В пустыне волн и небес
Шрифт:
Выдав этот краткий обзор строения крыла, я призадумался. Домой не пошел — вернулся в сарай. Я практически ничего не знал о внутренней конструкции крыла. Настало время его изучить.
Я разобрал каждое крыло, потратив на это почти весь день. Вечером по дороге домой я встретил одного из своих новых знакомых — Гоуэра Уилсона. Он задал мне популярный теперь на острове вопрос:
— Что ты собираешься делать с самолетом?
— Собрать его здесь заново.
— И заказать новые крылья, полагаю?
— Нет, их тоже хочу восстановить здесь же.
— Неужели? А что ты знаешь о конструкции крыла? Мне кажется, это очень сложная штука, да к тому же здесь нет ни инструментов, ни подходящего места для работы. Вряд ли получится.
— Ничего страшного, я просто посмотрю, что и как развалилось, и соберу все заново.
— Ну что ж, интересная идея, поздравляю.
— Идея не моя, черт бы ее побрал. Это Кирби надоумил.
Я начал с того, что составил список всего необходимого. Подучилось 14 страниц.
Так начался странный и в то же время удивительно счастливый период моей жизни. Я обосновался у Дигнэмов и стал островитянином: ловил рыбу, охотился на крыс (за хвост крысы выплачивалось вознаграждение — целых 3 доллара) и испытывал огромную радость от причастности к необыкновенно искреннему, открытому и приветливому сообществу людей. Насколько я мог судить, на Лорд-Хоу сложились коммунистические отношения, но не в политическом, а в истинно библейском смысле.
Остров жил продажей своей продукции, доход делился поровну. Источником общественного дохода была в основном продажа семян местных видов пальм, способных выдержать умеренный климат. Остров управлялся администрацией австралийской провинции Новый Южный Уэльс, которая предписывала заготовить определенное количество семян к прибытию очередного парохода.
Я влюбился в Лорд-Хоу и не мог вообразить себе более привлекательного уголка на земле. Здесь жили счастливые, милые люди; мужчины — интересны, женщины — обаятельны. А сам остров — просто рай. Особенно притягивала меня лагуна; я любил приходить на берег ночью и бродить при свете луны по белому коралловому песку. Неподвижный воздух был чист и неправдоподобно прозрачен. От этой ночной красоты щемило сердце.
Но я не переставал обдумывать план восстановления своего гидроплана. Список необходимых материалов пополнялся, и, когда пришел пароход, я отправил с ним запрос в Сидней. Приближалась пора штормов и бурь, свирепствовавших здесь в конце зимы. Надо было торопиться, и я отказался от намерения делать всю работу самостоятельно. Мне нужен был помощник, и я обратился к брату Гоуэра Уилсона — Роли. Он охотно согласился.
Сколько он хочет за работу? — С радостью поможет мне безо всяких денег. — Нет, так не годится; сколько бы ему заплатили, работай он на кого-нибудь из своих здешних сограждан? — Обычная работа — обычные деньги, а если с лошадью, то больше. — Я сказал, что буду платить ему, как за работу с лошадью. На том и порешили.
Роли был мастером на все руки и необыкновенно приятным парнем. Начал он с покраски внутренней поверхности поплавков. Дело это было сложное: он засовывал руку по локоть в узкий люк и работал кистью вслепую, на ощупь. Однажды он позвал меня:
— Смотри-ка, Чико, что тут сделали: трещину между килем и корпусом поплавка просто взяли да замазали шпаклевкой! Я ее могу запросто ножом выковырнуть.
Действительно, странное решение проблемы. Роли убрал ножом всю шпаклевку и потом тщательно закрасил трещину. Только через несколько лет я узнал, что это была вовсе не шпаклевка, а разрушившийся под действием электролиза дюралюминий. Удивительно, что я сам тогда об этом не догадался.
Пароход «Макамбо» привез из Сиднея заказанные мной материалы, и мы принялись за восстановление крыльев. Меня не покидало беспокойство слишком уж сложное дело нам предстояло. Из присланных мне чертежей я узнал, что размеры каждой мелкой деревянной детали крыла должны быть выверены с точностью до 15 сотых дюйма.
— Лучше бы нам не присылали эти чертежи, — сказал я. — Посмотришь на них, и руки опускаются. Вообще, я думаю, нам не надо восстанавливать хотя бы одно крыло — пусть служит эталоном.
— Знаешь, — ответил Роли, — и я как раз об этом подумал.
Каждое крыло имело десять ребер жесткости; кроме того, края укреплялись мелкими ребрышками. Ребра состояли из тонких — не толще картона — еловых пластинок: по 21 штуке на каждое ребро. Каждая пластинка должна быть точно пригнана на свое место, склеена и скреплена с другими, а все ребро жестко крепилось к лонжеронам. Мы корпели над этим процессом пусть медленно, но постигали его секреты. Каждый час работы обогащал нас новым опытом и новыми навыками, так что в конце первой недели мы уже представляли, как собирается аэроплан.
Первое сделанное нами крыло выглядело очень неплохо. Мы тщательно, не пропустив ни одной трещинки, выкрасили его водостойкой краской. Затем надо было покрыть крыло специальным лаком чтобы ткань не прилипала к ребрам. Мне прислали 40 галлонов разной краски, но лака я не мог найти. Между тем в накладной он значился. Нам так и не удалось его обнаружить, зато мы нашли банку с надписью «Разбавитель», которого в накладной не было. Быть посему: покрыли поверхность крыла слоем этого разбавителя. Теперь предстояло обтянуть крыло куском легкой ткани размером 14 на 10 футов. Вопрос: как обтягивать — туго или же свободно? Мнения разделились. Роли был сторонником «тугого» варианта, мне же он казался ошибочным.
— Ткань со временем сядет, — убеждал я, — и если сейчас обтянуть туго, то потом она порвется.
Роли не соглашался. В тот день мы так и не пришли к согласию, а утром я сказал:
— Знаешь, Роли, ты прав — обтянем туго.
— Вот тебе и раз, — засмеялся он, — а я только что подумал, что прав ты и надо сделать обтяжку свободной.
В конце концов мы приняли компромиссное решение — не слишком туго, но и не слишком свободно.
Сшить чехол взялась щедрая, добросердечная девушка Минни. Она раз в неделю помогала Тетушке по дому, весело распевая за работой с утра до вечера. Минни напоминала мне яркий, лучезарный цветок, радостно улыбающийся солнечным лучам, но немедленно закрывающийся при первом приближении тени. С нашим чехлом она справлялась прекрасно, пока не дошла до угла. Я попросил ее в этом месте подвернуть ткань и прошить машинкой так, чтобы на каждый дюйм приходилось строго определенное количество швов. Но я имел дело не с простой швеей: во всем, что касалось шитья и фасонов, Минни на острове была непререкаемым авторитетом и имела свое представление о количестве швов на дюйм.
— Но, Минни, — уговаривал я ее, краем глаза уловив, что Роли вот-вот прыснет от смеха, — ты, конечно, непревзойденный мастер, но одно дело юбка, а совсем другое — обтяжка самолетного крыла.
— Нет, нет и нет! — Минни не уступала. Ей лучше знать, какими и сколько должно быть швов. Я воспользовался последним аргументом.
— Знаешь, в конце концов мне летать на этой штуке. Почему бы тебе не сделать так, как мне хочется, пусть это даже неправильно?
Минни надулась.
— Посмотрим, чего ты добился, — сказал Роли.