В прятки с «Прятками»
Шрифт:
Господи, в голове не укладывается, какой же сукой надо быть, чтобы ставить эксперименты на собственном ребенке? Значит, мама перешла из Бесстрашия, чтобы уберечь меня от него? Сэм колол ей какие-то сыворотки, прекрасно зная о беременности… В груди разливается огненная ненависть, что ни вздохнуть, ни выдохнуть не выходит, воздух колючим клубком застрял в горле. Это не просто бесчеловечно, я даже слово подобрать такого не могу, чтобы охарактеризовать «отца». Отец? Нет. Бен Финн был моим отцом, пусть не родным, но самым настоящим, который растил меня, любил и заботился. А Сэм… ему нужна моя кровь, оказывается, я всего лишь эксперимент, причем, видимо, удавшийся, раз меня так активно ищут. И Дин, несомненно, прав — рано или поздно меня найдут, не так уж и сложно, имея большую армию в подчинении, прочесать весь
Эрик, как-то, на удивление, спокойно принял новость о том, что я дочь нашего врага. И плевать ему на то, что я часть какого-то там эксперимента, впрочем, как и он сам. Я видела его «монстра», когда поцеловала. Он проявился, глаза затопило всполохами безумия, пытаясь причинить вред, но Эрик смог обуздать эту сущность, не позволил обидеть. Мне все еще немного странно, конечно, трудно привыкнуть к тому, что его «монстр», хоть меня и рьяно защищает, но все еще иногда жаждет моей крови… А каково Эрику? Он привык, что его все должны бояться, сторониться, чувствуя исходящую от мужчины опасность, поэтому и отталкивает меня, стараясь лишний раз ни прикасаться ко мне, ни разговаривать, желая таким способом уберечь от самого себя, и не может принять, что нужен мне любой. Я знаю, что лидер уверен в том, что я должна его бояться, но я больше не боюсь «монстра», потому что Эрик может его сдерживать ради меня. Надежда охватила всё моё существо.
Правда, он так и не сказал ни слова, вернувшись совершенно мокрый, только прищурился, стягивая губы в тонкую нитку, окинув меня взглядом полным горечи и тоски, где не было ни намека на безумие и агрессию, и тщетно пытаясь принять безразличный вид, поспешил исчезнуть на разведку, оставив тонуть меня в мыслях и ощущениях произошедшего, вспоминая медленное касание пальцами его шее, заставляющее чуть вздрогнуть, но не отшатнуться. Тогда я боялась только одного, что он оттолкнет, не оставляя ни единого шанса. Но Эрик не шевелился даже, позволяя скользить пальцами по своей разгоряченной коже. Только прикрыл веки, не сдерживая прерывающегося дыхания, а потом распахнул глаза, и затуманенный взгляд был так близко, заставляя сходить с ума… От горячих, жадных губ, почти укусов, оставивших все еще ощущающиеся следы на моих губах, помнящих вкус его поцелуев. Одурманивающий запах, рельеф и тяжесть мужского тела. Такое острое желание… И кончики пальцев покалывает, будто, все еще они чувствуют под собой тепло его кожи. Вокруг сердца разлилось что-то особенное… Фух, надо срочно отвлечься.
Оказавшись на берегу небольшого ручья, сморгнув волнующие картинки, замелькавшие перед глазами, я стаскиваю пропотевшую за день одежду и захожу в воду. Ой, холодная какая… кожа моментально покрылась мурашками. Быстро окунувшись, намыливаюсь, краем глаза следя за окрестностями. Оружие, предусмотрительно лежит рядом, на берегу, на случай, если кто пожалует. Вокруг тихо, кажется ни души, но в какой-то момент появившееся ощущение, что за мной наблюдают, становится слишком навязчивым, что я резко выпрямляюсь и оглядываюсь по сторонам, готовясь броситься за пистолетом, но расслабляюсь, потому что не чувствую опасности от этого взгляда. В последнее время, Эрик еще чаще оказывается рядом, словно без причины, бросая быстрые взгляды, просто украдкой наблюдая за мной, что-то делающей или тренирующейся, постоянно приглядывая, оберегая, иногда спрашивая что-то совсем неважное, чтобы оправдать свое присутствие, или же, наоборот, старается оставаться незамеченным, вот как сейчас.
Чувствую, что румянец заливает щеки, а сердце замирает, пусть у Эрика даже такая своеобразная забота, но она, безусловно, приятна. Почему-то, я уверенна, что он никому не позволит меня обидеть, даже себе. Он единственный, кто будет защищать меня до последнего вдоха. И я тебя, родной… Осторожно плескаюсь, не создавая много шума, обводя глазами ближайшие деревья, темно, но точно знаю, что он там. С довольно сильно отросших волос, по спине течет вода, заставляя ёжиться, я внимательно осматриваю свое тело, смывая мыльную пену. Мда, худющая и в синяках… Интересно, я еще красивая? У Эрика же не спросишь.
Купание заканчиваю почти в рекордно-короткие сроки, уже ощутимо стуча зубами, и одевшись, наконец, в теплое и чистое, благоразумно топаю обратно к составам. Если бы Эрик захотел подойти, то подошел бы сам, не стоит мужчину так неосмотрительно провоцировать, ему тоже нелегко. Через несколько минут, за спиной раздались чуть слышные, размашистые шаги, которые все приближались и приближались. Пфф, тоже мне, верный страж!
— Замерзла? — спустя минуту, послышался совсем близко голос мужчины, вплотную приблизившегося и напряженно глядящего куда угодно, но только не на меня.
— Не успела, — отнекиваюсь я, подавив в себе озорную искру ляпнуть что-то, на вроде: «А ты что, согреть хочешь?» — Какие у нас планы на завтра? Охота?
— Все как обычно. А у тебя есть какие-то предложения? — чувствую, как он усмехается, нависая огромной тенью за моей спиной.
— Да нет, ты командир.
— Неплохо было бы сообщать о своих передвижениях, а не срываться без предупреждения. — Эрик даже изобразил строгость на лице и, наблюдая за моими руками, спешащими продемонстрировать оружие, с которым я не расстаюсь ни днем, ни ночью, пояснил. — Тут только кажется безопасно, на самом деле странно, что нас до сих пор не выследили.
— Но ведь эта развязка находится довольно далеко от территорий фракций. Патруль сюда не заходит…
— Зато изгои знают про это место. Ведь это мы их отсюда выдворили и устроили тут базу. Конечно, просто так сюда они не попрутся, но зная, что тут кто-то обитает, могут и прийти. По наводке.
— Хорошо, как скажешь, буду докладывать обо всех своих действиях. Скажешь когда тебе это окончательно надоест.
Я пожимаю плечом, аккуратно скашивая на него глаза, пытаясь скрыть улыбку при виде непривычно неодобрительно-озабоченного лица Эрика. Мазнув по моей мокрой макушке быстрым взглядом, мужчина предсказуемо нахмурился, поспешив меня обогнать, и бросил через плечо, замедлив на мгновение шаг.
— Не отставай. Сегодня тренировок больше не будет, — сделал послабление лидер, умолкая до самого прихода в наше убежище.
— Вот уж спасибо, так спасибо, а то я уже готова рухнуть от усталости. Только есть очень хочется, что у нас на ужин, мясо и фасоль? Хлебушка бы свежего, ммм… — мечтательно протянула я, залезая в вагон, и застыла, потому что на столе действительно лежал хлеб и… — Что это? Молоко? Эрик, а откуда… — изумилась я, округлив глаза и оглядываясь на мужчину, усердно прячущего улыбку в уголке губ.
— Выменял за патроны, когда Сэм привозил халявную жрачку изгоям, в надежде зазвать оставшихся в свою армию, — нарочито безразлично пожал он плечами, торопливо прикуривая. — Ешь и ложись спать. Надеюсь, сегодня ты не будешь верещать на все депо.
— Я тоже надеюсь. Хоть какой-то позитивчик, — тихонечко бурчу, не церемонясь ломая огромный ломоть хлеба. Боже ты мой, знал бы кто, кайф-то какой! А как пахнет, слюной захлебнуться можно!
А завтра нас ждет очередной, тот еще приятный денек! Под ложечкой неприятно заныло и душевная боль, немного отпустившая, вернулась и принялась терзать с новой силой, что хочется утопиться, не сходя с места. Мне тяжело дается каждый этот день, отделяющий меня от прошлой жизни, сосредоточенной сейчас в череде убийств и мести. И с каждым новым убийством, где-то внутри меня все медленно отмирает, заливаясь жидкой, ледяной пустотой. Накатывает просто дикая апатия и отвращение. Я как будто превращаюсь во что-то черствое, ожесточенное и темное, все меньше и меньше способное ощущать радость, страх, сочувствие, боль… Только ненависть и чувство долга. И, кажется, любое хорошее человеческое чувство, оставшееся во мне, просто рано или поздно исчезнет, вместе с душой, заставив разорваться мое сердце на сотни ломких осколков. Я не хочу, до дрожи по телу не желаю превращаться в беспринципную тварь. Не хочу убивать. Я не такая сильная, какой кажусь. Но мне не оставили выбора, правда? Я больше не могу по-другому. Я просто больше не могу. Лучше я буду сражаться, чем сидеть в ожидании смерти. Принятие собственного решения, было для меня попыткой вновь стать хозяйкой своей судьбы. Это закон выживания — не убьешь ты, убьют тебя… и тех, кто тебе дорог. Тех, кого ты любишь. Так надо. Иначе нельзя. Иначе ничего не закончится.