В раю не плачут [СИ]
Шрифт:
— Вот… — начала было говорить я, указывая рукой, и в этот момент до моих ушей донеслись слова оживленного разговора. К сожалению, Вилли, побуждаемый моим жестом, ускорил шаг, и мы оказались прямо перед скамейкой. Да, не была пуста, и хотя фонарь еле светил, я сразу увидела на ней Артура. Мой ангел сидел рука об руку с незнакомой мне девушкой. Как только заметили нас, прервали разговор и немного повернули головы. Но я не смогла _ее_ рассмотреть, потому что Вилли потащил меня дальше по дорожке.
Шла за ним, как автомат, и только через пару минут сообразила, как все произошло.
— Твоя скамейка занята, —
— Ты потащил меня, как на буксире, — машинально пожаловалась я в то время, как большая часть моих серых клеточек занималась спутницей Артура.
— И что было делать? Там ворковала какая-то парочка, а ты уставилась на них. Если бы не я, начали бы возмущаться.
— А… да… что делать, пошли назад.
Мы шли к гостинице, говорили ни о чем, а я напряженно вспоминала те пару взглядов, что бросила на них в упор. Кто эта девушка? Что она делает с моим ангелом наедине?! С моим… Они сидели, склонив друг к другу головы. Как мы вчера… Я вздохнула и стиснула зубы. Ну и ну! Сначала показал мне это уединенное место, а на следующий же вечер привел туда еще одну желающую спокойствия и тишины. Возможно приводит туда каждую свою потенциальную добычу…
О чем они так живо беседовали? Их разговор ничем не напоминал нашу с Артуром вчерашнюю нервную перепалку.
7
Конечно же, чтобы окончательно меня добить, у моего босоножка оторвался ремешок. Пришлось разуться, но на гладкой дорожке и подметенной аллее я то и дело наступала на что-то острое или шевелящееся и с визгом отскакивала. Так что когда мы приплелись в гостиницу, было уже далеко за два часа.
На пороге номера меня встретил укоризненный взгляд мамы и сердитое папино лицо. Не пытаясь что-то объяснить, я дотащилась до кресла и упала в него с искренним облегчением. Поднять меня оттуда мог только решительный приказ Артура… но он остался там, у моря, с этой… с этой…
— Уже почти три часа, — ледяным тоном сказала мама.
— У меня порвался босоножек, — сказала я чтобы что-то сказать. — И Вилли довел меня почти до самых дверей.
— Ему спасибо, но ты разве думала о нас? — голос мамы сорвался на истерические нотки. — Почему не позвонила?
— Я забыла телефон здесь.
Конечно, до телефона ли мне было, когда на пороге вырос мой ангел с дьявольски смущенным видом!
— Это мы уже обнаружили, когда начали тебе звонить, — сказал отец и развел руками. — Как дитя малое, тебя нужно во всем контролировать! Даже не знаю, можно ли отпустить тебя на рифы?
Тупо, без тени угрызений совести я смотрела на рассерженных родителей. У меня не осталось никаких чувств. Ни одного…
— До конца лета не пойдешь ни на одну дискотеку.
Как будто они мне теперь нужны!
Я возвращалась мыслями к началу нашего знакомства. Семь дней знакомства — и мир вверх дном. А я ведь всего два месяца назад клялась себе любить с умом, не собиралась больше страдать из-за чьей-то неверности. Я думала быть сильной и уверенной в себе. Держать в узде это проклятое чувство!
А ведь оно должно быть чем-то великолепным. Прекрасным. Окрылять, как пишут поэты.
Бред и чепуха!
Любовь — это минутный привет от счастья.
Это наркотик, который лишает нас рассудка. А когда одурение проходит, остается выгоревшее кострище с углями от чувств и желаний.
Но как ни странно, после всех переживаний я спала, как убитая. А утром все началось заново. Не хотелось идти на завтрак. Честное слово, осталась бы в постели до конца отдыха. Ни с кем не разговаривать… никого не видеть, а тем более, Артура… Но я была не одна, и капризничать мне не дали.
Родители, все еще пылавшие праведным негодованием, дали мне понять, что не потерпят новых капризов. Мы идем завтракать, а затем в бассейн. Сердце мое ухнуло в пятки. Встречу его! Я его встречу… Его, презирающего меня.
Уныло чистила зубы и была уверена, что худшего утра у меня не было. Эта девушка…
Я вздрогнула. Тогда, на скамейке, когда он не хотел отпустить меня, произносил: "Нет, поговорим". Быть может, он хотел рассказать об этой своей девушке? Хотел извиниться? Многое между нами осталось недосказанным. И, чего тут скрывать, мне так и не удалось его понять.
Когда я вышла из ванной, на лицах уже готовых к выходу родителей было написано: "Ты там заснула?" Было бы неплохо. Впасть в летаргический сон и проснуться уже дома.
Не глядя, я натянула на себя что попалось под руку и пошла за ними. Уже в лифте подумала о креме и купальнике. Но вряд ли мама их забыла. Придется поесть — яичница, ветчина, тосты, джем, кофе — и плестись на пляж. А в любое мгновение в пределах видимости может оказаться Артур или даже подойти к нам с разговором… Да вот же он! Сидит за одним из столиков! В животе у меня словно застыл ледяной комок, я знала, что не смогу проглотить ни одного куска, но понимала также, что родители будут заставлять меня есть.
К счастью, кто-то заговорил с мамой, отец тоже обернулся, и я, как заяц, стремглав кинулась наутек. Мне было все равно, что подумают люди.
Солнце пекло немилосердно, хотя была только половина десятого, сухой воздух, казалось, царапал горло. С огромным удовольствием я устроилась бы где-нибудь в прохладном помещении, а не пеклась на отвратительном пляже. Но ведь таких помещений масса!
Я завернула за угол и вошла в небольшой холл, что-то вроде зимнего сада с множеством растений в кадках. Но здесь было не парко, а веяло приятным ветерком от кондиционеров, спрятанных где-то наверху. Вдоль одной из стен шла большая витрина с изделиями народных промыслов, куклами в национальных костюмах и альбомами фотографий. Витрина заканчивалась небольшим прилавком. Вдоль двух других стен стояли невысокие диванчики мс приставленными к ним столиками. Молодая пара сидела в углу, держа в руках стаканы с напитком. Больше никого не было видно.
Я села на диванчик и принялась машинально перебирать буклеты, разложенные на столе. Чувствовала себя невероятно одинокой. Не было у меня сейчас никого близкого. Ольга далеко. Родители в гневе. Любимый… у любимого другая.
Мне предложили что-нибудь выпить. Я отрицательно покачала головой. Может быть, мороженое? Нет. На столик все же поставили высокий стакан с местной минеральной водой и тарелку с тремя персиками. И оставили меня в покое.
Тишина. Такая милая, сонная тишина. Только тихий шум кондиционера, приглушенное бормотание голосов. Наконец-то могла подумать спокойно и свободно. Никто не мешал, не обвинял, не спрашивал, не пробовал утешать.