.
Осмотрев целую кучу разномастных резиновых сапог, я выбрала самые маленькие — скорее всего, они принадлежали Терри. Руби подошла, когда я примеряла один из них, чтобы проверить, подойдут ли. Нога не пролезала до конца, так как внутри сапог оказался затянут паутиной. Если я чего-то не выношу, так это надевать обувь, в которой живет какое-то насекомое. В сквоте такое случалось довольно часто. В основном в обуви поселялись мокрицы и пауки, но иногда попадались чешуйницы, которых я особенно боюсь, потому что они очень быстро ползают. У меня выработалась привычка стучать по полу парой обуви перед тем, как надевать ее на ноги, и смотреть, что оттуда выползает.
Руби принесла мне еще старенькую вощеную куртку, как она выразилась, «на случай дождя». Я с благодарностью взяла ее, надеясь, что в непромокайке и резиновых сапогах я, по крайней мере, буду выглядеть в деревне более по-свойски, чем вчера.
Перед тем как надеть сапоги, я вынесла их на улицу и хорошенько выбила о стену, чтобы прогнать незваных жильцов. Как я и подозревала, в сапогах было полно пыли и дохлых пауков. Убедившись, что внутри больше никого и ничего нет, я надела их. Пока я обходила дом, поняла, что сапоги малы мне на полразмера.
У парадного входа стоял синий «мерседес». Я решила, что клиенты неплохо платят Уоткинсу, и ненадолго остановилась. Тут к дому подъехала еще одна дорогая машина и остановилась рядом со мной. Дверца открылась, и из машины вышла блондинка.
На вид ей можно было дать лет сорок с небольшим, а ее наряд в деревне выглядел еще менее уместным, чем мой, когда я только что приехала сюда. Блондинка нарядилась в черную мини-юбку и черные же матовые колготки. И то и другое было ошибкой, потому что, хотя ноги у нее были что надо, колени уже выдавали возраст. Сверху она надела оранжевый приталенный жакет на больших золоченых пуговицах — судя по виду, дорогой. Босоножки без каблука, видимо, предназначались для вождения, так как наряд требовал туфель на шпильках. Густые волосы до плеч слегка выцвели, но она зачесывала их назад и подвязывала лентой, плотно охватывающей голову, как у Алисы в Стране чудес. Я сразу решила, что она всю жизнь сидит на диете. Лицо неплохо сохранилось, портило его лишь брюзгливое выражение. Резкие черты лица и все остальное очень напоминало Терри. В общем, я сразу поняла, что передо мной Маршия Монктон.
Блондинка тем временем также пристально разглядывала меня и вдруг без всяких предисловий спросила:
— Вы кто такая?
Поскольку вот уже второй раз за утро незнакомый человек подвергал меня допросу, я уже не удивлялась и не возмущалась.
— Фран Варади… А вы, наверное, мать Терри…
Она моргнула и ледяным тоном поправила:
— Мать Терезы!
— Извините. Мы звали ее Терри, потому что знали ее только под таким именем.
— Кто такие «мы»? — Не переводя дыхания, она сама ответила на свой вопрос: — Вы — из компании безработных подонков, отбросов общества, которые жили с ней в том жутком доме!
Если даже сделать скидку на ее состояние, ее слова звучали вызывающе грубо. И все же я попыталась оправдаться: за других не скажу, но я всегда старалась найти хоть какую-то работу, а тот дом был нашим жилищем, и мы его любили.
Маршия пожала плечами:
— Возможно, тот дом вполне подходил вам и вашим друзьям. Если верить тому, что говорят полицейские, ваше жилье совершенно не подходило моей дочери.
Я решила, что настало время выразить ей свои соболезнования. Однако оказалось, что мои слова совершенно неуместны.
— Вот как, вам жаль? Да, вам всем, черт побери, должно быть жаль! Бог знает, что там у вас творилось…
По гравию захрустели шаги, и я быстро обернулась. К нам приближался Джейми.
— Маршия? — Он направился к ней. — Мы тебя не ждали.
— Здравствуй, Джейми. — Она прошла мимо меня, как будто меня не было, и они поцеловали друг друга в щеку. — Еду на побережье, а там сяду на паром. Вот, решила заехать по пути. Помириться со стариком. Мы с ним немного поссорились, когда я приезжала на… на похороны.