В поисках света
Шрифт:
Преображение никогда не кончается.
«Может быть, еще одно переживание существенное: когда заболел мой брат, я был в армии. Когда я пришел из армии, я делал все для того, чтобы попытаться его вылечить. Мы доставали какие-то импортные супер-мупер-таблетки; я ездил в Москву, через всех своих знакомых вышел на главного специалиста Советского Союза по шизофрении. Я привез ему копию истории болезни. Я готов был везти Кольку в Москву на любой, самый рискованный тогда из новых методов лечения. Этот академик сказал мне: „Понимаете, нет смысла; только мама ваша надорвется в бесплодных надеждах, и материально вам будет тяжело, потому что у него неправильный диагноз“.
И рассказал, что в Советском Союзе диагноз „шизофрения вялотекущая“ ставят на 30 % больше, чем в Америке, а диагноз „маниакально-депрессивный психоз“ на 30 %, соответственно, меньше. А лечится это совершенно противоположными способами. И, проанализировав всю историю Колиной болезни, он мне сказал, что это неизлечимо. Что регрессии будут сокращаться, что будет жить долго, довольно адекватным будет, но никогда здоровым. И что закончит он свои дни в диспансере. Однажды я набрался наглости и спросил у Мирзабая, не может ли он помочь. Он сказал, что он не лечит такое. Не может. И вот тогда, когда я вышел от этого академика, я впервые
Преображение, красиво говорили святые, преображение Господне, имея в виду не только преображение Христа, но и наше преображение — человеческое. Это может быть, для меня же это не «может быть», для меня это так и есть. Это и есть предназначение человека. Преображаясь сам, он преображает мир, одухотворяет его. Преображение и постижение. Это для меня и есть высший смысл, и, собственно говоря, все пребывание в мире — это постоянные усилия по раскрытию этого смысла. Помните, в Гефсиманском саду, усыпив апостолов, будущих апостолов, тогда еще своих учеников, молился Иисус до кровавого пота: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты». Однажды я узнал, что кровавый пот — это реальность. Что в суперэкстремальных ситуациях, в сверхзапредельном напряжении сил у человека может выступить кровавый пот. Вот у Иисуса в Гефсиманском саду такое случилось. Что он постиг в той молитве? Нам с вами вряд ли когда-нибудь откроется, потому что вряд ли мы с вами сможем так молиться. Мы к этой брехне про всякие динамические, статические и прочие псевдомедитации так привыкли, что нам в голову даже не приходит, что к медитации это вообще отношения не имеет. В энциклопедическом словаре русского языка написано, что медитация — это сосредоточенное думание. Йог бы со смеху перекувырнулся два раза. Медитация — это способ жить в молитве, если говорить по-русски. Это постоянная обращенность к источнику своей веры. Это вопрошание, а не психотерапия. Так привыкаешь быть клиентом, что забалтываются все понятия и смыслы.
Вот человек приходит и говорит: «Я потерял смысл жизни». Поищи, может быть, где-нибудь в углу лежит, может быть, на улице обронил.
— А он у тебя был? — спрашиваю.
— Был.
— Какой?
— Ну… ну…
Смысл любой, в том числе и смысл жизни, рождается из огромного усилия души и духа, в вопрошании истины и постижении ея. Но никогда не бывает на всех. Все остальное — это клише, готовые гамбургеры, макдональдсы, картофель-фри, кока-кола. Взял, заплатил копеечки, дешево, быстро, питательно. Гамбургер. Уже смысл есть, он готовый. Ни тебе преображения, ни тебе постижения, ни тебе вопрошания. То, что в славянских языках называется вопрошанием, обращенностью, там, в экзотических странах, на вершинах Гималаев, называется медитацией. Я же говорил вам, что надо переосмысливать обыденность. Столько сокровищ погребено! Надо немножечко поработать, отмыть, отчистить, шлифануть. Когда люди говорят, что повседневная жизнь их отвлекает, не дает сосредоточиться на возвышенном, — они просто признаются в своей слабости, в том, что силы, веры для преображения, осмысления нет. Но если повседневная жизнь вам мешает, идите в скит, в монастырь, пещеру. Потренируйтесь сначала там, а потом возвращайтесь опять сюда. Потому что пока это не получилось здесь, преображение не произойдет. Постижение какое-то, да, может. Преображение — нет. Ну, как что-то в этом мире может помешать?! Если это часть вас и вы часть этого — кто кому мешает? Чем может помешать хорошо приготовленная яичница? Чисто выстиранное белье? Или зарабатывание денег в поте лица своего? Или отсутствие необходимости зарабатывать деньги? Вопрошающему, живущему в вере, радости и любви? А вы имеете в виду мелочи быта, психологические беспокойства под названием «переживания», да… Так это все сгорит все равно, переплавится. Вы видели когда-нибудь, как плавится металл? Ну, если нет другой возможности, возьмите ложечку, положите туда кусочек свинца, зажмите ложку в плоскогубцах, чтобы не обжечь руки, подержите над газовой горелкой и увидите. Очень любопытное зрелище. А потом туда кидайте соломинки маленькие, деревяшечки, какашечки и посмотрите, что с ними будет. Что по этому поводу переживать, — все равно сгорят и переплавятся.
И вы тогда увидите, что естественный фон человека, фон, на котором он смотрится совершенно органично, это люди. Такие же люди, у которых та же самая суть, та же самая сердцевина. Преображение Господне… Смерть — великий учитель, великая подсказка. Чтобы родиться — надо умереть. Один мой замечательный приятель говорил: «Ну, что вы мне талдычите: реинкарнация, реинкарнация. Я каждое утро рождаюсь заново и каждый вечер умираю». Конечно, в определенном смысле это была бравада. Я его хорошо знал, и знал, что за этой бравадой стоит абсолютно неколебимое понимание, что это единственное, что надо делать. Смертью смерть поправ… Преображение и есть — смертью смерть поправ. И тогда смерть становится не искушением, не наказанием и не источником животного страха, а великой подсказкой бытия. В этом вот теле, не укладываясь в гроб и не закапываясь в землю, можно рождаться и умирать до полного преображения, смертью смерть поправ. Перечитывайте иногда Евангелие. Очень содержательная литература. Если делать усилия по раскрытию содержащихся в нем смыслов. Я понимаю, что вам бы хотелось, чтоб я постоянно в таком состоянии вам бы и являлся. Не кушал, не писал и не какал. Весь бы светился в белых одеждах. Обязательно сделаю, это не так сложно, как кажется. Ну, правда, после тридцати лет работы. Как там, «суфий — это человек, который делает все то, что делают обычные люди, когда в этом есть необходимость». Не всегда, заметьте, а когда в этом есть необходимость. Я обращаю на это ваше внимание, потому что не встретил пока ни одного человека, нет, вру, человека четыре встретил в своей жизни, которые, вот это — пока в этом есть необходимость, вообще помнят, что там это написано. «И делают то, что обыкновенный человек сделать не может, когда на это есть указание». Все уже сказано. Никто ничего не прячет. И стоит посреди того моста мешочек с золотом… только нужно глазки открыть. Через глазки оно-то и соединится — субъективное и объективное. Глазки да ушки. Имеющий глаза — да увидит. И не внутри нафантазирует, а увидит. Имеющий уши — да услышит. И услышал он голос, шепчущий в ночи, что нет такой вещи, как голос, шепчущий в ночи. Замечательно. Все. Сорок пять минут и всю жизнь продлилась наша встреча… Теперь вы знаете дорогу. Вы можете дойти до этого места. А прыгать или не прыгать в эту бездну — кто возьмет на себя смелость дать такой совет? Помните, у Кастанеды перед прыжком он у дона Хуана спрашивает:
— Что ты мне можешь сказать в этот момент?
— Боже, сколько у тебя дерьма в кишках!
Работай, учись и живи для…
«В общем, навидался я за тридцать лет всякого. И сам дров наломал немало. Так что не думайте, что я уж такой прямо ай-я-яй, правоверный такой весь из себя изначально. Нет, конечно. Единственное, чего я никогда не делал, — это я никогда не бездельничал. Дефект у меня с фикцией. Последние пять лет я себе придумал, наконец, отпуск: друзья мне делают подарок на день рождения, отсылают меня куда-нибудь в хорошие места. Теплые края».
Как вы уже знаете, в новом этапе жизни традиции на внешнем уровне стоит задача создать открытый мир Школы. Естественно, что, как и для любой другой задачи, для ее выполнения нужны работники. Вот я и хочу поразмышлять, что такое работник традиции. Я думаю, что это имеет смысл еще и потому, что в новом этапе своей жизни я предполагаю в основном иметь дело именно с работниками.
Прежде всего, человек, претендующий на то, чтобы быть работником традиции, как вам это ни покажется странным, должен быть социально интересен. Что это означает? Это означает, что он может привлекать к себе внимание социума либо своими профессиональными, либо своими человеческими качествами, т. е. быть интересным как социально активная личность. Естественно, такой человек должен быть образован, чтобы в рамках того социально-психологического мира, в котором он находится, не выглядеть невеждой, но еще более важно, чтобы он не выглядел воинствующим невеждой. Он должен говорить «Не знаю», когда не знает. За эти годы я обратил внимание, что одна из самых популярных болезней среди так называемых школьных людей — это неумение признаваться в своем незнании, что и приводит к позиции воинствующего невежества. Начинается игра экзотическими словами в качестве компенсации отсутствия знания. Если эти номера еще проходят среди своих, то в социуме это выглядит настолько убого и неприлично, что совершенно дискредитирует само понятие «человек традиции». Это очень важно — научиться признаваться в своем незнании. Это всегда вызывает уважение. Как говорил Мастер в таких случаях: «Ты астропизику знаешь?». Я говорю: «Нет, не знаю». «И я, — говорит, — не знаю. Все знать невозможно». Такой маленький урок был. Кто услышал, тот услышал.
Человек, который претендует на то, чтобы быть работником традиции, должен безукоризненно владеть правилами социального поведения в данном конкретном месте с данными конкретными людьми. Он может выглядеть невоспитанным, только выполняя специальную задачу. Это редкий случай, когда надо действовать наперекор социальным ожиданиям. Очень редкий случай. В нашем же социально-психологическом мире хамство, невоспитанность, распущенность, неопрятность и бескультурье стали символом духовности и одновременно предметом насмешек любых нормальных людей. Говорю всем, кто здесь, кто будет слушать или читать эти записи, категорически отказываюсь иметь с такими людьми хоть какие-нибудь отношения. Это позор для традиции. Человек традиции должен уметь быть дипломатом среди дипломатов, франтом среди франтов, бомжом среди бомжей, и обратное — франтом среди бомжей, бомжом среди франтов, если на это есть указание. Были случаи, когда школьным людям обоего пола приходилось напоминать о том, что надо мыться и стирать носки, если живешь среди людей. Я уже не говорю, что демонстрируют эти люди за столом. Там не только нет ни малейших признаков духовности, но и признаков хомо сапиенс. Я не нравоучение вам читаю, я подвожу итог. И впервые открытым текстом говорю о своих впечатлениях, поскольку раньше не имел права это делать. Я все время закон приятия отрабатывал. Я насмотрелся всего этого в большом количестве. Это было, как бы сказать, не актуально. Но когда такой человек начинает предъявлять претензии, что он работник традиции, то это уже ни в какие ворота… Полное невежество в области психологии выдается за прогресс. Ну ладно, он не читал мои книжки, но он вообще ничего не читал. Полное неумение общаться с людьми на равных. Либо ерничание «мы бедные, но гордые» а-ля Снегирев из братьев Карамазовых, либо начальники различных уровней «я — начальник, ты — дурак». И наоборот. Это они с людьми работают. Понятно, что каждой твари по паре и убежище есть убежище, но я говорю только о тех, кто претендует или будет претендовать на позицию работника. Вне этой претензии — да как хотите, это уже не моя забота.
Дальше. Болезненное самолюбие. Какая там работа с гордыней и самостью?! У человека вообще нет чувства юмора ни по отношению к себе, ни по отношению к окружающим. Какое там говорить с каждым на его языке, когда на своем-то косноязычны. Какое там добиться профессионализма хоть в какой-то области человеческой деятельности. Воинствующий дилетантизм. Какое там исполнение заветов по поводу еды, гласящих, что каждый человек, претендующий на какую-то духовность, должен уметь накормить человека. Это святое. Уметь готовить пищу — это вам не оккультизм дешевый, это гораздо серьезнее. Сколько раз повторял: «У нас нет слуг, у нас есть помощники» — и столько же раз наблюдал, что людей, привлеченных в качестве помощников, превращают в слуг. Всякие барыни и баре. Опять компенсация социальной неполноценности. Люди, которые набирают группы, — это же самая потрясающая ситуация для самообучения. Прежде всего, это возможность учиться у этих людей. Это необходимость активизировать и добыть знания, чтобы грамотно это делать. А… от винта…! главное — потешить свою самооценку. И наглости через край. Я ведь подставляться умею. Кто меня только не учил психологии. Даже люди, которые вообще элементарных вещей не знают. Мне наплевать, что мне говорят на эту тему такие специалисты — себя ж человек губит. Скоро дедовщина появится в социально-психологическом мире. Уж как-то совсем рядом многие находятся. А обслужить клиента — да вы что? Я — обслуживающий персонал? Я — мастер Школы! Клиент всегда прав. Служение? Да что вы?! Зато считать чужие деньги — большие специалисты. Я это говорю не столько для вас, здесь присутствующие, за эту неделю, по крайней мере, вы ничего особо криминального не совершали. Я говорю для тех, кто это будет читать и об этом рассказывать. Я хочу, чтобы моя позиция была известна точно.
Работник традиции на базаре жизни должен быть виртуозом. Его поведение и деятельность должны быть таковы, чтобы все время возникало желание выяснить, как же это у него так получается. Что же он такое знает и умеет? Все психуют — он не психует, все хамят — он не хамит, все обижаются — он не обижается и т. д. И при этом еще профессионал в своем деле. А если надо, и костюмчик умеет носить. Я уж не говорю о том, каким он должен быть гением общения — как он должен уметь, прежде всего, слушать, а не говорить, не давая человеку рта раскрыть. Образ понятен. И полная непривязанность — отсутствие схватывания. Особенно не укладывается ни в какие рамки, когда школьный человек начинает предъявлять собственность на людей. Просто Господь Бог какой-то. Но Бог-то, он равнодушен. Он равно относится к любому человеку. Когда школьный человек создает суждение о другом человеке на ходу левой ногой за правым ухом — и это суждение начинает распространять среди других людей — ничтоже сумняшеся, то есть даже без попытки усомниться в своей непогрешимости… Короче говоря, человек, который не работает в жизни, не может быть работником. Работник должен уметь работать, масло должно быть масляным. Это внешняя часть, но очень важная. А то распространилось такое: «Фу! Внешняя жизнь!..» Приходишь к нему в дом, а там хлев — лень убрать за собой. Так во всем этом и живет. А потом духовность ему подавай.