В постели с Президентом
Шрифт:
— Никто и не говорит, что не имеете, по крайней мере, не говорит открыто, — заметил Доктор Левайн. — Большинство людей хочет быть со всеми хорошими.
Роберт снова сел в постели. Голова ясная. Он прекрасно себя чувствовал.
— Мне лучше, — сказал он.
— Правда? — Доктор Левайн внимательно на него посмотрел. — Проверим. — Он снова потрогал пульс Роберта. — Что сказать, — сказал он. — Чудо.
Роберт почувствовал прилив суеверного ужаса. Мы ведь ничего не знаем. А вдруг что-то из того, что я сказал этому дураку, важно? Не мне, не ему, но кому-то там, наверху?
— То, что я сказал в той речи, я сказал честно, — ровным голосом произнес
— Почему бы вам не уйти из политики? — предложил невыносимый доктор, улыбаясь почти ласково. — Напишите книгу, или еще что-нибудь.
— Что происходит? — спросил Роберт, прикладывая руку ко лбу. — Я здоров. Совершенно здоров.
Он проглотил слюну. Не больно. Носоглотка чистая. Это — знак? Доктор что-то записал в блокноте. Вот же кретин. Только что произошло чудо, а он думает только о своих дурацких записях и оплате. Роберту пришло в голову, что, наверное, так оно и должно быть — чудеса нельзя анализировать, иначе они перестанут быть чудесами. Во всяком случае, их перестанут таковыми считать.
— Что ж, очень рад, — сказал Доктор Левайн. — Это бывает иногда. Внезапно иммунная система усиливает сопротивление, и все проходит. На вашем месте я бы все равно получил бы лекарство вот по этому рецепту, а также выпил бы большое количество куриного бульона и много воды или чаю. Политика вовсе не так важна, как многие думают. Всегда были правительства, более или менее некомпетентные, и законы, более или менее бесполезные, и человечество продолжает куда-то плестись, несмотря на все это. Проблема с людьми амбициозными в том, что они игнорируют то, что по их мнению не стоит внимания и мечтают о переменах там, где перемены невозможны в принципе, т. е. в способе управления людьми.
О чем болтает этот идиот, думал Роберт. Невозможны в принципе? Он только что пережил Определяющий Момент. Он чувствовал себя на вершине. Глупость доктора его больше не раздражала. В конце концов, дураки не виноваты в том, что они дураки. Но почему бы ему не помочь? Почему бы не поделиться обретенной мудростью с дикарем?
— Это не совсем так, — сказал Роберт, добро глядя на доктора. — Я пришел в политику, чтобы создать условия, в которых перемены возможны.
— Действительно, — сказал Доктор Левайн. — Если это все еще является вашей целью, я бы мог кое-что посоветовать, хотя, на мой взгляд, условия и перемены вы уже создали, не так давно. Два года назад, если не ошибаюсь?
— Вы о чем?
— Помните, что говорится в… хмм… что, когда один из нас жаждет, и вы протягиваете ему кружку с водой, вы становитесь одним из нас? Что-то в этом роде. Вы сделали больше. У человека не было дома, не было, к кому обратиться за помощью, не было надежд. Беглец. Вы накормили его, одели, и дали ему крышу над головой.
Глаза Роберта широко открылись.
— Будь я проклят, — сказал он.
— Может и будете, это никому не известно, — сказал Доктор Левайн. — Слушайте, Возвращение может произойти в любой момент — через два часа или через два столетия, или через тысячу лет, но оно еще не произошло, поэтому время есть. В это верят все христиане, не так ли? Вот вам рецепт. Не возражаете, если я у вас кое-что попрошу? Личное одолжение.
— Каким образом… Не может быть, — сказал Роберт. — Лерой не тот человек, он никогда ничего не
— Не важно, — сказал доктор, пожимая плечами. — У вас память — как сито. Слушайте, окажите услугу, а? Если бы вы могли начать кампанию, или что-то в этом роде… протест какой-нибудь… против бездумного нарушения Третьей Заповеди, данный работник медицины был бы вам очень благодарен. Видите ли, это уже просто никуда не годится, наплевательское отношение к данной части Закона. По телевизору, в кино, на улицах, на работе, дома, везде. Люди просто говорят, и все. Автоматически, бессмысленно, и от этого еще противнее… Противно, понимаете? Церкви почему-то все равно, уж не знаю, почему. Упомяните в речи, а? Серьезно. Если не упомянете, вам все равно зачтется… ну, вы понимаете, о чем я. Но — не обяжете ли меня лично, вашего врача? Создатель, небось, просто вздыхает и воспринимает это как поветрие, что в общем соответствует сегодняшней деятельности человека… Но лично меня — раздражает. Сделаете?
— Я, наверное, брежу, — сказал Роберт.
— Как хотите, — откликнулся Доктор Левайн, пожимая плечами. — Я просто предложил. Кстати, мне было бы удобнее, если бы кто-нибудь занялся бы у вас тут вашими счетами. Последние два чека от вас не обеспечивались деньгами. Это невежливо, понимаете?
Роберт моргнул.
— Не обеспечивались?
Дверь закрылась. Роберт был один в комнате. Он посмотрел на окно. Солнечно. Он поднялся и подошел к стеклу, холодному на ощупь. Гриппа не было. Он был голоден. Приняв душ и тщательно вытеревшись пушистым полотенцем, он побежал вниз, прыгая через две ступеньки. Горничной нигде не было. Секретарша, среднего возраста, хрупкая, недовольного вида женщина, оторвала глаза от чашки со слабым кофе.
— Доброе утро, Губернатор, — сказала она.
— Да, — сказал Роберт. — Слушайте, когда мы с вами последний раз занимались сексом, вы и я?
— Губернатор! — сказала она очень тихо.
— Да ладно вам, — сказал он. — От нас этого ждут, так почему бы и нет? — Он сел рядом с ней и провел рукой ей по затылку и шее — она широко открыла глаза. — Слушайте, — сказал он. — Мы с вами не любовники потому, что вы мне не нравитесь, и никогда не нравились. Я честен с самим собой. Политика мне тоже никогда не нравилась. Я занялся политикой потому, что никто в моей семье не мог придумать для меня ничего лучше.
Говорить правду, оказывается — утонченное удовольствие. Роберт подумал — а имеет ли значение тема?
— Что-то не так, Губернатор? — спросила напуганная секретарша.
На всем теле у него опять выступил пот. Он почувствовал слабость и боль. В глазах на какой-то момент потемнело. Он осознал, что все еще лежит в кровати. Грипп. Ему хуже.
— Я передумал, — сказал он слабым голосом. — Слушайте…
Секретарша стояла рядом с постелью, с блокнотом в руке.
— Позвоните опять Доктору Левайну, — сказал он, начиная паниковать. — Пожалуйста. Мне нужно с ним поговорить. Где рецепт, который он мне дал?
Она нарушила Третью Заповедь, добавив:
— Вы бредите, сэр.
— Доктор. Доктор Левайн. Приведите мне Доктора Левайна.
— Доктор Левайн, сэр? Кто это такой?
— Он мой врач, — сказал Роберт. Слишком слаб, чтобы рассердиться. — Да в конце концов! Он мой врач вот уже скоро лет пятнадцать! Он делает визиты. Что с вами…
— Вы имеете в виду Доктора Шульца, сэр?
— Какой еще к черту Шульц? Вы на чьей стороне, вообще-то, а? Однопартийцы под меня копают? Доктор Левайн. Мне нужен Доктор Левайн!