В полярной ночи
Шрифт:
Она помолчала, тщетно пытаясь справиться с хлынувшими опять слезами.
— Я о себе плачу, Варя, — прошептала Ирина. — Знаешь, есть разные люди, я присматривалась и видела — все хотят счастья, но хотят по-разному. Одни работают, пишут милым письма, терпеливо ждут их возвращения, и жизнь их наполнена. А я всегда мечтала о своем особом, спокойном счастье, о таком муже, как мой Володя, — умном, талантливом, о детях, хороших, похожих на отца… Я не жила — ждала жизни. Думала — вот завтра, завтра придет мое счастье. И ничего мне не помогло, взяли и отняли все! Не будет у меня больше счастья, знаю, не будет! Я тебе не говорила, Варя, я беременна.
Варя, потрясенная, молчала.
— А он знает, Ирина?
Ирина, всхлипывая, долго не отвечала, потом проговорила:
— Нет, не знает, не успела сказать.
— Но ты скажешь? Все скажешь, конечно? — допытывалась Варя, даже не думая о том, что причиняет своими вопросами боль подруге.
— Ничего не скажу, — ответила Ирина. — Знаешь, я вот плакала и думала только об этом: сказать или не сказать? И решила: говорить нельзя. Ты понимаешь, Варя, он сейчас счастливый, семья отыскалась, зачем я буду отравлять ему счастье? Если бы ты видела, как он сегодня радовался… Я еще думала так: ничего я этим уже не исправлю, к семье он возвратится, я сама не хочу отнимать его у жены и ребенка. Они столько перенесли, я понимаю. А если я ему скажу, ведь он не сможет спокойно работать. На днях он получил письмо из Москвы — отзывы экспертов блестящие, Володя показывал их с такой гордостью. Он мечтает переехать в Москву, поставить там исследования на широкую ногу. Зачем я буду мешать ему? Если хочешь знать, так я больше всего горжусь, что помогала ему в работе, — он в отчете называет мою фамилию. Я рассуждаю так: все мы должны сейчас чем-нибудь жертвовать… вот это и будет моей жертвой. Я не хочу мешать ему работать… Ведь верно же, Варя?
Но Варя не была так рассудительна. Она с острой болью и недоумением чувствовала, что никогда не будет такой благородной. Тысячи мыслей подняли в ней слова Ирины, все смешалось и перепуталось, казалось неожиданным и незнакомым. Варя давно уже знала, что первое впечатление обмануло ее, Ирина была много лучше, чем думала Варя вначале. И любовь призвала к жизни все хорошее, великодушное, что было в ее характере. А у нее, у Вари, любовь рождала мелкие, самолюбивые чувства. У них обеих жизнь запутана и непонятна, завтра Варю ждет, наверное, такой же удар, что обрушился сегодня на Ирину. И Варя не находила в себе ни ясного ума, ни доброты Ирины. Нет, она не сумеет так, по-любящему, отказаться от любимого, она пойдет на все, ни перед чем не остановится, чтобы удержать его, если он станет уходить. И Варя проговорила с глубоким отчаянием:
— Правда, Ирина, все правда! Только я бы так не могла… Неужели ты будешь растить ребенка и не скажешь ему об отце? Неужели отец не узнает, что у него есть ребенок?
— Почему? — сказала Ирина. — Я много буду рассказывать ребенку об отце, пусть и он гордится им. Только я скажу ему, что отец погиб на фронте — сейчас у многих так. А Володе я все открою, все, но не сейчас, потом, когда кончится война, не скоро. И я покажу ему ребенка, чтобы он порадовался на него, только не говорил, что отец, а так… знакомый… И разве я одна такая? — говорила она горько. — Сколько еще будет одиноких матерей! Война, Варя… Почему я должна быть счастливее других? Только потому, что мне больше хотелось счастья? Ах, все, все хотят счастья… Война всех сделала несчастными — одних на короткий срок, других на всю жизнь. От войны никто не выигрывает, я тоже не выиграла. Ты это понимаешь, Варя? Многие будут еще несчастнее, чем я, — у меня останется мой ребенок…
В комнату, не постучав, вошел встревоженный Газарин. Ирина поднялась ему навстречу, он крепко обнял ее, не обращая внимания на Варю и, видимо, даже не сознавая, что
— Не надо, не надо! — бормотал Газарин, чуть не плача сам и гладя ее волосы.
— Владимир Леонардович, я только недавно узнала о вашей семье, — проговорила Варя. — Поздравляю вас от всей души.
— Да, да, спасибо! — торопливо говорил Газарин, улыбаясь детски счастливой улыбкой и тут же с тревогой обращая лицо к Ирине. — Много перенесли, очень много, нам такого и не снилось в нашем далеке.
— Главное, что остались живы, — сказала Ирина, вытирая слезы. — Живы и ждут тебя, Володя. Страдания забываются, а впереди будет только хорошее.
Варя кусала губы, чтобы не плакать. Она не могла смотреть на Газарина. Огромный, широкоплечий, он был жалок и растерян сейчас, в своем одновременном счастье и горе. Он то улыбался, то хмурился. Смятение, радость и уныние пробегали по его лицу, как тени облаков.
— Я уезжаю, Ирина, завтра или послезавтра лечу, — сказал он вдруг.
— Так скоро? — вскрикнула Ирина, побледнев. Она схватилась рукой за сердце.
Варя и Газарин поспешили к ней, но она отстранила их обоих. Она говорила с лихорадочной быстротой, умоляюще и горячо:
— Я понимаю, Володя, поезжай, но почему так скоро? Ведь навсегда, пойми… Разве через неделю нельзя? Напиши пока письмо, пусть ждут, ведь ты приедешь, все равно приедешь… А я совсем ведь с тобой, совсем!
— Меня вызывают в Москву, — виновато ответил Газарин. — Новую лабораторию организовывать, ту, о которой я писал в докладной записке. — Он помолчал и сказал мрачно: — Не поеду я. Не могу так уезжать… Потом как-нибудь, не сейчас.
Молчаливые, горькие слезы полились из глаз Ирины, она вытирала их, глотала, стараясь скрыть. Варя встала и накинула пальто.
— Вы оставайтесь, — сказала она взволнованно. — Извините меня, очень срочное задание, я, вероятно, всю ночь буду работать.
Газарин удержал Варю и посадил на стул. Он положил руку на плечо плачущей Ирины.
— Пойдем ко мне, — попросил он. — Нам нужно поговорить, Ирина, пойдем, умоляю!
Она одевалась медленно и устало, он помогал, но руки его дрожали. Известие об отъезде совсем доконало Ирину. Выходя, она взглянула на Варю долгим, полным отчаяния взглядом, протянула ей руку, словно уходила навсегда.
Варя закрыла за ними дверь, села у стола и зарыдала. Она плакала об Ирине, о себе, о жене Га-зарина — обо всех любящих и страдающих на земле.
18
Через три дня, в первую летную погоду, Газарин с Телеховым уезжали из Ленинска. К проектному отделу подошел маленький, давно отслуживший свой срок автобус. В нем разместились отъезжающие и друзья. Телехов с таким оживлением и веселостью беседовал о заводе, куда ехал, словно завод уже освободили.
— Я приеду как раз вовремя, — говорил он уверенно. Он делился своими планами. Завод нужно не только восстановить, но и модернизировать — многие агрегаты уже устарели, буду внедрять на нем электрометаллургию. Конечно, против этого восстанут, пустятся доказывать, что сейчас не время, война — он готов спорить и драться со всеми, но свое отстоит.
А Варя тихо спрашивала Ирину:
— Ты и сегодня ничего не рассказала? Та отвечала тоже тихо:
— Нет, Варенька. Но знаешь, было трудно — столько раз хотелось признаться, а в ту ночь просто не знаю, как вытерпела. Он просил прощения, а чем он виноват? Знаешь, что он мне сказал? «Половину сердца оставляю тут». — Она прибавила скорбно, еле сдерживая слезы: — Я ему верю, Варенька, он говорит правду. И мне хорошо — его любовь всегда будет со мною.