В прятки со смертью
Шрифт:
Он без колебаний поставил свою жизнь на карту ради нас, рискуя потерять ее, если Итон ему не поверит. Бл*дский Фор… удравший за стену, отказавшийся от борьбы, оставивший наши дома, фракции, город на растерзание, уничтожение ублюдкам, играющим в власть. Считавший Эрика предателем. Душа рвется на клочки от одной мысли, что все зависит от Итона. Зависит жизнь Эрика. Самая дорогая и бесценная для меня. Пальцы в бессилии сжимаются в кулаки, зная, что она может оборваться. Его, который бросился в самое пекло, пытаясь защитить, возродить, вернуть нашу жизнь. Бесстрашие. «Яму».
Дать людям надежду, будущее. Право на выбор. Да, он лидер, истинный лидер! Настоящий бесстрашный! Лидер!!! Способный повести за собой людей. Но ему всего двадцать четыре года. Совсем парнишка, взваливший на свои плечи тяжелую ношу, слишком сильную ответственность и никогда не смевший жаловаться. Сомневаться. Отступать назад. Не смевший сдаться. Он сильный. Без сомнения сильный. Решительный. Бесспорно лучший, да!!! Мы вернем наш город. Наш дом. Мы не отступим. Не сдадимся. Мы выстоим, все переживем. Мы победим!!!
Я пойду за ним в пекло, спущусь в самый ад. Отдам свою жизнь за него, не дрогнув, без сомнений. Без раздумий. Я не никогда не предам его. Не продам. Не отвернусь. Не усомнюсь. Он мой! Только мой! А я его!
Эрик
Музыка: «Forgiven» Within Temptation
И опять ночь. Снова ночь. Не могу уснуть, ничего не помогает, ни тренировки на износ, ни горячий душ, ни сигареты. В голове крутятся нескончаемым потоком мысли о завтрашнем дне. Сижу на ступеньках, ведущих в здание Маяка. Место навевает воспоминания о захватах флагов, выигрышах и проигрышах. Соперничестве.
Фор, который первый и который ничего не сделал, чтобы помочь. Станет он меня слушать? И вообще разговаривать? Сбрасывать его со счетов или он меня поддержит? Может не ходить к Фору, а сразу поговорить с Трис, она то, вроде, все понимает, как надо. Черт, как мало времени, как мало людей. Мальчишке руку сломал. Мальчишка — говно первостатейное, урод гребанный. Раскрыл свой хавальник. Провоцировал меня, вот и нарвался, мудак! А она? Она-то как? Вот черт.
Я думал мне нужна власть, я буду упиваться своей силой, положением, подчинением всех и вся. Буду всех контролировать. Все держать под контролем. Но я неожиданно понял, что власть, лидерство само по себе — полная бессмыслица. Когда это произошло? Сейчас? Или когда я почувствовал первую эйфорию, вырвав из лап смерти своего первого бойца? Когда первый раз закрыл собой зазевавшегося мальчишку, которого потом сам же и выкинул к изгоям? Когда меня на полном серьезе стали называть «лидер», а не в насмешку? Когда рукопожатия стали крепкими, такими крепкими, что похожи на неразрывные узы? Когда «спасибо, что не дал сдохнуть» стало больше похоже на позывной, чем на благодарность?
Когда она появилась в моей жизни, я делал все, чтобы не пускать ее туда. Видит бог, я делал все. Но это не помогло, она вошла в мою жизнь так крепко и глубоко, что мне самому не верится. Она мое слабое звено. Я не смогу принести ее в жертву никому и ничему, никаким войнам, никаким фракциям, если речь о ней, мне сразу становится на всех по*бать. Но так не должно быть. Это проигрыш. Это поражение. Но без нее все теряет смысл. Для меня. Я не тот парень, который сделает ее счастливой. Не тот, кто будет бегать, подтирать у нее сопли. Я монстр, рядом со мной она найдет смерть, боль, горе и все, чего она не хочет и боится. Я тот парень, который может разбить ей голову и сильно обидеть в своем раздражении и гневе. Не тот…
Хочется взять ее, увести отсюда подальше, чтобы она не участвовала во всем этом, чтобы была в безопасности. Чтобы оставалась нежной, мягкой, теплой, женственной, а не стальной и неприступной, как сейчас.
Я все время думаю о ней, вместо того, чтобы думать о том как победить, как это сделать быстро и с наименьшим количеством потерь. Если она не верит в победу, не верит в меня, ей нельзя воевать. Ей восемнадцать, она только что прошла инициацию, для нее война — это ужас, кошмар, боль, горе, смерть. Для меня это освобождение, вера в будущее, в то, что оно вообще будет. Как ей объяснить? И надо ли объяснять? Это надо почувствовать, это невозможно объяснить. Это называется единомышление. Если она не со мной, надо ее отправить в безопасное место. Только где оно сейчас? Возьму ее с собой на полигон, там Сэм ее не достанет. В боях не дам участвовать. Захочет там жить отдельно, ну значит будет. Но если я буду ломать руки каждому, кто до нее дотронется, у нас пожалуй не останется бойцов совсем. Черт, ну вот что за х*йня, как со мной вообще такое могло произойти?
Позади себя слышу осторожные шаги. Я знаю, что это она. Я чувствую. Садится рядом со мной на ступеньку. Берет у меня из пальцев прикуренную сигарету. Затягивается.
— Ты чего не спишь?
— Не спится.
Ясно. Понятно. Не спится. Встаю, снимаю куртку.
— Встань-ка, постелю, чтоб на камне не сидела.
— А на коленки можно?
На коленки? Отчего же нельзя, не думал просто, что ты захочешь. Пригласительным жестом показываю, садись, мол. Садится ко мне на колени, опускает свою многострадальную голову мне на плечо. Как же хорошо. Беру ее в кольцо рук, глажу по голове. Вздыхает. Трется о мое плечо носом. Ночь и тишина. И не хочется ее отпускать. Тихий, чуть слышный шепот: — «Я в тебя верю. Я с тобой…»
Эшли
Над нами висит целая бездна, усыпанная россыпью крупных, ярких звезд, слегка затянутая рваной пеленой облаков. Не спится, не смотря на убаюкивающий шум ветерка. Может, я мешаю, но… не хочется, чтобы он в одиночестве перебирал свои печали. Сидим в тишине. Осенняя ночь пробирается ближе. Немного ёрзаю, устраиваясь поудобнее. Обнимает меня, прижимает к себе. Утыкаюсь носом в крепкое плечо. Вдыхаю родной запах. Ты мне очень дорог… Приятная теплота любимого тела дает ощущение умиротворения. Сердца гулко перестукивают, сливаясь в один ритм. Зажмуриваюсь, прижимаясь сильнее.
Горячий выдох, куда-то в макушку обдает жаром, стягивая кожу мурашками. Длинные пальцы осторожно зарываются в мои волосы, медленно и ласково гладят. Чуть заметный изгиб уголка губ. Неизменный прищур расплавленного серебра, из-под полуопущенных ресниц. У меня перехватывает дыхание от смеси обожания и щемящей нежности. Ему ничего не надо больше мне доказывать. И даже говорить не надо. Его взгляд яснее всяких слов… Чувствую, как краска заливает щеки. Хорошо, что темно.
Сквозь жесткость, презрение, заносчивость, цинизм, гневливость и грубость, проступает такой надежный, умный, твердый, несокрушимый, несомненно бесстрашный воин, за которого хочется держаться и никогда не отпускать. Сколько у него ранений? Сколько раз он умирал? Он говорил, что страшно, только первый раз. Одну из его смертей я всегда вижу во сне… и умираю вместе с ним. У Эрика много шрамов, много кровавых отметин боли, превратившиеся в выпуклые бледные полосы, навечно вгрызшиеся в тело. Как жаль, что нельзя их взять и стереть… я бы все отдала за это. Сколько же он уже пережил… Как-же хочется сделать тебя счастливым.
Задумчиво трет переносицу пальцами, прерывая мой поток неторопливых мыслей и снова притягивает к себе. Тело начинает неизбежно реагировать на ночную прохладу. Получится ли у нас воссоздать мир? Получится. Я верю. Ты не один. Я всегда буду с тобой. Если я скажу не волноваться — это ничего не изменит. Конечно, ты не перестанешь. Я бы умирала от ужаса… но ты сильный. Мой настоящий, бесстрашный лидер! Мы со всем справимся. Странно, но сейчас так хорошо на душе, плавная волна в середине тела растекается к кончикам пальцев… Так спокойно.