В полночь упадет звезда
Шрифт:
Вот перечень происшествий, запутанных и часто противоречивых, которые ввели меня в заблуждение и заставили подозревать и своих товарищей по шифровальному отделу. Пытаясь найти ответ на вопрос, как может агент врага добраться до шифровальной машины, я рассуждал так: либо он сам попробует это сделать, либо с помощью одного из тех, кто работает с шифровальной машиной. Добраться до машины ему было очень трудно, во всяком случае не менее трудно, чем найти сообщника среди шифровальщиков. В этом-то и крылось мое заблуждение. Потому что, например, подозревая Бурлаку, я стал видеть в нем сотрудника агента Абвера. Эта мысль пришла мне в голову после того, как я увидел в его солдатской книжке фотографию, которая якобы исчезла, по его словам, некоторое время тому назад. Первая ошибка повлекла за собой вторую. Пропажу фотографии из своей солдатской книжки я объяснил следующим образом: агент, подозревая меня, поручил Бурлаку похитить карточку, чтобы отправить для опознания и выяснения, не являюсь ли я сотрудником контрразведки.
На самом деле всё было иначе. Шпионы искали своего союзника среди тех, кто находился «внутри крепости», но они были достаточно умны, чтобы понять, что им не удастся найти такого союзника среди шифровальщиков, не удастся найти человека, который добровольно бы согласился им помогать. Тогда они решили найти среди них человека, который вынужден будет стать их союзником силою обстоятельств. Они начали изыскивать в прошлом сотрудников шифровального отдела темные пятна, постыдные страницы жизни, для того чтобы путем шантажа заставить такого человека плясать под свою дудку. Этим и объясняется пропажа фотографий. Вы должны знать, что Некулай Тупица похитил фотографию не только у меня, но и у всех остальных шифровальщиков.
Я сделал неверный шаг, согласившись на арест Барбу. Правда, к этой ошибке меня толкнула решительность капитана Смеу. Хорошо, что этот арест не мог быть осуществлен благодаря тому, что к этому моменту Барбу уже выбыл из игры.
— Я ошибался, настаивая на его аресте, — сказал капитан Смеу, — но был прав, считая его виноватым.
— Верно, господин капитан, но с одной поправкой: Барбу был виноват только в том, что согласился дезертировать. Но он нисколько не повинен в тех делах, за которые мы решили его арестовать.
Начальник штаба, который, казалось, и не слушал всего этого разговора, неожиданно спросил:
— Как же объяснить тот факт, что они упустили из рук такой козырь, как Барбу?
— Дело в том, что они вынуждены были упустить его из рук. Причин к тому было три. Первая — неудачная попытка Германа изменить первоначальный, утвержденный полковником Карлом, план действий. Эта попытка привела к аресту лжерегулировщика. Она же заставила обоих агентов, действовавших в штабе дивизии, убить шофёра Пантелеймона. Второе: попытка покушения на меня, затеянная Катушкой и ее почтенным семейством. Наконец самое главное: тот факт, что младший лейтенант Войнягу узнал в Доробыце старого агента гестапо. Доробыцу не повезло, и он вынужден был застрелить Войнягу.
Вот как происходили эти события:
Доробыц не лгал, когда на допросе заявил, что пошел открыть окно, чтобы проветрить свой кабинет. Но именно в этот момент проходил по шоссе младший лейтенант Войнягу в сопровождении Томеску. Войнягу узнал в Доробыце агента гестапо и стал немедленно прощаться с Томеску, чем немало его удивил. Обидчивый по натуре, Томеску принял это неожиданное прощание как оскорбление и ушел обиженный.
Младший лейтенант Войнягу подождал, пока Томеску скрылся, и повернул обратно. Но Доробыц не сидел сложа руки. Понимая, что его ждет, он взял винтовку сержанта Тондикы и поднялся на чердак. Оттуда он увидел младшего лейтенанта Войнягу, который спешил к штабу. Дав ему пройти немного дальше, Доробыц выстрелил.
Вы хотите знать, зачем он убил и Томеску? Доробыц объясняет это так: они заинтересованы были в том, чтоб Второй отдел сразу же нашел убийцу младшего лейтенанта Войнягу. Им нужно было усыпить бдительность Второго отдела. Разумеется, лучшим выходом был бы арест Томеску. Но Доробыц понял, что, несмотря на его ложное показание, не было веских оснований для осуждения Томеску. И тогда он решил оказать нажим на капитана Георгиу, заставив его считать Барбу виновником убийства Войнягу.
— И всё-таки, — настаивал начальник штаба, — я не понимаю, почему они толкнули на гибель Барбу. Если они могли перебросить его на ту сторону, задача была бы выполнена, и здесь, в замке, не понадобилось бы сосредоточивать агентурную группу из четырех человек. С другой стороны, если они действительно решили пожертвовать им, то почему предварительно не заставили раскрыть им секрет шифровальной машины?
— Господин подполковник, допрашивая Доробыца, я спросил его и об этом. Оказывается, они боялись, что Второй отдел решит, будто Барбу удалось благополучно перейти линию фронта и генеральный штаб перестанет пользоваться шифровальной машиной и существующими кодами. Тогда вся задуманная операция оказалась бы лишенной всякого смысла. «Нам жалко было трудов, потраченных на поиски путей к шифровальной машине, я не говорю уже о риске, который был с этим сопряжен», — сказал Доробыц. Как видите, Доробыц предпочитал рисковать и дальше своей жизнью и жизнью остальных агентов, но не ставить под удар хорошо задуманный план.
— Вы полагаете, что Второй отдел мог прийти к заключению, будто Барбу успешно перешел линию фронта?
— Доробыц считает, что именно так могло случиться. Он рассуждал достаточно логично: Барбу исчез после убийства Войнягу и Томеску. Чтобы Второй отдел счел и его убитым, должен быть обнаружен его труп. Если тело никто не найдет, значит, Барбу не погиб. Где же он? Естественно подозрение, что он, виновник гибели двух наших людей, перешел линию фронта. Если же Барбу убит при переходе фронта, то все подозрения падут на него и вместе с его гибелью розыск агента Абвера прекратится. Так они пожертвовали Барбу. Замысел их в какой-то мере удался. Вы все были убеждены, что Барбу — агент Абвера. Раз Барбу больше не существует, Второй отдел с облегчением вздохнет, а они, Доробыц и его сообщники, спокойно могут взяться за осуществление своей задачи.
— Одну минуту, если позволите, — снова прервал Улю начальник штаба, которого, видимо, не удовлетворил ответ. — Вы мне не ответили на вопрос, почему Доробыц, прежде чем пожертвовать Барбу, не узнал у него секрета шифровальной машины?
— Именно на этот вопрос я и собирался сейчас ответить вам, господин подполковник, тем более, что он не очень сложен. Нам известно, что в гитлеровском штабе не могли расшифровать наши радиограммы, так как они не знали секрета детали шифровальной машины, изобретенной нашими инженерами. Барбу мог рассказать им об этой детали, но не мог передать ее и не мог ее сфотографировать. Для того чтобы иметь снимки шифровальной машины, он должен был бы сделать фотографии каждой детали, но, разумеется, выполнить такую работу днем было невозможно, а ночью опасно, тем более, что у Барбу в таких делах совершенно не было опыта. Может быть, в конце концов агенты Абвера встали бы на этот путь, но для этого требовалось много времени. А события нарастали с каждым днем. Доробыц вынужден был действовать незамедлительно. И он это сделал, как вам известно, пожертвовав Барбу. Кстати сказать, Доробыц и не считал гибель шифровальщика очень большой жертвой, так как уже имел тогда образец ключа от сейфа, где хранятся коды.
— А как смог Доробыц раздобыть образец ключа? — спросил капитан Смеу, который был явно смущен происходившим разговором и старался не смотреть на Улю.
— С вашей помощью, господин капитан! Вы помните тот ночной визит, который нанесли вам однажды, предварительно усыпив. Вы знаете, кто был этот ночной гость? Некулай. Он сделал слепок ключа. Затем был изготовлен ключ, который и попал в молитвенник благочестивого аббата.
Младший лейтенант Параскивеску поднял вверх два пальца, точно так, как делают это ученики в классе: