В последние дни (Эсхатологическая фантазия)
Шрифт:
Запекшаяся кровь склеивала его длинные кудри, растеклась по шее и груди, но он был еще жив. Что делать? Крепкий и сильный Яни получил лишь несколько поверхностных ран. Вытащить товарища хватит сил, но куда? Он решил пока нести раненого на ту сторону озера, а там будет видно. Взвалив Валентина на плечи, он спустился в воду и поплыл одетый, вдоль берега, поддерживая голову его на поверхности. «Пусть хоть кровь обмоется», — подумал он. Холодная ванна, однако, освежила Валентина, и на берегу он мог связно говорить. Череп у него был как будто цел, но двигаться он не мог. Перевязывая ему голову тряпками, Яни рассудил: «Как ни как, надо добраться до Вади Руми, больше некуда деваться». Он снова взвалил Валентина на плечи и двинулся вперед, изнемогая от истощения. Вряд ли хватило и у него сил пройти и четверть пути, но, к счастью, впереди неожиданно показался сам Иван. Он шел в город узнать об исходе боя и теперь услыхал от Яни печальные новости… Но
Здесь Валентина уложили в пещере, а Яни нарядился в арабское платье и приготовился, в случае чего, разыграть роль хуторского рабочего. Мария, с молодости усвоившая искусство арабов обращаться с ранами, немедленно принялась ухаживать за обоими, перевязывая их и обмывая настоями разных трав.
Среди этих забот печально тянулось время обитателей Вади Руми в унылых разговорах о торжестве Антиоха, а тут еще они скоро были напуганы страшными колебаниями почвы и подземными толчками землетрясения. Все бросились к Валентину, боясь, не обрушилась ли его пещера. Но все оказалось благополучно. Отделались одним испугом. Так проходил день за днем, и Яни уже подумывал отправиться в Иерусалим на разведку, потому что чувствовал себя хорошо, да и здоровье Валентина, видимо, шло на поправку.
Но вот на крутых спусках Вади Руми показался путник с двумя навьюченными ослами. Иван узнал своего приятеля Франца, тоже христианина, занимающегося ремеслом каменщика. Он поведал пустынникам множество необычайных происшествий и сказал, что епископ Августин прислал его осмотреть пещеры ввиду наступающих гонений и передать Ивану продовольствие, которым нагружены ослы.
Хуторяне с напряженным вниманием слушали рассказ Франца о поразительных событиях, происшедших за это время. Он расхаживал по всему Иерусалиму, многое сам видел, другое знал от людей. Передал он о речи Антиоха, об умерщвлении Эноха и Ильи, о том, как Антихрист воссел в храме, выдавая себя за Бога, и о том, как совершалось поклонение Люциферу. Три дня нечестивые безбожники предавались неистовой радости, а пораженные христиане были погружены в уныние и тоску, которых не могли рассеять ни епископ Августин, ни православный патриарх Василий, ни Римский Папа, прибывший на днях в Иерусалим. «Враг побеждает и самих посланников Божиих, колеблет все царствие Божие», — слышалось между христианами. Их охватывало сомнение в могуществе Бога. Но на четвертый день произошло неожиданное чудо.
Франц проходил мимо эстрады, где лежали трупы пророков. Как всегда, здесь толпился народ и слышались насмешки над посрамленными «колдунами». И вдруг Энох и Илья пошевелились и поднялись на ноги… Пораженная толпа готова была разбежаться, как послышался сверху голос и оба пророка вознеслись к небу. Они остановились на облаках, и все глаза были устремлены на них. Вдруг раздался оглушительный подземный гром, и страшное землетрясение потрясло весь город. Едва ли не десятая часть зданий рассыпалась в развалинах, под которыми погибло множество человеческих жертв. Не только христиане восклицали: «Слава Господу Всемогущему!», но и остальные с трепетом повторяли: «Велик Бог христианский!»
— Слава Господу Всемогущему, велик Бог христианский, — благоговейно произнесли, крестясь, Иван, Мария и Яни.
— Язычники, — продолжал Франц, — были в таком ужасе, что только разбегались, не думая о помощи пострадавшим, и одни наши христиане бросились в развалины, вытаскивая раненых и придушенных, рискуя, что и их самих засыпят разваливающиеся своды зданий. Я также работал изо всех сил, и много народа спасли мы от мучительной смерти. Но эти ожесточенные люди не чувствуют даже благодарности. На другой же день явилось объявление Антиоха, полное угроз против нас. Он обвинял нас в колдовстве и в том, что мы будто бы взорвали город, и заслуживаем жесточайших наказаний. Явился декрет о безусловном воспрещении поклоняться Христу под страхом смертной казни. Начали всюду хватать христиан. Схватили и Патриарха, и Папу. Всех арестованных заключают в тюрьмы Тампля, уже, говорят, битком набитые. Епископ Августин, слава Богу, уцелевший, всюду готовит новые убежища. Меня вот послал к вам. Только трудно будет найти так много помещений, если Господь не прекратит гонения.
— Всяких щелей в обрывах у нас довольно, — сказал Иван, — да они по большей части очень заметны, а закрывать их камнями — это такой труд, на который нужно много народа.
— Ну, пойдем делать, что можем.
Все четверо принялись за работу. Прежде всего замаскировали пещеру Валентина, который, узнав о всех событиях, сам порывался помогать, но Мария насильно уложила его. «Ты в три-четыре дня встанешь на ноги, если не будешь бередить ран, — сказала она, — потерпи немного». Впрочем, к вечеру пришел от епископа еще десяток человек, и работа пошла быстрее. Прибывшие рассказали, что теперь в Иерусалиме пользуются для убежищ и развалинами от землетрясения; епископ Августин устраивает среди них церковь в погребе. Но большая часть
Но усердно помогая работающим, Яни Клефт все раздумывал: здесь ли ему место, этим ли ему заниматься. Ночью он открыл свою душу Валентину:
— Неужто же участь христиан — только прятаться в тайниках? Неужто мы не можем противопоставить насильнику силу самозащиты? Я здоров, силен, я воин… Что же я тут буду сидеть в бездействии?
Валентин указывал ему, что явно в последнее время такая борьба бесплодна, так как она решится только пришествием Христа, но Яни не сдавался. Конечно, Христос уничтожит врагов, но разве этим возбраняется ему, Яни, бороться в меру его человеческих сил? Нет, он не будет сидеть сложа руки и будет искать способов хоть в чем-нибудь подрывать злодейства Антиоха.
— Да что, друг, — сказал Валентин, — иди, куда тебя зовет совесть. Конечно, кое-что можно сделать. Ну, вот мы Лидию спасли. Когда поправлюсь, то я и сам думаю: нельзя ли вырвать из тюрьмы Патриарха и Папу.
— Тогда рассчитывай на мою помощь. Но следовало бы также подумать о судьбе Осборна.
На утро Яни простился с Вади Руми и двинулся в Иерусалим вместе с Францем, которому пора было возвращаться к семье.
XIV
Яни рассчитывал найти в лагере противников некоторую обескураженность, под влиянием чудесного воскресения пророков и разрушения города землетрясением. Но Антиох боролся с изумительной энергией, стараясь поднять дух своих приверженцев. С утра до ночи по городу шли смертные казни участников восстания. Воскресение пророков было объявлено простым чародейством. «Пусть они идут на небеса, — говорилось в правительственном воззвании. — Мы сумеем и там достать их». В доказательство этого Аполлоний проделывал удивительные чудеса. При громадном стечении народа, на площади, он также поднялся на воздух без всяких видимых механических приспособлений. Это, конечно, производило сильнейшее впечатление и значительно рассеивало ужас, возбужденный воскресением Ильи и Эноха. Между христианами иные говорили, правда, что Аполлония вознесла наверх куча бесовских духов, но другие замечали, что если бесовские духи могут делать то же самое, что и ангелы, то, в конце концов, неизвестно, кто сильнее… Что касается землетрясения, то следственная комиссия, по приказанию Антиоха, утверждала, будто бы это были взрывы, произведенные христианскими заговорщиками. Декреты, провозглашенные Антиохом в день его обожествления, были опубликованы и расклеены по городу. Отныне христианин становился государственным преступником по тому самому, что он христианин. Приходилось или отрекаться от Христа, или готовиться к гибели, и перед такой дилеммой сердца многих в трепете колебались.
Семья Франца — жена, двое сыновей и дочь — были чехи-католики. Яни и Франц застали в этой бедной, подвальной квартире целое маленькое собрание. Одни приходили, другие уходили, все перепуганные, забегали справиться о новостях, о родине и друзьях. Тут же сидел пастор Викентий, теперь, впрочем, епископ: Папа Петр посвятил его перед самым арестом своим. С Яни они были уже знакомы.
— Сохранились ли у Вас друзья в Тампле? — спросил он.
Яни отвечал, что вряд ли, кроме, может быть, Гуго Клермона, честного французского офицера, случайно записавшегося в тамплиеры. Они были друзьями, и Яни, озабоченный судьбой Эдуарда Осборна и двух первосвятителей, рассчитывал отыскать его и узнать его настроение. Викентий заметил, что он спрашивает, думая именно о Папе. Дела самих иезуитов плохи. Многие арестованы, а иные, хотя притворно отрекаются от христианства, все-таки принуждены сидеть в бездействии.
Между тем необходимо что-нибудь сделать для спасения Папы, который вместе с Патриархом Василием сидит в тайниках Тампля. Сам Викентий, по-видимому, вне подозрений и думал зайти к Гроссмейстеру под предлогом передачи ему пожертвований, будто бы собранных им.
— К сожалению, приходится поддерживать дух народа и каждую минуту рисковать обнаружить себя.
— А каково настроение христиан?
— Плохое. Посмотрите, как много отступников из страха смерти. Но ренегатство по страху еще не так важно: тут нет внутренней измены. Гораздо хуже то, что у многих является действительное сомнение в Христе, мысль, что Антиох не самозванец и что Люцифер — действительно владыка мира. Для множества людей — истина веры измеривается чудом, а чудеса Аполлония — поразительны. Для многих людей — правда там, где сила. А Господь не посылает нам видимой материальной помощи. И вот является искреннее ренегатство. Это самое ужасное. Мне кажется, что несколько неудач Антиоха могли бы лучше, чем всякие проповеди, образумить народ.