В последние дни (Эсхатологическая фантазия)
Шрифт:
Громкая, страстная речь жреца прерывалась восторженными криками толпы: «Слава Люциферу, долой обман, да здравствуют радости жизни!» Но настоящее торжество еще не начиналось: ждали прибытия Великого Устроителя, который почему-то замедлил. Вдруг Валентин шепнул Эдуарду: «Смотри, смотри, вон идут пророки».
На краю площади в толпу врезывалась небольшая группа мужчин и женщин. Впереди шли два старика. Их величественная осанка и грубые власяницы выделяли их из разряженной толпы. Среди сопровождающих их христиан бросалась в глаза своим прекрасным вдохновенным лицом молодая женщина… «Лидия, — прошептал Осборн, — Как она изменилась». Это была уже не прелесть жизнерадостной девочки, а созревшая, окрепшая красота святой мученицы.
«Присоединимся к ним», — сказал Валентин, но это было невозможно. Толпа,
«Сойди, дай место, служитель сатаны», — сказал Илья властным голосом, и жрец невольно повиновался. Оба пророка взошли почти одни. Большая часть их спутников были оттерты. Затиснутой в толпе оказалась и Лидия. Вся площадь смолкла, все глаза устремились на странных пришельцев, молва о которых давно уже распространилась повсюду. И вот они заговорили, сменяя и дополняя друг друга отдельными замечаниями.
Эта речь звучала грозным обличением. Она напоминала бесчисленные благодеяния, полученные людьми от Бога, которому они теперь изменяют, разоблачала обман Сатаны, который приманивал людей чечевичной похлебкой чувственных наслаждений, чтобы лишить их вечного блаженства; напоминала бесконечную любовь Бога и самопожертвование Христа; напоминала, наконец, безграничное могущество Божие, перед которым — ничто все силы его врага. Толпа слушала сначала как зачарованная, и рассеянные среди нее христиане запели было восторженно: «Слава в вышних Богу». Но немногочисленными были эти голоса, и на словах «Хвалим Тя, благословим Тя», — все было заглушено громким ревом ополчившихся поклонников Сатаны — «Слава Люциферу!», «Долой обманщиков!», «Долой несуществующее блаженство!», «Да живут радости земли!». Жрецы первые подали пример толпе, которая грозно надвинулась на эстраду. Раздались крики: «Долой лжепророков, бей их, тащи с эстрады!». Но какая-то невидимая сила не допускала никого перейти от слов к делу, и когда Илья поднял руку, смолкли и крики. Слова пророка грозно прозвучали на всю площадь:
— Безумные люди, вы забываете Божью любовь, вы уважаете только силу, вы прославляете своего Люцифера, воображая получить от него земные благодеяния. Силой Господа, нам данною, мы покажем вам, что и земные блага зависят не от Сатаны. Не дадим вам ни капли дождя в это лето, и да истребятся засухой ваши жатвы и гроздья виноградные и все плоды земные.
Но тут снова раздались крики рассвирепевшего народа: «Проклятые колдуны, они хотят заморить нас голодом, бей их!». С удесятеренной яростью толпы бросились на эстраду, но какой-то удушающий жар встретил их, и по всей площади целые ряды нападавших посыпались задыхающимися. Шум ужаса охватил место предполагавшегося праздника. Народ бежал во все стороны, давя друг друга, и среди этого хаоса медленно удалились пророки, перед которыми все со страхом расступались.
Общая сумятица разлучила Валентина и Эдуарда. Бегущие толпы увлекли их в разные стороны. Валентин осматривался, куда девалась Лидия, но ее нигде не было видно. А между тем ее ждала большая беда.
На другом конце площади густая толпа бегущих обволокла и увлекла за собой молодцеватого тамплиера, который с проклятиями старался вырваться из нее. «Гнусные, трусливые собаки, — кричал он, — ведь как улепетывают, противно и смотреть на их искаженные рожи!». Кое-как ему удалось вырваться, и он пошел по тихому переулку, расправляя измятые руки и ноги и размышляя о происшествия дня. «Нельзя не сознаться, — бормотал он, — что это могучие чародеи. И откуда они взялись? Я сам почувствовал удар словно электрической искры, и удушье сдавило мне горло, когда этот колдун махнул в мою сторону»… Вдруг он остановился и стал присматриваться. На другой стороне переулка тихо подвигалась какая-то знакомая фигура.
— Лидия… M-lle [10] Лучицкая! Неужели это Вы! Какая неожиданная встреча. Вы тоже попали в переделку этого проклятого дня?
Она сначала всматривалась с недоумением.
— Ах, это Вы, Яни Клефт! Давно же я Вас не видела… и что же: Вы оказались тамплиером… Неужели и наш добрый, рыцарский Яни изменил Христу?
— А Вы, прекрасная Лидия Васильевна,
10
Сокращение от фр. mademoiselle — мадмуазель, барышня.
Лидия смутилась и молчала. Он усмехнулся.
— Понимаю. Вероятно, где-нибудь в тайном убежище… И охота Вам путаться с этими людьми! Ну, да мне все равно, я не сыщик. Но если я не могу узнать Вашего адреса, то я должен просить Вас пройти со мной к Великому Устроителю.
Она вспыхнула.
— Я не пойду к нему…
Она мотнулась в сторону. Он в два прыжка догнал ее.
— Простите, но ведь я обязан исполнить приказание, хотя бы даже силой… Да я и не понимаю Вашего отказа. Уж, конечно, он не замышляет никакого зла. Иначе он бы не поручил мне, а приказал бы полиции. Если он выбрал меня, старого друга дома, то, значит, хочет действовать по-дружески… Я не знаю… Может быть, какая-нибудь просьба, какое-нибудь выгодное для Вас предложение. Мне кажется, Вам нечего бояться.
Приходилось покориться. Напрасно осматривалась она всю дорогу, нет ли где какой помощи, и через несколько времени они стояли перед дверями роскошного Великого Устроителя.
III
Прошло несколько месяцев, а Лидия как в воду канула. В смертельном беспокойстве разыскивал ее Валентин, но тщетно. Ни в одном убежище он не мог найти о ней сведений и узнавал только там и сям, что исчезла не она одна, а многие другие. Что значат эти таинственные исчезновения, никто не мог понять. Христиан и раньше во множестве арестовывали, сажали в тюрьмы, казнили, но это делалось явно, даже со старанием, чтобы преследования были общеизвестны и производили устрашающее впечатление. Теперь же люди исчезали тайно.
Общее недоумение христиан еще более возросло, когда некоторые из пропавших стали обратно появляться на свет… но в каком виде! Их нельзя было узнать! Они оказывались ревностными приверженцами Антиоха, поклонниками Люцифера и отрицателями христианства. Они либо сторонились прежних друзей, либо пытались и их увлечь на путь ренегатства. Было также ясно, что они или другие из исчезнувших открыли врагам много христианских тайн, так как убежища, прежде недоступные полиции, оказывались разоблаченными. В них являлись с обысками, многих скрывавшихся арестовали, засадили в тюрьмы, предали суду. Христианам пришлось переменять убежища, упразднять прежние, заводить новые. Но напрасны были старания выпытать что-нибудь у ренегатов, где они были, что с ними делалось, или узнать что-либо об участи других пропавших без вести. Они хранили обо всем этом строгое молчание.
«Но неужто ни у кого из них не сохранилось ни искры совести и сердечного воспоминания о недавних верованиях? — размышлял Валентин. — Ведь это похоже на какое-то околдование». И ему пришло в голову попытать счастья через одного старого священника, давно принужденного скрываться в убежище.
Этого старика усердно разыскивала полиция по обвинению в дерзком порицании Великого Устроителя и в разжигании христианского фанатизма. Он именно доказывал на основании Апокалипсиса, что Антиох — либо сам Антихрист, либо его непосредственный предтеча, и что он со всеми своими затеями неминуемо погибнет, вместе с Люцифером и со всеми своими сторонниками, при близком уже явлении Христа. Об Апокалипсисе в то время много толковали, и все — даже не христиане — не отрицали уже пророческой прозорливости апостола Иоанна. Но мнения резко расходились в отношении конечных событий Апокалипсиса. Отпавшие от Христа утверждали, что в изображении их прозорливость изменяла Иоанну и что он, предрекая победу Христа и наступление внеземного царствия Божьего, писал уже не по духу пророческому, а по христианской «партийности». Христиане же принимали ход грядущего буквально по Апокалипсису. Но это колебало доверие к прочности существующей власти и к правильности правительственной политики. Мятежного священника поэтому повсюду разыскивали.