В прятки с любовью
Шрифт:
Джанин посмотрела вслед молодому Итону и подумала, что проблем с ним не оберешься. Можно было бы его казнить, он то ведь тоже дивергент, но… Маркус все еще лидер Отречения, не хочется давать повод для распрей, надо их утопить, а не делать из них мучеников. Так что Тобиаса придется отпустить. Надо, чтоб его Эрик грохнул, где-нибудь на задании, что ли…
Все идет не совсем так, как она предполагала. Эрик не становится машиной для убийства, он какой-то слишком расчетливый. Плохо это. Вся логика, эрудированность должны постепенно отключаться под моделированием, а они работают, да еще как. Раньше он не мог сопротивляться гипнозу, а теперь вот смог. Не застрелил девчонку, надо же. И сцену ревности закатил ей, уму непостижимо, неужели правда что-то чувствовал к ней? Ну, теперь эта проблема решена, слава богу! Теперь ничто не будет его отвлекать от изменения личности.
Джанин идет в свои апартаменты. Смерть девчонки надо отметить. Эрик все испортил, не дал насладится моментом, не дал вобрать в себя этот тонкий многогранный процесс… Отбирать жизнь надо правильно, спокойно, в тишине, а если голосить и так сильно переживать… То все смазывается и ничего не получается. Вот чего он так распсиховался? Сколько он девок и парней перебил, и не было такого, а тут… Смотреть на плачущего Эрика было до мерзости противно. Вот уж не ожидала от него ничего подобного. Чего убиваться так по девке, ну вот что в ней такого, чтобы так себя вести? Сидит и ноет над трупом, вот картина маслом! Ну да ладно. Зато теперь…
А что теперь… Теперь вступает в завершающий этап подготовка к запланированному утоплению Отречения. Статьи уже выходят, Маркус уже бесится… Джанин улыбнулась… Скоро. Скоро все для них закончится.
Ах, черт возьми, совсем забыла про… Женщина со всех ног бросилась в лаборатории. Там, в комнатах для подопытных у нее осталось одно дело. Уже подходя ближе, она услышала детский плач. Как она могла забыть? Джанин врывается в комнату, достает из продуктового шкафа бутылочку и всовывает ее в рот ребенку. Он сразу замолчал и стал умильно причмокивать. Да вот беда. Джанин была в раздражении, нисколько она не умилялась. Ее страшно раздражал этот ребенок, но это было частью эксперимента, ребенок должен был знать ее запах, должен был узнавать ее и получать от нее питание, иначе ничего не выйдет. Она с удовольствием переложила бы все это дело на лаборантов, днем так и было, но хотя бы один раз в день она должна была его покормить.
Ребенок получился отличный. Знатный. Сто процентный дивергент. Теперь дело за малым. Можно изучать его как угодно, с физической, психической стороны… С самого рождения. Необыкновенная удача. Спасибо тебе, Кристиан Фьюри, все-таки ваша семейка не такие уж бездарные, смогла сделать хоть что-то полезное для нашего общества. Печально, что ты умер так и не узнав, что стал папашкой, но продержался ты довольно долго. И достойно. Надеюсь, твой сын будет еще крепче тебя.
Жаль, что пришлось Эрика временно лишить возможности размножаться, было бы забавно посмотреть на его потомство, изучить как влияет моделирование на плод, но это было необходимо для эксперимента. Последние исследования показали, что у бесплодных отсутствует мотивация и делает их значительно агрессивнее к окружающим. Грубо говоря, так легче убивать. Ему это было необходимо, а когда завершиться моделирование, больше не будет необходимости его демотивировать, так что все очень даже неплохо складывается.
Ребенок доел и уставший от долгого плача, тихонько уснул. Этот мальчик просто находка. Джанин погладила шелковистую голову. Она любила свои эксперименты.
Эрик
Спустя несколько лет
Я, не торопясь, иду по коридорам Бесстрашия. Все здесь стало уже очень хорошо знакомым и родным; я иду, совершенно не задумываясь и не сразу понимаю, что меня окружает туман. Хотя в Яме неоткуда взять туману… Воздух стал густой, насыщенный, очень влажный, тяжелый… Смутная и необъяснимая тревога пробирается в сознание, в груди ворочается тяжелый колючий моток, сдавливает, сминает, не дает дышать… Я продолжаю двигаться вперед, но мое тело не слушается меня, я чувствую, что не могу шевелиться, но при этом я иду куда-то против своей воли.
Яркий белый свет режет глаза. Режет сильно, до боли, до помутнения в голове… Рука, будто чужая, прямая как палка, держит пистолет, направленный… я не вижу куда. Вокруг очень ярко, а впереди туман. Меня страшно раздражает тут все, какая еб*ная неопределенность, я не могу понять, что от меня надо. Застрелить дивергента — это честь, избавить общество от этой мрази… Отчего эта мысль вызывает раздражение больше всего?
Туман потихоньку рассеивается, и мой взгляд утыкается в привязанную к стулу девушку. Она живая, плачет, рот открывается в беззвучном крике. А мое тело будто парализовало. Я не могу даже вздохнуть, не говоря о том, чтобы шевельнуться. Это она, как хорошо, что это был сон, она не умерла, она жива, я могу прикоснуться к ней, погладить ее волосы… Она дышит, двигается, смотрит на меня яркими голубыми глазами, и это все неважно, потому что главное, что она жива, я не убил ее и могу ее спасти…
Я так хочу освободиться от пут, хочу рвануться к ней… Но не могу, меня пригвоздило, тело меня не слушается. Руки покрываются чернотой, она наползает на меня, поглощает, я чувствую, что задыхаюсь… Что-то мерзкое, что живет во мне проступает, словно сквозь кожу, из меня проявляется нечто отвратное, противное, такое гадкое, что в животе скрутился тугой ком… Очень, вот просто до дрожи я хочу избавиться от этого, но оно сильнее меня, оно вживается в мою сущность, оно… становится мной. Из последних сил борюсь с этим, но не могу… Сознание покидает меня, уступаю мощному напору…
Несмотря на то что нечто заменило меня собой, я продолжаю видеть, слышать, ощущать, но все как бы со стороны. Вижу, как девушка, привязанная к стулу, бьется, старается вырваться, она кричит, плачет, зовет на помощь. Все мое сознание рвется туда, к ней, ей помочь, но я лишь бестелесная оболочка, а то, что было мной, стоит перед ней с вытянутой рукой, в которой зажат пистолет.
Я вижу его, у этого нечто мое лицо, чуть прищуренные глаза, вздернутая в презрительной насмешке губа. Гладковыбритая щека чуть дергается, выдавая в нем живого человека, а не тупую целлулоидную куклу, готовую на все для удовлетворения этого отвратительного нечто.
Будто запертый в прозрачном коконе, я бьюсь в своей тюрьме, пытаюсь разбить стекло, раз за разом налетая на него, разбивая лицо, руки в кровь, глаза застилает пелена, я смахиваю ее и все продолжаю вырываться, но у меня ничего не выходит. остается только бессильно наблюдать, как нечто кладет палец на курок, пистолет направлен прямо девушке в лоб. Смотрю на происходящее, не отрывая взгляда и мне кажется, что этот пистолет направлен на мою жизнь, на все хорошее что в ней было; сейчас он нажмет и не будет больше ничего, одна сплошная чернота, мерзость, ужас, страх, боль. Я так хочу его остановить, не хочу жить после того, как все это увидел…
Рука, в которой зажат пистолет, дергается, выстрела я не слышу, но прекрасно его вижу и даже ощущаю отдачу в своей руке, запах пороха и огня, тяжесть оружия… Пуля, как сама смерть, медленно летит в сторону девушки, еще доля секунды и ее не станет, а вместе с ней не станет и меня… Останется вот это нечто, несущее с собой смерть и ужас…
Я не хочу смотреть, закрываю глаза, но все равно вижу, как пуля врезается в ее голову, разбивает вдребезги то, что только что было живым, таким теплым, светлым, было моим спасением. Я сам уничтожил это. В одни миг оказываюсь в своем теле, это уже моя рука держит только что выстрелившее, еще теплое оружие, мои глаза смотрят, что сотворило нечто. Дёргаюсь к ней, может быть, ее еще можно спасти… И просыпаюсь.