В поисках священного. Паломничество по святым землям
Шрифт:
Соборы Франции до сих пор несут на себе отпечаток атмосферы христианства, его славы, которая сочится сквозь темные нефы – этот остаток средневекового сознания, примирившегося, наконец, со своей душой. Возникновение фермерских и лесных общин знаменует собой рождение на Земле новой культуры – культуры, почитающей многообразие живой природы. Классические постройки говорят о совершенно ином наследии, о реке, соединяющей берега вечности. В памяти возникают образы забытых стран, и можно вновь ощутить гармонию древности. В Индии святые пилигримы до сих пор ходят по ее землям, проповедуют магические танцы – своеобразное ощущение чуда перед лицом вымирания.
Путь паломника лежал в Иерусалим – город в Святой земле, разрушенный войной. Здесь путешествие должно заканчиваться. Тропы паломников, странствующие рыцари, идущие
История, рассказанная в этой книге, представляет собой один завершенный эпизод моей жизни, а возможно, и прелюдию к новому, еще более великому испытанию. Как только человек перестает играть в проницательного мудреца или наивного простака, он уже не может ни следовать за кем-то, ни вести за собой. Остается только делиться. И этой историей я хочу поделиться. Я посвящаю ее всем странствующим и всем странствиям, переплетающимся с нашими. Я делюсь этой историей во имя нового сообщества, возникающего сегодня на Земле. Так же, как и сама история, оно бросает вызов всем устоям этого мира и не принадлежит ни месту, ни времени, ни отдельно взятому человеку. Через ворота дхармы лежат многие пути. О самом пути нам ничего не известно. Идите, и, ошибка за ошибкой, прокладывайте свою дорогу. В глубине долины возвышается еще одна гора.
Глава 1
Франция
Путешествие началось. Я вернулся в атмосферу европейского средневековья, к истокам христианства, к каменным развалинам рыцарских замков; я оказался и среди стремительных современных городов, и в неторопливой тишине деревушек на холмах, склоны которых обхаживали безмятежные белые коровы, жующие скошенную траву.
В самом начале я обратился к Братству, у которого за всю историю существования было множество имен. Я не знал, кто они на самом деле. Кто-то говорил, что они – Мастера Великой Белой ложи, люди, положившие жизнь на поиски истины и достигшие ее, возвышенные существа, пожелавшие сохранить связь с Землей и воздвигнуть новые идеалы перед лицом человеческого рода. Другие же считали, что они – архетип коллективного бессознательного, рожденный в глубинах эзотерического воображения данной культуры. Кем бы они ни являлись, их ощутимое присутствие служит путеводной нитью для каждой ищущей души.
Другой вопрос, что же это за «путь». Кажется, умиротворенные коровы, пасущиеся на этих лугах, знают о нем больше, чем сами искатели. И все же, если настроиться на волны этой энергии, можно получить подлинное озарение и выйти за пределы привычных места и времени, и осознать общность и единство со всеми, кто пытался найти этот путь прежде.
В колыбели спокойного и сонастроенного с единством мира сознания семена мысли распускаются, высвобождая колоссальную энергию, которая проявляет себя самыми удивительными способами. Практика сонастроенности помогла мне обрести глубокую веру в реальность и могущество этих универсальных сил. Я поверил, что существует «Путь», и если следовать ему, можно оказаться в нужное время в нужном месте.
Я следовал этому пути и ощущал себя не просто путешественником или искателем, но также и частью движения этого Единого Разума, жизни, которая стремится понять саму себя. Я пристально смотрел на все, что меня окружало, и заметил, что во всем присутствует мудрость. Впрочем, это происходило не часто, потому как я все еще смотрел по сторонам, словно ребенок, который учится ходить, но уже несет в себе свет.
Страна лилипутов
Я повстречал Бернарда в Париже, и уже через несколько часов мы вместе неслись по автостраде так, словно никогда и не расставались. Много лет назад мы вместе путешествовали по Франции, продавали плакаты, книги, украшения, в общем, занимались всем чем могли, чтобы только прокормить свою ферму. Теперь ашрам перенесли с фермы на территорию старого замка, что вызвало гнев со стороны традиционалистов-французов, особенно после того, как в газетах появилась фотография гуру, которого везут в роллс-ройсе. Тем не менее ферма никуда не делась. Она стала пристанищем для «хипарей», как их называли, – тех, кто и был, и не являлся частью коммуны ашрама. Они немного лицемерно выражали свое почтение потомственным гуру, и все делали по-своему. Когда они окончательно откололись от ашрама и приобрели ферму, я получил от них приглашение приехать и жить с ними. Бернард говорил: «Ты не с нами, и это нелогично – ce n'est pas logique».
Прежде чем я успел что-либо ответить, мы пробили два колеса. Все повторялось. Домкрат оказался неисправен. Пока мы возились с машиной, я думал о том, какой стала ферма, и сможем ли мы с Бернардом общаться как и прежде, учитывая, что я уже давно не думал, что нужно питаться исключительно бурым рисом и медитировать по четыре часа в день, чтобы достичь просветления.
Когда мы снова сдвинулись с места и понеслись по трассе, я попытался опустить стекло, но ничего не вышло. Я надавил сильнее, и оно окончательно заклинило. Бернард слегка наклонился со словами: «Надо иначе, друг мой». Он отодвинул стекло немного в сторону, слегка наклонил под определенным углом, и оно безо всяких усилий сползло вниз само. Он был спокоен. В любом случае, там должен находиться и Роланд. Роланд, мой близкий друг, никогда по-настоящему не становился частью какого-либо коллектива, поскольку всегда был себе на уме. Но его принимали, так как он одним из первых вступил в ашрам и еще убедил немало людей в том, что имеет особый дар и умеет общаться с «запредельным». Я помню, как слушал его истории о том, как у него открылся «третий глаз», как он научился видеть паутину и прочую чертовщину, окружающую ауру людей, как его посещали боги и богини, и многие другие небылицы. Мне было интересно, каким он стал теперь.
Мы переехали через деревянный мост, свернули на узкую грязную дорогу и уперлись в ворота. На дереве висел деревянный знак «Les Grottes». Мы ехали медленно, так как дорога терялась во мраке. Я увидел Роланда издалека, и он тоже заметил меня, закричав глубоким голосом: «Баба!» Мы обнялись и долго смеялись.
С годами дела на ферме были сильно запущены. Бернард приступил к ее восстановлению зимой, в одиночку перестроил внутреннее пространство каменного дома, выстелил полы из смеси коровьего навоза и глины и проводил время за чтением священных текстов. Он пережил непростые времена и теперь жил сам по себе, застолбив свой участок. Вскоре прибыли и другие. Они выравнивали и рыхлили землю, сажали кочанную и цветную капусту, помидоры и даже купили лошадь. Теперь у коммуны появился свой дом, в котором воцарилась атмосфера свободы. Люди появлялись, исчезали и через несколько месяцев возвращались снова. Но во всем этом чувствовалась очень живая нота. Может, это было личным решением Бернарда или же самой земли, но как бы то ни было, я чувствовал одно: все, что происходило здесь, становилось вечным.
Люди ночами сидели вместе, музицировали и раскачивались в такт звукам. Меня никому особо не представляли. Я просто был частью этой коммуны, и это принимали как само собой разумеющееся. Когда собравшиеся начали расходиться, Бернард с женой удалились в свою хижину, оставив меня наедине с Роландом: он сидел рядом со мной и рассказывал о последних годах своей жизни.
Теперь он жил один в небольшой хижине в лесу. Он играл на волынке и выращивал лечебные травы для приготовления специальных чаев и отваров. Несмотря на то, что кроме нас никого не осталось, Роланд продолжал говорить шепотом, особенно когда речь зашла о его любимом предмете – о «лилипутах», населявших эти леса.
– Я с детства знал о существовании ангельской иерархии, – объяснял мне Роланд. – А так как почти всю свою жизнь я провел в сельской местности, природа всегда была и остается для меня живым существом, почти человеком, с которым я могу поделиться самым сокровенным, с кем могу разговаривать, у кого могу учиться.
Теперь я понял, что Роланд не очень вырос за время жизни в лесу. Более того, он подворовывал предметы старины на местном блошином рынке, чтобы как-то кормиться. Но этот человек был полон прекрасных историй, и я с удовольствием слушал его рассказ об ангелах. Однажды он поведал мне историю о том, как демон-женщина приняла облик совы и всю ночь щебетала ему на ухо, когда он приезжал в Долину Волхвов на юге Франции.
Он продолжал рассказывать мне о всевозможных духах природы, а я ощутил сильную перемену в его поведении. Роланд хоть и не утратил таинственности, но стал гораздо светлее, и весьма спокойно повествовал мне об отдельных функциях каждого духа, населявшего знакомую ему природу. Некоторые из них создали изначальные узоры растений. Другие принимали участие во всевозможных космических проявлениях – например, помогали растениям расцветать весной. Существовали даже духи, отвечающие за сезонное изменение цвета листьев.