В последние дни (Эсхатологическая фантазия)
Шрифт:
Обширны были и тюрьмы иерусалимского Тампля, хотя уступали римским. При Универсальной церкви была восстановлена инквизиция. Но в иерусалимском Тампле содержались главным образом узники по политическим делам, в римских же тюрьмах находили заживо могилу осужденные по делам вероисповедания.
Таково было состояние учреждений в то время, к которому относится начало повествуемых у нас событий.
V
Православный епископ Августин, родом русский, к которому направился Валентин, в это время скрывался. Его ненавидел Великий Устроитель особенно за деятельность по обращению евреев в христианство. Филадельфийская церковь, высокой духовной жизнью своих членов, их твердостью перед властью, самоотверженной помощью своим и чужим, — привлекала внимание лучшей части евреев, которых церковная жизнь была в сильном упадке. Епископ Августин, убежденный, что наступают времена спасения Израиля, был ревностным миссионером среди них. Тесная дружба
«У меня теперь как раз гостит мой приятель, патер Викентий, — сказал он, — выслушав Валентина. — Патер — иезуит, и с ним полезно посоветоваться. Юсуф, попроси к нам отца Викентия».
Юсуф был христианский юноша, постоянно служивший епископу. Его отец, Иван, был русский, переселившийся в Палестину, а мать, Мария, — арабка, оба ревностные христиане. На их хуторе, неподалеку от Иерусалима, находилось одно из христианских убежищ.
Патер Викентий, родом поляк, не замедлил явиться. Ничто в его наружности и костюме не выдавало духовного звания, а в бутоньерке сюртука светился красный цветок в пять лепестков, который Валентин иногда встречал у прохожих на улице. Августин рассказал происшествие с Агнией и Лидией, рекомендуя Валентина, как человека, безусловно, благонадежного.
«О Клефте Яни, — заметил Викентий, — не стоит и говорить. — Это — преданнейшая цепная собака Антиоха. Но обойдемся, вероятно, и без него. У нас есть свои члены в Тампле. Ведь я и сам тамплиер: вот на мне их значок в петличке. Его носят, когда выходят на улицу без формы. Правда, я не большого чина — всего только «мирской пособник». Предпочел это звание, чтобы поменьше быть под надзором гроссмейстера. Но там есть и более высокие чины из иезуитов. Нужно навести у них справки».
Через несколько дней он получил справки, но мало удовлетворительные.
«В помещении Тампля, — гласили они, — творится нечто трудно понимаемое. Под непосредственным руководством Аполлония производятся опыты коллективной гипнотизации и действия на расстоянии. В участники такого коллективного действия набираются не только свои, но и чужие, добровольно или насильственно. Они соединяются в особые группы, называемые «психическими оркестрами» или «психическими батареями». Опыты, в первых фазисах, производятся довольно открыто, но потом все более замыкаются в тайну от неучаствующих в этих занятиях. Известно лишь, что лица, намеченные в члены оркестра, подвергаются сложной гипнотической дрессировке, которая имеет целью подчинить их волю, чтобы затем направить ее куда требуется. Средства подчинения воли — разнообразны, но, по слухам, среди них придается большое значение развитию чувственности, для чего прибегают к разным любовным фильтрам, и даже будто бы не останавливаются перед изнасилованием. Об этом говорил один молодой негодяй — тамплиер, которому было, по его словам, поручено соблазнить какую-то из захваченных женщин. Об Агнии известно, что она легко поддавалась гипнозу, но не имела способностей, нужных для зачисления в оркестр, почему ее скоро и отпустили. Но участь Лидии рисуется более страшной. Известно, что с ней Аполлоний возился очень долго и бесплодно. Гипнозу она совсем не поддавалась, с гордым презрением относилась к роскоши, которой ее пытались окружить, не брала в рот вина и изысканных яств, одуряющие испарения на нее не действовали. В конце концов, ее куда-то запрятали, но куда и для чего неизвестно. Яни Клефт должен кое-что о ней знать, так как сам о ней рассказывал близким товарищам. Он, по-видимому, совсем в нее влюбился, упоминает о ней с благоговением, и даже из-за нее, кажется, охладел к Антиоху».
Таковы были справки отца Викентия.
«Остается, кажется, только молиться за нее», — грустно заключил епископ Августин.
Но Валентин был упорен и продолжал искать способов добраться до Лидии. Мысль о Яни Клефте снова пробудилась в нем, и снова являлись опасения, как бы не испортить дела окончательно. Он пошел советоваться с Осборном. Тот не совсем согласился с епископом.
«Молиться, конечно, нужно, — заметил он, — но при тех политических планах, которые у нас назревают, мы, может быть, успеем сделать что-нибудь и для Лидии».
Валентин жил вне политики. Осборн, напротив, принадлежал к числу тех христиан, которые, видя явное стремление Антиоха совершенно искоренить христианство, мечтали — нельзя ли низвергнуть его владычество? Эдуард стоял во главе их. Минута казалась благоприятною для попытки. Дело в том, что угроза таинственных Ильи и Эноха на неудавшемся празднике Люцифера осуществилась в полной мере. Никто не запомнил такой засухи, какая удручала землю в этом году, начавшемся при самых благоприятных климатических предусмотрениях. Нигде не выпадало ни капли дождя. Нивы, огороды и сады высыхали и выгорали. Наступило время жатвы, но собирать было нечего. Мир поразил повсеместный голод. Бедствие увеличивалось от общего эгоизма времени. Все думали только о себе, и умирающий от голода нигде не мог допроситься куска хлеба. Только христиане помогали бедствующим, но что они могли сделать! Правительствам пришлось раскрыть все свои запасы продовольствия, но народ все-таки голодал, и у него накипало раздражение, являлась критика. Собственно к пророкам-обличителям нигде не было ни малейшей симпатии, и никто не думал каяться перед Богом. Пророки обходили с увещаниями все страны, и их всюду встречали с ненавистью. Много раз этих вестников несчастья пытались растерзать, и каждый раз гибель постигала отваживающихся на это. Толпа проклинала «чародеев», но они возбуждали ужас, и доверие к власти падало. «Что же Правительство хвастало силами своими и Люциферовыми, — толковали в народе. — Ясно, что христианские колдуны могущественнее их. И почему запасы продовольствия так ничтожны, почему по обводнению полей сделано так мало, почему ничего не сделано по произведению искусственных дождей?» Критика раздавалась отовсюду. Эдуард с единомышленниками надумали воспользоваться этим для вызова восстания. Отстраняя религиозные споры, они переносили агитацию на почву неспособности властей Союза и их небрежности о благе населения. Необходимо сместить всех правящих — таков был лозунг заговорщиков. Они рассчитывали, что христиане, став во главе движения, приобретут популярность, и что при перевороте можно будет провести во власть немало христиан.
«Боюсь, друг мой, — сказал Валентин, — выслушав эти планы, что никакого толка у вас не получится. Но возможно, что в общей сумятице, при разгроме Тампля, удастся освободить Лидию и других пропавших… Что же, за такую цену я согласен примкнуть к вам».
Однако, даже и при такой перспективе нужно было сначала узнать, где именно в Тампле находится место заточения Лидии? И мысль о Клефте снова шевелилась в голове Валентина.
VI
Во дворце Великого Устроителя происходило заседание его Высшего Совета по поводу того же опасного народного настроения. Членами Совета состояли представители держав, высшие чины управления Великого Устроителя и Гроссмейстер тамплиеров. Аполлоний присутствовал в качестве секретаря Автиоха. Начальником караула был Яни Клефт.
Докладчик прочитал донесения о настроения народа и добытые полицией данные о христианском заговоре в целях возбуждения восстания. Дело, в общем, казалось весьма серьезным.
Один из представителей держав попросил у Великого Устроителя разъяснения, каким образом могло исполниться предсказание бродячих пророков о засухе со всеми ее гибельными последствиями? «Мы, провинциалы, — заметил он, — привыкли думать, что при глубоком развитии магического знания и искусства в правление нашего великого Антиоха, государственная власть обладает средствами разрушить чародейства этих побродяг. И, однако, она оказалась бессильной перед ними».
Задетый за живое, Великий Устроитель отвечал, что в этом упреке проявляется обычное незнакомство публики с законами магии. Прежде всего, указанные побродяги несомненно обладают большими магическими силами и начали свои действия совершенно неожиданно, а когда произведенная ими спазма атмосферических элементов уже возымела свое действие, то уничтожить его было невозможно, не уничтожив самих чародеев, так как они легко могли поддерживать установившийся факт природы против даже гораздо более сильных магов. Лучшее средство парализации этого факта состоит в уничтожении лиц, его произведших. Но совершенная случайность задержала приход его, Великого Устроителя, на праздник Люцифера, а затем бродячие проповедники доселе шляются по всей стране, и задержать их не удалось. В первый же их приход он положит конец их существованию. В ожидании будущего, он просит власти всех держав не скупиться в раздаче продовольствия и всяких суррогатов. Что касается задуманного христианами восстания, он надеется раздавить его и искоренить мятежную секту до конца. В заключение Устроитель вкратце ознакомил Собрание с вновь формируемыми психическими батареями и, заметив, что пока еще не может подробно открывать всего их значения, просил представителей держав присылать для пополнения их персонал людей, наиболее одаренных волею. Тут же он предложил ряд мер по общему управлению.
Декретировав меры, предложенные Антиохом, Совет начал расходиться. А Яни Клефт, заметно омрачившийся при рассуждениях Совета о психических батареях, подошел в сторонке к Великому Устроителю и взволнованно попросил позволения переговорить с ним. Антиох с некоторым удивлением сказал, что такой старый друг и преданный служащий, конечно, может говорить все, что хочет. Яни горячо начал речь о несчастной судьбе Лидии. Неужели великие цели Антиоха, говорил он, могут требовать мучения и гибели молодой девушки, чистой и прекрасной, которую вдобавок устроитель когда-то хорошо и близко знал? Яни невыразимо мучится мыслью, что стал невольным орудием ее несчастий, так как именно он ее разыскал и привел. Он умолял освободить ее хотя бы в личное ему одолжение. Великий Устроитель лукаво посмотрел на него.