В поисках правосудия: Арест активов
Шрифт:
19 ноября, всего за день до встречи стран-участниц Евросоюза в Гааге, Генеральная прокуратура России провела пресс-конференцию в Москве. На сцену перед большой группой западных и российских журналистов вышел заместитель Юрия Чайки. За его спиной на экране на всеобщее обозрение были выведены плохо читаемые документы.
Он объявил, что прокуратура выдвигает против меня новые уголовные обвинения. По его словам, я организовал «транснациональную преступную группу», которая убила Сергея Магнитского «с использованием диверсионных химических
Дальше — больше: якобы моя «преступная группа» по той же схеме убила еще трех человек, включая Александра Перепиличного, и у них есть «достаточно доказательств», чтобы предъявить мне обвинение в этих «самых тяжких преступлениях». Если меня признают виновным, то мне грозит 20 лет лишения свободы дополнительно к 18 годам, к которым я уже был приговорен заочно. Заместитель Чайки пообещал разослать новый красный циркуляр на мой арест и конфисковать мое имущество в России.
Так круг замкнулся. В течение девяти лет Кремль и лично Владимир Путин с пеной у рта «доказывали», что смерть Сергея была естественной и в ней не было признаков насилия. Путин и его правительство повторяли эту мантру снова и снова, при каждом удобном случае, на каждой пресс-конференции, каждому западному правительству. Теперь, накануне принятия Евросоюзом закона Магнитского и после разоблачения одного потока из их гигантского отмывочного трубопровода, российская власть заявила, что Сергея на самом деле убили, и убил его — я.
Когда мы начали расследование налоговой аферы на 230 миллионов долларов, мы и представить себе не могли, что оно приведет к таким мировым событиям, к такой безумной агонии российской власти. Почему Путину было просто не бросить нескольких мелких чиновников на растерзание за убийство Сергея? Зачем ему впервые за всю историю России судить мертвого человека? Зачем ему портить отношения с Западом из-за закона Магнитского? Зачем ему вмешиваться в западные выборы и взламывать компьютеры избирательных штабов? Зачем весь этот хаос?
Теперь мы знаем. На кону стояли не миллионы и даже не миллиарды, а, скорее, триллион долларов или даже больше. И Путин делал всё, чтобы защищать эти деньги.
Эта огромная сумма объясняет и громкие убийства таких людей, как Сергей Магнитский, Борис Немцов, Александр Перепиличный и Андрей Козлов. Она также объясняет, почему Кремль пытался убить Владимира Кара-Мурзу и Николая Горохова.
Каким бы отвратительным ни было поведение Путина и его режима, ничего из этого не могло произойти без помощи его западных пособников: таких юристов, как Джон Москоу и Марк Цимрот, таких пиарщиков, как Гленн Симпсон, таких политиков, как Дана Рорабахер, и управленцев таких финансовых учреждений, как «Данске банк». Эти люди, наряду со многими другими, — винтики механизма, который позволяет Путину и его камарилье избегать наказания за свои преступления.
Эти преступления не могли произойти и без попустительства слабых и неэффективных правительств, которые отказываются следовать своим собственным законам и заявленным ценностям. Отличный пример — Великобритания. Самая большая сумма денег от аферы на 230 миллионов долларов оказалась не в Нью-Йорке, Испании, Франции или Швейцарии, а в моем родном городе — Лондоне. Эти деньги шли на покупку недвижимости и предметов роскоши, и несмотря на все доказательства, которые мы представили британским правоохранительным органам, парламенту и британской прессе, в Великобритании до сих пор не начато ни одного расследования по отмыванию денег, связанных с делом Магнитского.
Когда вы читали мою книгу, вы, возможно, подумали: «Шансы так невероятно малы, а рисков так много... Зачем всё это?»
Сначала я делал всё это потому, что был в долгу перед Сергеем. Его убили, потому что он работал на меня, и я не мог оставить это преступление безнаказанным. Так же, как и с моей украденной флейтой, но в бесконечно больших масштабах, я должен был восстановить справедливость. Именно тот случай из детства стал для меня залогом стремления к справедливости, этой неотъемлемой части меня. Справедливость словно стала вшита в мою ДНК. Отказ от этого стремления разрушил бы меня изнутри.
Затем, когда ситуация пошла на обострение, это уже стало борьбой за выживание. Не только для меня и моей семьи, но и для моих друзей и коллег, и всех тех, кто помогал делу Сергея внутри России.
Но по большому счету я делал всё это, потому что это правильно. Плохо это или хорошо, но я стал одержим этим с момента, когда Сергея не стало. Эта одержимость повлияла на все стороны моей жизни, на все мои отношения, даже на отношения с моими детьми, и не всегда в лучшую сторону.
Но эта одержимость также познакомила меня с замечательными людьми, которые изменили не только мою жизнь, но и ход истории. Некоторые из них представлены на страницах этой книги: Борис Немцов, Владимир Кара-Мурза, Николай Горохов, Кайл Паркер, Пол Монтелеони, Джулианна Гловер.
Некоторые были упомянуты лишь вскользь: сенатор Джон Маккейн, сенатор Бен Кардин, сенатор Роджер Уикер, сенатор Джо Либерман, конгрессмен Джим Макговерн. Других я даже не упомянул: член парламента Канады Ирвин Котлер; заместитель премьер-министра Канады Христя Фриланд; министр иностранных дел Великобритании Доминик Рааб; члены парламента Нидерландов Сьёрд Сьёрдсма и Питер Омциг; член Европарламента от Литвы Пятрас Ауштрявичюс; сенатор Австралии Кимберли Китчинг.
Это не список благодарностей, его вы найдете в конце книги, если захотите. Я просто хочу показать вам, что движение за справедливость для Сергея уже давно преодолело границу моей одержимости. Оно стало взрослым и самостоятельным, и это хорошо.
Самое главное — то, что моя одержимость породила наследие Сергея. В отличие от многих других, его насильственная смерть не канула в Лету. На момент написания этих строк законы Магнитского вступили в силу в 34 странах: США, Канаде, Великобритании, Австралии, 27 странах Европейского союза, Норвегии, Черногории и Косове, и это не считая Британских заморских территорий и островных владений британской короны: Гибралтар, о. Джерси, о. Гернси, Британские Виргинские острова и Каймановы острова. А в Новой Зеландии и Японии работа над аналогичными законопроектами уже на финишной прямой.