В рай дороги нет

Я сидел в баре на Западной авеню. Времени - около полуночи, а я - в своем обычном попутанном состоянии. То есть, знаете, когда ни черта не выходит: бабы, работы, нет работ, погода, собаки. Наконец, просто сидишь, как оглоушенный, и ждешь, будто смерти на автобусной остановке.

Так вот, сижу я так, и тут заходит эта с длинными каштановыми волосами, хорошим телом и грустными карими глазами. Я на нее не отреагировал. Я ее проигнорировал,

хотя она и села на табуретку рядом с моей, когда вокруг была дюжина свободных. Фактически, мы в баре были одни, не считая бармена. Она заказала сухое вино. Потом спросила, что пью я.

– Скотч с водой.

– Дайте ему скотча с водой, - велела она бармену.

Так, это уже необычно.

Она открыла сумочку, вытащила маленькую проволочную клетку, вынула из нее крошечных человечков и поставила на стойку бара. Все они были ростом дюйма в три, живые и одеты, как надо. Их было четверо, двое мужчин и две женщины.

– Сейчас такое делают, - сказала она, - они очень дорогие. Когда я их покупала они шли по 2,000 долларов штука. А сейчас стоят по 2,400. Я не знаю производственного процесса, но, наверное, это противозаконно.

Маленькие человечки ходили по стойке. Неожиданно один малютка влепил пощечину крошке-женщине.

– Сука, - сказал он, - с меня довольно!

– Нет, Джордж, как ты можешь?
– закричала та.
– Я люблю тебя! Я себя убью! Ты должен быть моим!

– Мне плевать, - ответил маленький парень, вытащил крохотную сигаретку и закурил.
– У меня есть право на жизнь.

– Если ты ее не хочешь, - сказал другой маленький парень, - то я ее возьму. Я ее люблю.

– Но я тебя не хочу, Марти. Я люблю Джорджа.

– Он же мерзавец, Анна, настоящий мерзавец!

– Я знаю, но я все равно его люблю.

Тут маленький мерзавец подошел и поцеловал другую маленькую женшину.

– У меня тут треугольник закрутился, - сказала дама, купившая мне выпить.
– Это Марти, Джордж, Анна и Рути. Джордж катится вниз, совсем опустился. Марти - вроде квадратный такой.

– А не грустно на все это смотреть? Э-э, как вас зовут?

– Даун. Ужасное имя. Но так матери иногда со своими детьми поступают.

– Я Хэнк. Но разве не грустно...

– Нет, смотреть на это не грустно. Мне с собственными любовниками не очень-то везло, ужасно не везло, на самом деле...

– Нам всем ужасно не везет.

– Наверняка. Как бы то ни было, я купила этих маленьких человечков и теперь наблюдаю за ними, это как по-настоящему, только без проблем всех этих. Но я ужасно распаляюсь, когда они начинают любовью заниматься. Тогда бывает трудно.

– А они сексуальные?

– Очень, очень сексуальные. Господи, как они меня разжигают!

– А почему вы их не заставите это сделать? Я имею в виду, прямо сейчас. Вместе и посмотрим.

– О, их нельзя заставить. Они сами должны.

– А они часто этим занимаются?

– Они довольно хороши. Четыре или пять раз в неделю.

Те гуляли по стойке.

– Послушай, - сказал Марти, - дай мне шанс. Ты только дай мне шанс, Анна.

– Нет, - ответила Анна, - моя любовь принадлежит Джорджу. И по-другому быть не может.

Джордж целовал тем временем Рути, обминая ей груди. Рути распалялась.

– Рути распаляется, - сообщил я Даун.

– Точно. В самом деле.

Я тоже распалялся. Я облапал Даун и поцеловал ее.

– Послушайте, - сказала она, - я не люблю, когда они занимаются любовью на людях. Я заберу их домой и там заставлю.

– Но тогда я не смогу посмотреть.

– Что ж, придется вам пойти со мной.

– Ладно, - ответил я, - пошли.

Я допил, и мы вышли вместе. Она несла маленьких людей в проволочной клетке. Мы сели к ней в машину и поставили людей на переднее сиденье между собой. Я посмотрел на Даун. Она в самом деле была молода и прекрасна. Нутро у нее, кажется, тоже хорошее. Как могла она облажаться с мужиками? Во всех этих вещах промахнуться так несложно. Четыре человечка стоили ей восемь штук. Только лишь для того, чтобы избежать отношений и не избегать отношений.

Дом ее стоял поблизости от гор, приятное местечко. Мы вышли из машины и подошли к двери. Я держал человечков в клетке, пока Даун открывала дверь.

– На прошлой неделе я слушала Рэнди Ньюмана в "Трубадуре". Правда, он великолепен?

– Правда.

Мы зашли в гостиную, и Даун извлекла человечков и поставила их на кофейный столик. Затем зашла на кухню, открыла холодильник и вытащила бутылку вина. Внесла два стакана.

– Простите меня, - сказала она, - но вы, кажется, слегка ненормальный. Їем вы занимаетесь?

– Я писатель.

– Вы и об этом напишете?

– Мне никогда не поверят, но напишу.

– Смотрите, - сказала Даун, - Джордж с Рути уже трусики снял. Он ей пистон ставит. Льда?

– Точно. Нет, льда не надо. Неразбавленное нормально.

– Не знаю, - промолвила Даун, - но когда я смотрю на них, то точно распаляюсь. Может, потому что они такие маленькие. Это меня и разогревает.

– Я понимаю, о чем вы.

– Смотрите, Джордж на нее ложится.

– В самом деле, а?

– Только посмотрите на них!

– Боже всемогущий!

Я схватил Даун. Мы стояли и целовались. Пока мы целовались, ее глаза метались с меня на них и обратно.

Малютка Марти и малютка Анна тоже наблюдали.

– Смотри, - сказал Марти, - они сейчас это сделают. Мы тоже можем попробовать. Даже большие люди сейчас это сделают. Посмотри на них!

– Вы слышали?
– спросил я Даун.
– Они сказали, что мы сейчас это сделаем. Это правда?

– Надеюсь, что да, - ответила Даун.