В простор планетный (с иллюстрациями)
Шрифт:
Герда с ужасом смотрела на Рашкова: как можно было принять такое отчаянно смелое решение?
А он продолжил:
— …чтобы заменить ее заново выращенной. — Рашков улыбнулся: — Дети играют в пятнашки. Как сто и триста лет назад!
Глава 27
Наблюдения и предположения
Дежурил Жан. Пост установили на крыше палатки, чтобы расширить поле наблюдения.
Приняв таблетку от утомления (на Венере их приходилось принимать часто), Жан в бинокль рассматривал грибы. Но рассматривать, собственно, было нечего: они продолжали стоять неподвижно, утратив, казалось, всякую способность
В бинокль все отчетливо видно. А грибы, наверно, не видят Жана. Есть ли у них вообще органы зрения? А может быть, есть, и гораздо более совершенные, чем наши? Но как бы то ни было, они, по-видимому, никак не реагируют на близкое присутствие людей. И вообще не проявляют признаков жизни.
Или они в самом деле умерли? Тогда и излучения не должно быть.
Ничто не меняется. Утомительно однообразное зрелище. Жан невольно прикрыл глаза. Нет, нельзя это делать! Часовой должен быть бдительным.
То, что он увидел в следующее мгновение, показалось ему обманом зрения.
Гриб-вожак внезапно рассыпался. Словно беззвучно взорвался. Там, где он только что стоял, — пустое место.
Второй…
Третий!..
Жан сильно постучал в крышу палатки. Вряд ли друзья крепко спали: слишком напряженным было ожидание. Может быть, они даже оставались в скафандрах? Во всяком случае, что-то уж очень быстро миновали шлюз, стремглав взобрались на крышу. Приставив к глазам бинокли, они еще успели увидеть, как рассыпались последние грибы.
Теперь надо, не теряя времени, посмотреть, что же осталось от них. Но и об осторожности забывать не следует. Потихоньку стали подбираться туда, где недавно стояли опасные грибы.
Излучения не чувствуется. Это понятно: грибов-то нет.
Итак, грибы насытились и тут же прекратили свое существование? Странно!
Собрались уже было восвояси, как вдруг Жан, упорно глядевший под ноги, быстро нагнулся и поднял какой-то черный шарик. Он тотчас узнал: такие же видел между перекладинами шляпки, когда лежал под грибом…
— Это спора гриба! — уверенно заявил он.
— Но с ними самими что же сделалось? — спросила Эйлин.
Жан только плечами пожал.
После дальнейших настойчивых поисков нашли еще несколько десятков спор. Все они были покрыты прочной, но почти незаметной из-за своей прозрачности пленкой, как и деревья. Эти трофеи следовало бережно сохранить и доставить в штаб.
Когда в Штабе освоения подводили итоги первых трех отраслевых экспедиций, то наибольший интерес вызвало открытие группы Жана. Разумеется, более подробно разузнать о грибах можно будет лишь после того, как удастся разыскать еще такие же и по возможности тщательно обследовать их. Пока же биологи предположили, что грибы, насытившись, заканчивают основной цикл своего развития. Они переваривают или как-то иначе усваивают пищу, в это время дозревают их споры или семена. На Земле есть растения, которые как бы выстреливают свои споры на довольно большое расстояние. Хищные грибы Венеры взрываются целиком. Пока еще невозможно сказать, только ли спорами они размножаются или также семенами. Доставленные шарики — это гигантские споры, как и предполагали Жан и другие участники его группы.
Может быть, микроскопически мелкие частицы, на которые рассыпается тело гриба и которые путешественники не смогли найти, тоже дают начало новым грибам?
Что касается излучения грибов, то, возможно, оно аналогично
Глава 28
Невозможно? Нет, выполнимо!
Человечество имело в своем распоряжении достаточно энергетических ресурсов, чтобы регулировать климат по всей Земле. Теперь уже не было свирепых зим в Арктике и Антарктиде, не было «полюсов холода», огромных безжизненных пустынь и раскаленных пространств в тропиках. Все это существовало лишь в малых масштабах в виде заповедников. Бураны, метели, штормы центральное бюро погоды устраивало только для спортсменов и туристов по заказам экскурсионного бюро в заранее обусловленное время — в тех же заповедниках.
Но были сохранены прекрасные ровные зимы на севере и юге Земли. Они привлекали многих туристов из экваториальной полосы.
Институт комплексной медицины находился не в самом Марсакове, а далеко за городом, в густом хвойном лесу. Герда рада была, что попала в институт в ясное, прозрачное, морозное время года.
У себя на родине она прежде с большим удовольствием ходила на лыжах. Теперь это ее не привлекало. Можно было бы научиться обходиться одной рукой. Но зачем? После того как Рашков объяснил ей принцип лечения, она уже верила, что рука восстановится.
Она полюбила просто гулять в лесу.
Деревья стоят в величественной неподвижности. Пушистые клочья снега отяжелили их ветви. По временам снег срывается, и облегченная ветвь выпрямляется… Темная или голубоватая зелень хвои перемешана с белизной. На устилающем землю снегу треугольные следы птиц, пятнистый след зайца. Порой птицы перекликаются. Грузный ворон пролетит, гулко каркнет, сядет на сук.
Сук пригнется и, стремясь сбросить хоть часть лишней тяжести, стряхнет немного снега. Белка перепрыгнет с дерева на дерево, станет на задние лапки, замрет, прислушиваясь.
И все это тонет в океане тишины, которую неторопливые, спокойные птичьи голоса не нарушают, а лишь оттеняют.
Сейчас синее небо почти безоблачно. Только одно легкое перистое облачко виднеется на востоке. Полдень, но солнце стоит невысоко. Лучи его проникают сквозь хвою и ложатся на пышный, свежевыпавший снег прихотливо бесформенными бликами, отсвечивают вспыхивающими и гаснущими алыми, синими искорками.
Герда медленно идет слабо протоптанной, без конца извивающейся тропкой. Она прислушивается к своей отсутствующей руке. Вначале рука болела — и как раз там, где ничего нет: в локте, кисти, пальцах. Приходилось принимать болеутоляющее. Теперь нигде не болит. Но рука… Нет, не рука, а культя… какая-то странная. В ней что-то происходит, а что, Герда не может себе объяснить: смутные, глубоко затаенные жизненные процессы.
Герда вспоминает разговоры с Рашковым, особенно вчерашний, подробный.
Они сидели в его кабинете. Рашков говорил:
— Когда-то врачи гордились совершенными протезами конечностей. Эти протезы не только нельзя было отличить от настоящих рук и ног, но они к тому же были так удобны, что человек порой забывал о них. Однако не надолго: их приходилось снимать, мыть, чистить, менять износившиеся.
Позднее стали приживлять больному потерянную конечность. Иногда его собственную, если она, отделенная от туловища, оставалась более или менее целой, что, разумеется, случалось очень редко. Иногда брали руку или ногу от трупа человека, погибшего из-за несчастного случая. Но таких случаев становилось все меньше.